Читать интересную книгу Экстра: Новый Кабалион - Илья Новак

Первоначальная плавность перехода от мифовремени к линейному выражалась в том, что еще продолжал существовать — и, главное, влиять на многие умы — герметизм. Первый удар по нему был нанесен разделением церкви на католическую и православную (схизмой) 1054 года и, как следствие, окончательным оформлением церковной догмы, которая подразумевала не только то, что принимается за безусловную истинность, но и то, чему в истинности отказано (одним из таких ‘отказников’ и стал герметизм). Однако, вплоть до 17-го в. герметизм оказывал значительное влияние на интеллектуалов. Собрание герметических сочинений, т.н. ‘Герметический корпус’, приписывалось живущему еще во времена Моисея Гермесу Трисмегисту, который был не то египетским магом-мудрецом, не то жрецом в храме, не то персонификацией бога Гермеса... а, возможно, всеми этими личностями одновременно.

Однако в 1614 году швейцарский ученый Исаак Казабон путем лингвистического анализа определил, что тексты герметического Корпуса были написаны не ранее 1-го в. в.э. (позднее установили, что они относятся в 300 г. в.э.), т.е. уже в христианскую эпоху. Это привело к тому, что официальная церковь, признав в герметизме конкурента, отринула его окончательно. Наука впоследствии стала противостоять религии (в понимании большинства людей наука и религия — это разные полюса мироощущения, миропонимания и миропознания). Если бы не Казабон, герметизм внутри церкви мог бы занять место науки, стать, так сказать, ее научным отделом.

Что если бы официальная церковь не отвергла герметизм? Наука, а за ней и технология, формировалась бы в общем религиозном русле. Развивалась бы астрология (аналог физики космоса) и алхимия (аналог химии и физики элементарных частиц). Когда герметизм оказался под запретом, алхимия с астрологией потеряли свое значение; в умах многих они стали псевдонауками.

Принципиальное отличие наук естественного материализма от герметических наук состоит в том, что астрология с алхимией изначально связывали физическое мир с духовным. Если принять, что мифо- и естествознание составляют две половины коллективной человеческой души, то герметические науки пытались совместить мифологическую и научную стороны, а современные физика и химия — нет. Но что если бы герметизм не был подзабыт и ‘научная магия’ продолжала бы развиваться? Конечно, были бы открыты те же самые законы, что открыты сейчас, но человечество имело бы религиозную науку, которую даже, возможно, стали бы официально называть магией, а не наукой. Ученые в сутанах, ускорители элементарных частиц в монастырях, конфессии корпускулярников и волновиков, силовое аполлоническое поле и дионисийские боеголовки...

Однако — имеем то, что имеем. Постепенное ‘расколдовывание’ мира, Реформацию, Просвещение и материалистическое естествознание. Закономерное следствие развития западной цивилизации — овладение миром с помощью науки и техники — и постепенный упадок символического знания (обнищание заложенной еще в дохристовые времена мифо-половины общечеловеческой души), в результате — мировые войны 20-го века.

Итак, коллективная душа складывалась из двух частей, мифической и материалистической, и мифическая часть стала не то отмирать, не то приобретать путано-бесовские, уродливые черты. Со временем пропасть углубилась, религия уже не могла помочь человеку совместить миф и материализм. Кризис религиозных систем сопровождался массой невротических явлений — нарушилась круговорот энергии.

В этом проявился бессознательный, коллективный ‘мифоинстинкт’, присущий всей человеческой расе. (Инстинкт мы понимаем как влечение или импульс, побуждающий животное стремиться к определенной цели. Дарвин полагал, что инстинкты не обязательно направлены на поиск удовольствия и стремление избегнуть боли. Он пришел к выводу: ‘вероятно, что инстинкты являются простой наследственной силой, не стимулированной ни удовольствием, ни болью’. Инстинктом смерти долго занимался доктор по имени Зигмунд Фрейд. В работе ‘По ту сторону принципа удовольствия’ Фрейд выдвинул концепцию, что целью всей жизни является не удовлетворение фундаментальных биологических потребностей в выживании, а смерть. ‘Поиск смерти’ по Фрейду зиждется на биологическом механизме организма, стремлении снизить нервное возбуждение до минимума. Смерть полностью снимает всякое внутреннее напряжение, и, таким образом, все органические формы жизни стремятся к смерти.)

Коллективный мифоинстинкт — заложенное в коллективном сознании стремление к возвращению в ‘мифологическое’ время, ко сну разума, снятию напряжения все более ускоряющегося прогресса.

