видом, когда она падала поперёк кровати, раздутая и страдающая от боли из-за месячного цикла, стонала, что распухла до размеров мамонта, пока он растирал её сведённую судорогой спину, обещая, что она «самый красивый мамонт в тундре». Но это было не совсем одно и то же.
Если он и чувствовал что-то всерьёз — что-то большее, чем их любовь как боевых товарищей, что-то другое, что-то страстное — он никогда этого не говорил. И если он этого не сделал до сих пор, то, скорее всего, никогда не сделает.
Но это не помешало ей идти, слегка покачивая бёдрами в такт шагу. И это не помешало ему задержать дыхание так надолго, что ей пришлось оглянуться и убедиться, что он всё ещё жив.
ГЛАВА 26
ЭЛИАС
Эта женщина, проклятая самой Мортем, отправит Элиаса в Инферу, и он будет краснеть весь проклятый богами путь туда.
Он не мог смотреть на неё всю обратную дорогу. Он не мог перестать разглядывать её всю обратную дорогу. Он не мог ни дышать, ни думать, ни даже моргать.
Это был уже не первый раз, когда он видел её в чём-то откровенном; казармы и поля сражений не допускали особой скромности. Но, боги, сейчас всё было иначе. Нижнее белье в Никсе было толще и длиннее, прикрывало больше кожи, чем этот ансамбль. Слава богам, сейчас она была в своей ванной комнате, смывала воду из этого странного бассейна и пела во всю глотку. Причем жутко плохо, мог бы он добавить.
И, боги, он испытал такое облегчение от того, что она была жива, что у него болели уши, и он чуть снова не заплакал.
Он потёр затылок, повертев головой из стороны в сторону, пытаясь расслабить мышцы. Это была его первая смена в составе гарнизона Атласа и первый шпионаж в пользу Никса во дворце.
Было бы лучше, умнее остаться на своём посту в первую ночь. Но Сорен дала ему ровно десять минут, чтобы попытаться взять себя в руки в коридоре, вдохнуть хладнокровие и выдохнуть всё, что с ним было не так, прежде чем она высунула голову и спросила, собирается ли он обижаться и пыхтеть там всю ночь.
Нет, что он планировал сделать, так это спросить её, какого черта она прыгала в почти четырёхметровую глубину с одним из принцев Атласа, когда знала, что не умеет плавать. Он планировал сказать ей, что в этой уловке она заходит слишком далеко для своего благополучия или благополучия его и без того измотанных нервов.
Он сел на край её кровати и скривил лицо, оглядев комнату размером почти с весь его дом в Никсе. Всё для одного человека, одного ребёнка, не меньше, в то время как его семья из восьми человек жила практически друг на друге, взгромоздившись на нарах и в общих углах, его пятеро младших братьев и сестёр и один старший в результате не имели понятия о личном пространстве.
«Разница между царством богатства и царством щедрости», — предположил он. Энна многое отдала, чтобы никто из её граждан не остался без помощи, особенно в холодные месяцы. И в Никсе было обычным делом видеть, как сосед отдаёт соседу, все поддерживают друг друга, чтобы убедиться, что все они доживут до следующего тёплого сезона без ухудшения состояния. Существовало чувство взаимной ответственности, товарищества, люди никогда не отказывались помогать людям, которые в этом нуждались.
Здесь же они дали ребёнку комнату, утопающую в расточительстве.
Тем не менее, он не был удивлен, что Сорен наслаждалась этим. Она всегда западала на блестящие вещи, с самой первой их встречи — задолго до того, как они оба стали солдатами, и когда она знала его всего лишь как сына кузнеца, которого часто нанимала её мать, шестнадцатилетнего и застенчивого, как испуганный кролик.
Конечно, он слышал о ней. Все слышали. Подопечная королевы, которая должна была со дня на день отправиться на поле боя. Но она не выглядела как воин, когда он впервые встретил её на Зимней ярмарке, как раз перед тем, как он поступил в казармы.
С неба мягко падал снег, оседая на волосах Элиаса и замораживая кончик носа, пока он помогал матери расставлять их товары. Железо было таким холодным, что приходилось надевать перчатки, чтобы пальцы из-за пота не примерзали к металлу, но ему это нравилось. Он провёл в кузнице всё утро; снег был долгожданной передышкой.
Следующая встреча, однако, была не такой.
Сорен и старшая принцесса ссорились, как обычные сёстры, пока ныряли в веселую толпу, каждый резкий комментарий был на грани смеха. Ивонн была одета в строгое чёрное платье с серебряным орнаментом, чего все и ожидают от принцессы Никса, но Сорен, очевидно, носила всё, что ей нравилось, потому что ярко-золотое платье и сверкающий плащ выделяли её как белую ворону в море никсианской черноты.
Её волосы гармонировали не лучше, пылающие подобно солнечному огню, и усыпанные кусочками хрусталя. Её бледная кожа блестела от какого-то косметического средства, как будто кто-то провёл по её скулам пальцами, посыпанными золотом, а губы были красными, как кровь.
Элиас любил её с того момента, как увидел, и до того момента, как она открыла рот.
— Что это должно быть?
Она смотрела на его товары с недоверием, как будто не могла поверить, что они могут стоить внимания Ивонн. Избалованная, откровенная принцесса. Элиас, очевидно, выглядел оскорблённым её тоном, потому что она посмотрела на него тем взглядом, который, как он теперь знал, она приберегала для самых отъявленных идиотов.
— На что ты хмуришься?
Элиасу с трудом удалось сдержать язык за зубами.
— Простите, миледи?
Сорен моргнула, улыбнулась и обнажила зубы, как снежный барс — первый проблеск опасности, который он увидел в ней.
— О, миледи. Мне это нравится. Вонни, ты это слышала? Он назвал меня миледи.
Ивонн только нетерпеливо махнула в её сторону, так что внимание Сорен вернулось к нему. Она наклонилась ближе, и её улыбка стала насмешливой.
— У тебя что-то на щеке, сталь-вместо-мозгов.
Элиас с пылающим лицом быстро потёр то место, на которое она смотрела, но его пальцы остались чистыми. Сорен только усмехнулась, крошечная жестокая улыбка, которая говорила о том, что он был слишком доверчив.
Элиас не имел особой привычки ненавидеть членов королевской семьи, но она испытывала его решимость.
— Я хочу это, — внезапно заявила она, указывая подбородком на что-то позади него. — Дай мне посмотреть.
Элиас моргнул, глядя на неё, на его лице медленно появилась безмятежная улыбка. Отражение, похожее на то, которое