Марина о чем-то напряженно думала, хмурилась, словно споря с самой собой. Потом сняла с головы платок, откинулась назад, закрыла глаза.
Волосы Марины, заплетенные в косу, но упрямо выбивающиеся из нее, были рыжевато-пепельные, изрядно поседевшие. Только сейчас Агния стала узнавать в своей спутнице прежнюю Марину. Эти островки солнца, запутавшиеся в прядях… Лицо у Марины было довольно моложавым, без морщин. Кожа лица – чуть красноватая, тонкая, сухая, веснушки на переносице. И брови, брови сильно выделялись!
– Что смотришь? – не открывая глаз, спросила Марина.
– Ты похожа на Мишель Мерсье.
– На кого? – Марина в изумлении открыла глаза, подалась вперед.
– На Мишель Мерсье. Помнишь старые фильмы об Анжелике, маркизе ангелов?
– Помню. Эдька как-то раз меня назвал Анжеликой… – хохотнула Марина. – Но это когда было… Сейчас уж ничего от Анжелики во мне не осталось.
– Если бы ты покрасила волосы и…
– Ой, вот не надо! Делать мне нечего. Зачем? – рассердилась Марина. – Опять мужикам голову морочить? А зачем мне эти мужики, эта любовь? Одни страдания! Я вот тебе честно скажу – если б не сбежала тогда, может, действительно руки бы на себя наложила! Он же не любил меня, совсем не любил! – произнесла она так страстно, так недобро, что у Агнии мурашки по спине побежали.
– Орехов?
– Да. Я ведь год по нему сохла. А он – хоть бы хны. Потом снизошел, но сказал честно, что не любит, что у него другая… и не одна даже… Ты хоть понимаешь, что счастья – нет? – сведя брови, грозно спросила Марина. – Все суета и обман! Ни одна любовная история не закончилась хорошо! Все предают, изменяют, лгут… Не хочу!
Агния завороженно кивнула. Марина сейчас слово в слово повторяла ее, Агнии, слова.
– Хочу покоя. Хочу, чтобы сердце не болело. В согласии с собой жить, чтобы мысли в голове были чистые, светлые… – страстно продолжила Марина. – Тетку повидаю, Гришке скажу – «не журись ты из-за меня»… И обратно вернусь, в Оскольино! – Марина перевела дыхание. – Я перед отъездом – тогда, восемнадцать лет назад, с одной женщиной говорила. Тоже из нашего дома. Может, видела ее – из второго подъезда? Жена одного мужика – то ли адвоката, то ли юриста… Красавец дядька, и гулена тот еще!
Агния вздрогнула.
– Может быть, нотариуса? – дрожащим голосом спросила она.
– А может, и нотариуса. Я уж не помню. Короче – я во дворе сидела, на качелях, чуть не плакала – так тошно было… Гришку не люблю, а Эдик – меня не любит. Как жить-то, думаю?.. И тут она, эта женщина, тоже во двор вышла. На ней лица не было. Спрашиваю – плохо вам? А она мне – плохо, меня муж бросил, к другой ушел. Говорит – жить ей не хочется, хоть вешайся… Я тогда подумала – точно, нет счастья. Нет!
– А что еще та женщина сказала? – дрожащим голосом спросила Агния.
– Что? А я и не помню. Твердила как заведенная, что муж ее бросил. О том, как ей плохо, плохо, плохо… Ну, я после этого домой вернулась, написала записку, вещей не брала почти, и – вон из Москвы.
* * *
Агния с Мариной оказались у дома в начале третьего. От вокзала Марина шла по улицам, оглядываясь со странным выражением – смесью удивления и восхищения, а когда увидела знакомые места – даже споткнулась, едва не упав на ровном месте.
– Вот… Уж не гадала, что еще раз здесь окажусь!
У дома, со стороны улицы, стояла небольшая толпа жильцов. Люди что-то страстно обсуждали. А в арке возились рабочие – ставили железные ворота, от сварочных аппаратов летели снопами искры.
– Что это? – ошарашенно спросила Марина.
– Ворота делают. Чтобы чужие во двор свои машины не ставили…
Марина с Агнией прислушались, что говорят в толпе:
– …да вы не понимаете, теперь у нас свободней станет, чужие перестанут ходить! Видели, видели – весь двор загадили!
– Так это свои гадят, не чужие! Ставьте ворота, не ставьте – все равно бардак будет! Зато свои теперь не пройдут.
– Как не пройдут? Ключи же выдадут!
– Ага, ключик – по тыще рублей! Откуда у меня такие деньги?!
– Это для автовладельцев удобно, для молодых и здоровых! А к моей бабушке врач каждый день ходит – как он теперь пройдет? Это что же, бабке каждый раз из дома выскакивать, ворота отпирать? Зачем ставят эти дурацкие ворота, если их нельзя открыть прямо из квартиры… Как домофон, например! Позвонили – человек, не выходя из квартиры, нажал кнопочку – открыл дверь внизу… А это что, ваши новые ворота? Бред! Я по Интернету вещи заказываю, продукты… Доставка не пройдет ко мне!
– Зато живы-здоровы будете! Ни один бандит не проникнет во двор.
– Да! Как же! Уж бандиты куда угодно проникнут, а свои не пройдут, точно…
– Я вам как врач «Скорой помощи» говорю – мешают ворота, – раздался знакомый голос.
«Гриша!» – обрадовалась Агния.
– Эта морока – для врачей, для пожарных… Сразу в дом не попадешь! А когда надо спасти человека, счет идет на секунды!
– Гриша… – прошептала и Марина – узнала.
– Идем к нему?
– Да нет, погоди… Во двор зайдем еще, ладно? – Марина потянула за собой Агнию. – Никого не узнала – только Гришку. Наверное, много новых жильцов.
Сзади продолжали доноситься возбужденные голоса:
– …зачем, зачем такие хреновые ворота ставят, не понимаю! И денег содрали столько… Не имеете права!
– А не нравится – уезжайте! Продавайте квартиру и катитесь к чертовой матери!
– Денег много содрали, а толку мало!
– Много?! Да, а вы знаете, чтобы ворота с переговорным устройством сделать, еще лишних пятьсот тысяч надо выложить?
– Вот пусть Морозов и выкладывает, он богатый!
– Он богатый, но за копейку удавится… Будет он за других платить!
– Погодите, сейчас Орехов еще придет… Они с Морозовым спелись! Откуда у Орехова тачка такая крутая, а?! Взятки берет! Оборотень в погонах!.. Народный гараж еще во дворе грозятся сделать! Жулики! За свои машины дрожат! Чтоб они все поразбивались на машинах этих!
…Агния с Мариной с трудом протиснулись во двор через арку, мимо рабочих со сварочными аппаратами, никто из толпы их не заметил – все были слишком поглощены обсуждением нововведений.
Марина слегка дрожала.
– Ох ты, не узнаю… Все другое… Нет, двор тот же! – Марина поднялась по ступенькам. Она вертела во все стороны головой, глядела вокруг с тревогой и волнением. – Сирень! Сирень хоть не вырубили… Скоро зацветет. Весна в этом году какая ранняя…
Агния молчала. Она переживала за Марину, думала о Григории, Орехове… О том, что отец, может быть, сейчас дома.
Марина села на качели.
– Вот и прошло восемнадцать лет…
В этот момент из арки в освещенный солнцем двор выскочил Григорий. Прижав ко лбу ладонь, вгляделся против солнца, крикнул: