Может, потому и миновало меня древнее проклятие, сгубившее неведомой египетской чахоткой других грабителей пирамид?
Да, я такую красоту вижу редко, значит, не поэт.
— Эй, морячок! — крикнул кучер. — Глянь, летун над нами!
Я поморщился, его голос рвал очарование, грубо, словно ржавая пила, нарезающая дрова из алтаря заброшенного храма…
— Вижу…
Планёр вдруг дернулся, и за ним потянулась дымная полоса.
— Храни, Искупитель… — испуганно пробормотал возница. — Эй, моряк, чего он горит?
— Нет, не горит, летун толкач включил… торопится или восходящий поток ищет.
Кучер замолчал. Не обиженно, а скорее, с уважением. Видно, счел, что морячок толковый, раз в планёрах разбирается.
Прощальная красота осеннего неба ушла. Вернулась тряска, стук копыт, холодный ветер, уносящийся вдаль планёр. Я закрыл глаза.
Когда дилижанс покатил по лионской мостовой, тряска стала совсем невыносимой. Я вынырнул из дремы.
Дилижанс вкатился под исполинский козырек из стекла и дерева — конная станция здесь была новая, огромная, одним видом внушающая путникам уважение. Вспомнилось сразу, что совсем рядом была пивная, где подают прекрасные жареные колбаски с легким светлым пивом.
— Выходите, господа, — говорил внизу добрый кучер. — Прошу прощения, если растряс, тут дорога совсем разбита, безобразие…
— Ничего, — отозвался кто-то из пассажиров. — Не суетись.
Приятно звякнули монеты — возница получил чаевые.
— Благодарю, буду рад вас возить снова… — судя по его тону, чаевые были хорошие.
— Не приведи Искупитель, — мрачно ответил пассажир. — Люко!
Голос казался знакомым. Я даже поморщился, пытаясь вспомнить.
— Слушаю, капитан.
А этот голос тоже знаком. Тот пассажир, что в окно выглядывал, когда я подсел…
— Ты говорил, что знаешь хорошую гостиницу? Пока не приму ванну, я не в состоянии думать.
— Конечно…
Голоса удалялись — пассажиры уходили. Теперь полезли еще какие-то люди — явно ехавшие во втором классе, впрочем, на дороге, где нет крутых подъемов, и не приходится толкать дилижанс, разница эта невелика. Я привстал, заглянул через низенькую ограду крыши. Какие-то купцы с портфелями, два молодых чиновника, мгновенно сунувших в зубы сигары, пышно и безвкусно одетая дама с хорошенькой юной компаньонкой… А где те двое, что вышли первыми и, несмотря на недовольство дорогой, дали хорошие чаевые?
Вон они, идут к зданию вокзала, и неудивительно, что назойливые нищие стараются исчезнуть с их пути. Оба одеты в форму Стражи. Люко, тот, что выглядывал, к счастью, мне незнаком. А рядом с ним — офицер Арнольд, с которым мы так славно разминулись в ресторане «Давид и Голиаф». Белая повязка через лоб — эх, повезло ему.
Ладони вспотели. Я скорчился, будто нашкодивший ребенок, опустил голову, краем глаза наблюдая за стражниками.
Это что получается — я у них над головой ехал? Еще и говорил в полный голос? Кого мне за спасение благодарить — Бога, крепкий сон Арнольда или скрипучие колеса дилижанса?
Я вскочил, мигом спрыгнул с крыши на противоположную сторону. Слегка отбил ноги, но даже не почувствовал боли.
— Ловок ты прыгать! — похвалил кучер. — Хочешь, морячок, пивом угощу? Подожди тогда полчасика…
— Спасибо, друг, не могу. Спешу очень. Родных хочу увидеть, сестренку Жанет, братика Поля…
Я нес какой-то вздор, всем своим видом выражая желание побыстрее кинуться к несуществующим родственникам, но из-под спасительного прикрытия кареты не выходил.
— Ну что ж, ступай, — отозвался кучер. — Счастливо.
Кивнув, я пошел, смешиваясь с людьми, спешащими на свои дилижансы. На стене вокзала звякнул колокол, глашатай хрипло крикнул:
— Полуденный на Париж, есть места первого и второго класса, полуденный на Париж, семнадцатая стоянка…
Лишь затерявшись в человеческом потоке, торопящемся навстречу долгой дороге, я рискнул оглянуться. Арнольд раскуривал сигару, внимательно слушая Люко. Почему-то я понял — речь идет обо мне, о морячке, подсевшем в дилижанс по пути. Я не стал дожидаться развязки — махнет ли офицер рукой или решит порасспросить кучера о попутчике. Нырнул в здание, быстро миновал его насквозь, выскочил на маленькую площадь. Желание убраться подальше от офицера Стражи, знающего меня в лицо, было невыносимо острым.
Через пару минут я уже сидел в открытом экипаже, а довольный покладистым седоком кучер вез меня к гостинице «Радушие Сестры», заведению скромному, несмотря на громкое название, но зато знакомому и очень уютному. Последний раз я был там года четыре назад, ни с кем особо не общался и не опасался, что меня узнают. Напряжение медленно спадало — в конце концов Лион город большой, и шансов, что я еще раз наткнусь на Арнольда, немного.
И все же та неумолимость, с которой судьба свела нас во второй раз, испугала меня.
В последние годы дела в «Радушии Сестры» явно шли неважно. Трехэтажное здание казалось осевшим. Может, оттого, что давно не знало ремонта, может, из-за высоких домов, поднявшихся вокруг, — были тут здания и в пять этажей, и в семь, а одна кирпичная громадина оказалась двенадцатиэтажной. Судя по большим окнам — роскошное жилье или контора преуспевающей фирмы, а белые выхлопы пара над крышей наводили на мысль о лифтах. Потом я углядел над застекленным входом в небоскреб вывеску «Ганнибал-отель», и все понял. Конечно, гостиница, по соседству с которой обосновалось такое роскошное заведение, обречена. Все богатые постояльцы предпочтут жить в «Ганнибале», а здесь обоснуется всякое отребье.
Вроде меня…
Но внутри гостиницы еще сохранялись остатки прежнего уюта. Ковры на полу старые, но вычищенные, цветы в вазах увядшие, но живые. У лестницы навытяжку стоят мальчишки из обслуги, два охранника держатся довольно уверенно, перед портье новый письменный прибор, а вместо счетов — простенькая, из кости и дерева, счетная машинка.
У меня отлегло от сердца. Не хотелось оказаться в клоповнике вместе с тупыми крестьянами и мелкими лавочниками.
Я взял приличный номер, с туалетом и ванной. Мог бы раскошелиться на более роскошный, но моряку на побывке, пусть и с преторианского крейсера, не положено шиковать. Мальчик из обслуги, явно разочарованный отсутствием вещей, провел меня на второй этаж, до номера. Я придирчиво осмотрел туалет — чисто, ванную — горячая вода лениво текла из медного крана, присел на кровать — не скрипит. Пойдет. Паренек уныло дожидался у дверей и был вознагражден мелкой монеткой. Вторую я задумчиво крутил в пальцах, расспрашивая его о питейных заведениях и магазинах поблизости. После честного ответа, что есть и пить лучше за пределами гостиницы, а лучшие девушки перебрались работать к «Ганнибал-отелю», мальчик получил и вторую монету.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});