— Я же не Ильмару советую, — ухмыльнулся старик.
— И то, — согласился я. — Одному человеку не найти того, за кем вся страна охотится.
— Не знаю. Шататься по миру Марку не с руки. Он уже попробовал — и угодил на каторгу за мелкую кражу. А теперь, когда Стража оповещена, каторгой не отделается.
— Ага…
— Значит, паренек попробует укрыться. Где?
— В Варшаве. У родственников.
— Не те родичи, чтобы у них прятаться… В чужих землях ему делать нечего, там тоже интересуются, кто такой принц Маркус и почему за ним охота идет. Поместий и замков у мальчика нет.
— Тогда и зацепиться не за что.
— Верно. Надо его хорошо знать, чтобы след найти.
— Вот как ты, например, Марка знаешь…
— Да что я знаю? Мелочи всякие. Помню, например, как мальчик с увеселительной поездки в Миракулюс вернулся.
— Это на Капри?
— Да. Тогда Страну Чудес только открыли. Владетель визитом не удостоил, а вот несколько младших принцев туда съездили… Маркус две недели на острове был. Никогда не видел паренька таким радостным.
— Глупо… — сказал я. — Миракулюс — место особое, под властью Дома, Стража там за порядком строго следит.
— Это так. Только кроме Страны Чудес нет в Европе другого места, которое Маркус знает досконально.
Я молчал, глядя в огонь.
— Да что я все о каторжниках да о принцах! — вдруг засмеялся старик. — Рядом с таким интересным человеком сижу, а слушать не желаю. Расскажи лучше, какие диковинки видел в Америке?
Лучше бы я сказал, что ходили мы в азиатские земли. О них не понаслышке знаю. Но теперь делать нечего…
— Америка — страна большая, вся населена дикарями, кроме наших да руссийских поселений, — мрачно сказал я. — Дикари те в большинстве своем поклоняются лживым богам, цивилизации не знают, не знают цены железу и не умеют его обрабатывать. Торговать с ними хорошо стеклом…
— А какие у них есть чудеса?
Почему-то мне не хотелось повторять те истории, что я плел в тавернах накануне. Лекарь — человек мудрый, и книги у него на полках не для вида стоят.
— Да много ли простому моряку удается увидеть? — вздохнул я. — В Бостоне ходили в увольнительную, так город почти как европейский. Краснокожие встречаются, но и то, куда больше на людей походят, чем черные или желтые.
— Это верно, верно… — вздохнул старик. — Ладно, Марсель-моряк, не буду я тебя расспрашивать. Ты человек неприхотливый, ночуй здесь, У камина. Вот, плед тебе оставлю, подушку. Отдыхай. А я в свою спальню пойду, дверь от греха запру да и лягу тоже.
— Не причиню я тебе зла, Жан-лекарь.
— Знаю. За свой век уж научился в людях разбираться. А дверь все же прикрою. Не уйдешь ночью с моими вещичками?
— Не уйду, Сестрой клянусь.
— Тоже верю. И без вещичек не уходи, вымокнешь зря.
Старик поднялся и пошел к двери в ту комнату, куда я не заходил.
— Скажи, барон, а почему ты меня в курятник посылал? — спросил я вслед. — Ведь не потому, что сил нет из дома выйти.
— Не потому, — буркнул дед. — Решал я, что с тобой делать. Впустить, прогнать или картечью угостить.
— И чем же я угодил? Неужели так удачно курицу выбрал?
Старик постоял у двери, прежде чем ответить:
— Да нет… Марсель. Было мне что-то вроде знака… Спи.
Дверь он захлопнул с неожиданной силой и сразу же с грохотом задвинул засов.
Я походил по комнате, поглядел в окно — тьма кромешная, дождь хлещет, иногда гром вдали бормочет. Знак… Какой еще знак?
Мой взгляд упал на пулевик. Старик оставил его в комнате… надо же. Я подошел и взял оружие.
Знакомая штучка, такие у многих офицеров были, когда я в армию нанимался. И солдат учили, как с нею обращаться, на случай если убьют в бою стрелка. Пулевик старый, но верный, бьет далеко и точно. Только осечки часто дает. Вот как этот, например. Курок у него спущен, а искра почему-то порох не подожгла.
Счастлив я, наверное. С двух метров мне бы картечью голову снесло начисто.
— Ах ты сволочь… — прошептал я. — А еще лекарь… змея старая…
У меня задрожали руки. Значит, знак свыше? Да нет, не знак, кремень стерся, отсырел порох, вот и все.
Первой мыслью было прихватить у негодяя все вещички поценнее да и уйти в ночь. А то еще и подпалить дом изнутри. Но я опомнился.
Нет, старый лекарь смерти не заслужил. Я на его месте, наверное, взвел бы курок повторно и уж точно не пустил бы чужака в дом.
Припер я аккуратно дверь в спальню стулом, чтобы без шума и заминки нельзя было выйти, затушил лампу, разулся, лег у камина, в плед завернувшись. На душе было гнусно. В одном старик прав — нет и не будет нигде спасения каторжнику Ильмару Скользкому. Пока Дом ищет младшего принца Маркуса — не будет.
Значит, путь мой лежит на остров Капри, в Миракулюс, Страну Чудес, построенную для увеселения детей и взрослых высочайшим повелением Дома, в место развлечений и забав. Не понимаю я, как на маленьком острове, полном народа, может укрыться мальчишка, которого вся держава ищет! Но проверить придется. Не хочу я убегать в чужие страны, не смогу я жить в обличье бюргера, не дана мне такая святая вера, как Рууду, паладину покойному. Значит, один путь — найти Маркуса и лично сдать его Дому. Владетель суров, но справедлив, этого никто не оспорит. Что я ему — мелочь досадная. А тайн никаких я все равно не знаю, могут меня магнетизмом испытать, могут на дыбу вздернуть — нечего мне сказать, нечего…
Уснул я под шепот дождя, под треск углей в камине, в тепле и уюте. Но снились мне холод и снег, снилась бесконечная ледяная пустыня, по которой я бреду во тьме. Долго брел, ног не чуя, бездумно, но зная, что надо идти. А потом выступила из темноты женщина со светлым ликом, тьму вокруг раздвигая. Рухнул я на колени, глаз поднять не смея. И главное, понимал, что это сон, и такие сны посылают свыше.
Но Сестра ничего не сказала. А когда я протянул руку и коснулся ее — только холод почувствовал. Ледяной, смертный…
И какая польза в таких снах? Полежал я в темноте, таращась на последние искорки огня в камине, и уснул снова. Может, что хорошее приснится? Но больше в ту ночь мне ничего не снилось.
Глава вторая,
в которой меня дважды узнают, но ничего страшного не происходит.
Встал я раньше старика Жана. Убрал стул от двери.
Кончился дождь, отплакала Сестра по людским грехам. Светило солнце, на траве искрилась роса. А вот цветы на клумбах поникли, будто признались себе — осень и впрямь наступает, кончилось их время.
У цветов век недолог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});