стирать память, но только в части отношений. Можно было бы всех семейных психологов без работы оставить. Потому что это просто волшебно!
– Да вы просто посвежели там, в будущем, от генной инженерии, вот у вас и бушует вторая молодость, – рассмеялся Платон.
Он чувствовал себя невероятно спокойно, просто сидя и болтая с этим бритоголовым мужчиной, грея руки о калебас. С легкостью подхватывал любые идеи, подыгрывая безудержной фантазии гостя, пребывая в каком-то состоянии потока. Странным было вот так пригревать бомжа, да еще и терять из-за него жилье. Но Саныч подкупал интересным общением и живым умом. Платон ни с кем в жизни так душевно не беседовал, разве что с дядей Олегом. Несколько раз за эти дни Саныч жаловался на головную боль. Он активно опустошал имеющуюся в квартире аптечку, принимая сосудорасширяющие, болеутоляющие и аспирин. Иногда во сне он тихонько плакал. И это трогало Платона. Наконец, пришельца нельзя было отпускать от себя до тех пор, пока не отлажен сбой в Каиссе.
– Я с тобой ловлю состояние потока какое-то, – сказал Саныч. – Это ты – моя вторая молодость. Поэтому я и хотел бы тебя забрать с собой. Тут win-win: у тебя есть энергия, амбиции и интеллект, у меня – тоже интеллект, а еще связи и опыт. Буду честен: я прожил жизнь не самым оптимальным образом. Что-то всегда делал не так. С тобой я чувствую в себе силы это исправить. А ты мог бы избежать подобной ямы. Ведь без меня ты никогда не узнаешь, как не надо делать.
– Даже если я соглашусь… С чего вы решили, что мы просто перенесемся в будущее? Вдруг, например, я постарею? Или какой-то коллапс произойдет, временной феномен с катастрофическими последствиями?
– Я думал об этом. Мне кажется, теория струн вполне себя оправдывает в нашем случае. У меня гипотеза, что я не совсем из будущего сюда попал, а, скорее, из параллельного измерения. Так что и обратно мы прыгнули бы, переместившись в пространстве, но не во времени.
– Только неясно, как это сделать…
– Ну сюда я просто пришел через аномальную зону. Грубо говоря, переночевал в волшебном кургане. Надо еще раз попробовать. Я уже во все готов поверить.
– В каком кургане?
– В Сандовском треугольнике, недалеко от Соболин.
– Невозможно: в районе Соболин все курганы разрыли пять лет назад и настроили там военных баз. В этом районе только несколько сел и община Первой Обители. И еще какая-то тюрьма. Там повсюду блокпосты. Не знаю, как вы вообще там ходили!
– Значит, надо что-то придумать. Мне тут оставаться нельзя. Жить мне тут негде, по Клэр скучаю неимоверно, чипа нет у меня – будут проблемы.
– Давайте вы только побудете со мной еще немного? Мне нужно с вами приехать в Бюро, на Котлин, и со своим чипом разобраться. Без вас не справлюсь – мне нужна персона, на которой программа сбоит. А потом я сразу передам вам все наработки по Маркетинговому Шлюзу Данных!
– Хорошо, без проблем. Заодно посмотрю, как там Бюро.
– Да и выбора у вас нет, если вы по щелчку пальцев не перемещаетесь сквозь пространство. Просто так ходить и искать проходы между мирами у вас не получится без чипа. Так что, пожалуйста, держитесь меня.
– Я же сказал – хорошо!
– Спасибо. Я сейчас пойду и раздобуду продуктов. Потом надо будет зайти в МВД. Мне должны нацепить браслет с временной микросхемой по заявлению Резника. А еще я разузнаю – только надо как-то аккуратно, – что с вашим чипом, точнее его отсутствием, делать. Вы ведь не обительский и на свободе только потому, что система путает нас с вами.
– Но потом ты поможешь мне с поиском обратного пути?
– Помогу! Обещаю. Возьму отгул, и мы поищем аномальные зоны, покопаемся в Интернете, устроим брейншторм. А пока посидите тут. Никому не открывайте. Про эту квартиру никто не знает – беспокоить не будут.
В дверь позвонили.
Потом начали стучать.
Матвей.
13 августа 2035, понедельник, утро
Тревога – разрыв, напряжение между «сейчас» и «тогда». Неспособность людей принять это напряжение заставляет их планировать, репетировать, пытаться обеспечить свое будущее.
Фредерик Перлз, немецкий психиатр, основоположник гештальт-терапии
В понедельник Матвей проснулся уже уставшим. И по мере пробуждения, сопровождающегося клокотанием капельной кофеварки и жужжанием зубной щетки, одну за другой обнаруживал неприятные для себя вещи.
У него была разбита голова у виска – он, помнится, упал и стукнулся о туалетный столик. Собственно, на этом моменте воскресенье заканчивалось одной большой черной дырой в памяти. Которую он никак не мог заполнить. Матвей даже воспроизвел запись с домашнего видеонаблюдения. Но она из-за технического сбоя прерывалась аккурат на моменте падения и возобновлялась только глубокой ночью.
Ожог на ноге воспалился и болел. Пришлось как следует обработать его антисептиком и перевязать. Полегчало. Горсть антидепрессантов и обезболивающих. Полегчало еще. Три чашки подряд крепкого кофе. Жизнь начинала возвращаться, а с ней – и обрывочные воспоминания, выстраивающиеся в голове, как кадры в любимых комиксах.
Он вспомнил про падение рейтинга.
Потом – про события вчерашнего дня, вплоть до ссоры с Настей.
Невесты дома не было. Но ее вещи были на месте. Его – тоже.
Возможно, еще не все потеряно?
Матвей взял телефон, чтобы позвонить Насте. Вспомнил, что связь заблокирована из-за низкого рейтинга. Зато на входящие она работала: с утра было несколько пропущенных звонков из Редакции, два из них – от Лехи.
Телефон зазвонил прямо в руках. Макмэн.
– Привет. У меня не так много времени, поэтому в крупную клетку: какого черта творится с твоим рейтингом? – Голос отца заглушался редакционным шумом.
– Долгая история. Я это… кажется, с Настей расстался.
– Прискорбная новость. У меня для тебя еще одна – ты уволен. Ферштейн?
– Я догадался. – Матвей пытался унять дрожь в голосе.
– И что с этим намерен делать? Есть план?
– Нет. – У Карпова не было не то что плана, но даже мыслей в голове.
– Почему я не удивлен? Ладно. Есть у меня для тебя выход один. Слушаешь, да?
– Да.
– Со следующей недели беру тебя на работу оппозиционером.
Матвей прошел на кухню, положил телефон на стойку и включил громкую связь.
– Короче, мне не все равно на твой статус. Но раз уж ты его потерял, мы это сможем подать под правильным углом, – гремела трубка. – Это не телефонный разговор, приходи в Редакцию.
– Я никуда не хочу идти. Какой еще оппозиционер?
– Ладно, слушай. Тут в начале года темка одна появилась. Когда проводили Генеральную Ликвидацию,