Общий поток истории состоит из множества отдельных потоков и круговоротов, свитых вместе. Со временем автономность отдельных этносов и культур (цивилизаций) уменьшается. В условиях современной глобальной коммуникативности история — при том, несомненно, что народы во многом сохраняют свою самобытность, — приобретает черты всеобщности; из клубка дискретных цивилизаций человечество постепенно становится единой цивилизацией, в которой одни народы находятся, так сказать, на острие прогресса, другие — на его периферии, и лишь некоторые племена (пигмеи, эскимосы, отдельные африканские народности, австралийские аборигены) совершенно (или почти совершенно) из прогресса исключены.

Цикличность не есть вечная закольцованность. Подобно тому как повторяющийся цикл рождения-воспроизводства-смерти сопровождает постепенные мутационные изменения и приводит к возникновению новых видов животных, подобно этому на круговороте культурных циклов катится вперед телега эволюции. Английский историк Арнольд Тойнби (1888-1975) полагал, что история человечества состоит из множества самобытных, дискретных цивилизаций, которые проходят по цепочке возникновение-рост-разлом-распад. Из почвы умерших цивилизаций произрастают новые — либо приемники, либо просто занявшие то же географическое положение. Хотя не все цивилизации проходят полный цикл, некоторые могут умереть раньше времени, надолго задержаться в развитии или застыть (эскимосская, к примеру). По Тойнби, главная движущая сила цивилизации — творческое меньшинство, неординарные творческие личности (под ними не следует понимать только поэтов, художников или писателей — это и политики, мыслители, изобретатели — авангард, элита, ‘духовная аристократия’, ‘пассионарные личности’ по определению Л.Н. Гумилева).

В ‘осевое время’ стараниями Гомера, Гераклита, Платона, Конфуция, Заратустры, Будды и других зародились философия и этика в том смысле, как их понимают сейчас. Однако новые идеи остаются мертвыми, если они не стали достоянием масс — пусть даже в упрощенном, декларативном виде. Ни Платону в Сиракузах, ни Конфуцию при дворе Вэй не удалось добиться всего того, чего они хотели добиться, но их идеи дали всходы. Проявившие пассионарность (творческую страсть) мыслители ‘осевого времени’ были предтечами творческих меньшинств, возникающих в ядрах различных цивилизаций времени линейного.

Они активизируют этнос, вдохновляют своими устремлениями нетворческое большинство. Механизм этого вдохновления — подражание. По мере развития цивилизации отношения между творческим меньшинством и подражающим ему нетворческим большинством становится все менее тесным и органичным, слои общества разделяются, так как кризис заложен в самом принципе подражания. Ведь подражание является приобщением лишь на первый взгляд, в действительности оно чуждо творчеству и в конце концов оборачивается полным выключением из него. Творчество инициативно, а подражание не ведет к переходу на качественно новые уровни, к созданию новых образов, новой информации — оно лишь копирует, в результате притупляя, атрофируя чувство нового, уникального. В результате подражание уничтожает органическое единство общества, социальная среда не пропускает новые творческие импульсы от меньшинства к большинству. Она перестает быть проводником, происходит отчуждение меньшинства от большинства.

В благополучном, достигшем высокого уровня материальной жизни государстве просвещенный и образованный народ доставляет лишнее беспокойство власть предержащим и примкнувшим к ним пассионарным личностям. Легче править косной, не отягощенной излишним образованием массой (резкое понижение уровня среднего образования в США было, помимо прочего, ответом на наркотико-сексуально-культурную революцию 60-70 годов — власть, грубо говоря, испугалась излишней (на ее взгляд) духовной раскрепощенности народа). Недостаточное образование и культурное развитие — это своеобразный сон разума, в который погружают пассионарные личности обывателей.

По Тойнби, авангард цивилизации в конце концов привыкает к своей новой роли и адаптируется в застывшей среде, что приводит к замедлению, а после и исчезновению творческого роста. Меньшинство само становится жертвой подражания — начинает подражать самому себе, эксплуатировать, вновь и вновь повторять давно найденные приемы, идеи, образы, метафоры, причем зачастую пытается оправдаться в собственных глазах, выдавая подобное подражание за движение вперед, за новое в культуре. Что, собственно говоря, и произошло сейчас с русскоязычной фантастикой — вся пассионарность изошла на тиражи, бывшие пассионарии эксплуатируют идеи, обсосанные их западными коллегами лет этак тридцать назад (фразу про литературу меня попросили добавить в редакции сетевого фантастического журнала, чтобы как-то связать тему статьи с его профилем). Со снижением авторитета лидеры творческого меньшинства борются путем подкрепления своей элитарности силой. Силовые методы превращают творческое меньшинство в правящее меньшинство. Именно это и свидетельствует о начале распада цивилизации.