я и говорил. Давайте, я вас в город отправлю, добираться долго. Кстати, насчет Машиного будущего, если вы так переживаете… Игнат у нас кавалер не бедный, местный коттедж на него записан, и если задумает перебраться с семьей в город, будет выделена служебная квартира в хорошем районе. Также пенсия Игнату назначена солидная, как участнику боевых действий.
– И где ж это ты у нас воевал? – сквозь зубы процедил Вадим.
– Пойдемте к машине, молодой человек! – выкрикнул Коротков, подхватывая Вадима под руку, – чуть ли не силой потащил за собой к джипу.
– В сорок первом под Вязьмой… всего два боя, потом окружение и плен, – тихо ответил Брок, но его расслышала только Маша.
* * *
Следующий день принес хорошие известия. Доктор Лиза подтвердила, что Машин малыш чуточку подрос и его сердцебиение отлично прослушивается, хотя и является несколько разряженным. Главное, у ребят появилась надежда на лучший исход, а с надеждой гораздо веселее просыпаться по утрам.
Жизнь Русановых наконец вошла в спокойное русло. И постепенно эта пара оказалась центром всего уклада размеренной деятельности «Северного».
Вечерами в их доме собирались гости: Брис с Лизой и Хати, изредка ненадолго заходил Влад Белоногов, забегал поздороваться вечно занятой Коротков, как-то даже появилась Ольга – принесла букет луговых цветов, вызвалась напечь блинчиков с начинкой. Потом откровенничала, не скрывая волнения в голосе:
– Можно буду иногда заходить? У меня никогда не было семьи, я замужем за работой. Сейчас с возрастом тянет к домашнему очагу погреться. А с вами тепло.
Брок с некоторым удивлением замечал, что присутствие чужих людей уже не столь раздражает его, как прежде, а наоборот, вызывает интерес. К тому же он видел, что общение с другими обитателями «Северного» благотворно влияет на Машу.
Ради ее хорошего настроения он готов был терпеть даже непоседливого Волка, а тот воистину стал душой компании, а с Машей держался подчеркнуто дружелюбно и уважительно, называл «сестричкой», что позволило Броку несколько ослабить контроль.
Отношения Лизы и Бриса тоже складывались удачно. Уже не для кого не было секретом, что Барс почти переселился в ее коттедж через неделю после первого общего вечера у костра. Лиза порой делилась с Машей нюансами их общения.
– Смотрит на меня и молчит. И я молчу. Мне спокойно. И хорошо бывает от одной мысли, что он рядом, больше ничего не нужно. Гуляем у озера, просит разрешения взять меня за руку. Иногда мне кажется, что в нем есть дворянская кровь, откуда бы взяться аристократическим замашкам? И даже грубость в нем какая-то барская проявляется. Маш, я всерьез верю, что предки его держали крепостных крестьян и свору борзых. Пробовала о родных спрашивать, он презрительно морщится, отвечает, что никого не осталось. А сам кулаки сжимает. Начинаю какие-то мировые новости передавать, тоже сердится, сопит угрюмо, иногда шепотом начинает ругаться, что-то вроде "свиньи"… "предатели"… "подлецы".
– Приспичило же вам политику обсуждать! Я вообще стараюсь не касаться этой скользкой темы с Игнатом, можем к согласию не прийти, он любит поспорить. А Брис делает тебе комплименты? – допытывалась Маша. – Вы хотя бы целовались?
– Тянет к нему, несмотря на угрюмый вид. Я сначала боялась привыкнуть, – уклончиво отвечала Лиза, – а потом решила, пусть все идет своим чередом. У Бриса сложный характер. Он себе на уме, скрытный. Из той породы, что любят и ненавидят до последней капли терпения или крови. Но я уже ничего не боюсь. Сколько можно…
В первый день ноября, когда лесной поселок щедро засыпало снегом, между Лизой и Брисом случилась серьезная размолвка. А началось все с безобидной на первой взгляд оговорки, когда обнимая Лизу, он снова тихо произнес чужое холодное имя, похожее на лязганье друг о друга острозаточенных клинков.
В этот раз Лиза не стала делать вид, что ей послышалось, а прямо спросила:
– Кто была тебе та женщина? Забыть не можешь, мучаешься. Я хочу помочь, скажи как именно.
– Эльзу я ненавидел. Хотел убить, но мне помешали, только об этом и приходиться сожалеть. А еще ненавижу себя, что так просто ей поддался, поверил…
– Ох, Господи! А в чем я виновата? Внешнее сходство и только. Теперь всегда буду тебе служить болезненной ассоциацией. Иногда кажется, что ты специально свои раны бередишь, чтобы себя наказать. Давай в прошлом оставим горе, попробуем дальше жить.
– Ты сама в это веришь?
Брис встряхивал в руке бутылек с таблетками, сосредоточенно прислушиваясь к их слабому шелесту. У Лизы недавно болело горло, поднималась температура, до сих пор сохранялись в голосе хриплые нотки.
– Почему же нет? Кхм…
– Тогда перестань думать о своем бывшем! Я тебя целую, а ты виновато прячешь глаза, не позволяешь трогать тебя днем, только ночью, под одеялом. Разве мы воры с тобой? Зачем прятаться?
– Брис, ну, это же неправда. Мне хорошо с тобой.
– А порой смотришь в окно так, будто дай крылья – полетишь отсюда к прежней любви. Я уже научился тебя без слов понимать. Когда с Машей все устроится, ты отсюда сбежишь? Мне надо твердо знать, Лиза.
– Честно, я не загадываю дальше недели. Мне так проще. В любом случае, к Руслану я не вернусь, – он сделал мне очень больно. У нас все закончилось, едва он женился по расчету, желая соблюсти заветы предков. Или свою ненасытную похоть удовлетворить. Неважно, что и как… я многое поняла потом, у нас все равно бы не получилось нормальной семьи. Слишком разные взгляды на самые обычные вещи.
– Тогда попробуй понять и меня. Эльза тоже причинила мне боль. Ты видела шрамы на моем теле, никогда не спрашивала о них, но ты к ним прикасалась. Душа тоже изранена.
– Я знаю, я тебя чувствую… Но прошлое не должно нам мешать.
– Нельзя запросто вычеркнуть все, что было. Это часть нашей личной истории, оно всегда будет сидеть в нас, как уродливые рубцы.
– Значит, я всегда останусь для тебя отражением Эльзы – злобной сучки-надсмотрщицы, которую ты хотел… да, хотел! Убить уже после, а сначала…
Лиза рассержено взмахнула руками, и вдруг заметила, как лицо Бриса мгновенно превратилось в бледную маску с кривящимся ртом.
– Хватит! Не стоило затевать разговор. Я не считаю, что нам нужно отказаться от своего прошлого. Это невозможно. Прошлое нужно принять, и я давно это сделал. В отличие от Брока я горжусь своей звериной сутью, а не испытываю стыд. Я признаю в себе зверя и восхищаюсь им. Он делает меня сильным и быстрым. Он помог мне выжить, когда по всем правилам я должен был сдохнуть среди крови