Отца, не начнешь оглядывать небо, землю и воздух вокруг как радости, дарованные свыше; покуда не будешь выказывать всему такое почтение, как если бы очутился среди ангелов. У невесты монарха, что попала во дворец суженого, меньше оснований для радости, чем у тебя.
Ты не насладишься миром до тех пор, покуда само море не потечет по твоим жилам, покуда не облачишься в небеса и не увенчаешь себя звездами; покуда не возомнишь себя единственным наследником мира сего, даже кем-то большим, ибо люди, в нем живущие, тоже единственные наследники, как и ты. Покуда не запоешь от счастья, не возрадуешься и не станешь получать такое же удовольствие от Бога, какое скупцы берут от золота, а короли от власти, – до той поры ты не обретешь удовольствия от мира.
Покуда твой дух не заполнит весь мир, а звезды не сделаются твоими украшениями; покуда вечная мудрость Божья не станет для тебя такой же привычной, как прогулки и застолья; покуда ты близко не соприкоснешься с тем неясным, из чего сотворен наш мир; покуда не возлюбишь людей настолько, что будешь желать им счастья ничуть не меньше, чем самому себе; покуда не преисполнишься восхищением пред Господом, благоволящим всем, – до тех пор ты не сумеешь наслаждаться сим миром. Покуда не познаешь мир лучше, чем собственные владения; покуда красоты твоего земного полушария не станут тебе дороже красоты твоего дома; покуда не вспомнишь, как давно ты был сотворен и как чудесно было появиться на свет, покуда не возрадуешься более дворцу славы своей, чем пробуждению этим утром…
А еще ты никогда не сможешь насладиться сим миром, покуда не взлелеешь в себе восторг пред красотой любования оным, покуда не станешь завидовать и не возжелаешь страстно побудить других к тому же самому удовольствию. Покуда не возненавидишь всем сердцем гнусную развращенность людскую в тех, кто презирает мир, что согласишься скорее гореть в адском пламени, чем разделить с ними вину за их ошибки.
Мир есть отражение Бесконечной Красоты, но человек этого не видит. Мир есть Храм Величия, но человек о том не думает. Мир есть область Света и Покоя, но люди в нем беспрестанно гомонят. Мир есть Рай Божий. Человеку он больше принадлежит со времен грехопадения, чем до него. Мир есть обитель ангелов и Врата Небес. Когда Иаков очнулся от сна, то воскликнул: «Бог – здесь, а я того не ведал. Сколь жутко место сие! Это Дом Божий и Врата небес.
Томас Траэрн
Прежде чем перейти к обсуждению способов, которыми возможно достичь как высот, так и полноты духовного знания, давайте вкратце обсудим опыт тех, кто удостоился привилегии «узреть Единого во всем сущем», но даже не попытался познать Бога в себе самом. Много любопытных подробностей на эту тему приводится в книге Бакка[310] «Космическое сознание». Нам же достаточно принять во внимание, что «космическое сознание» может проявляться как бы по собственной воле и что по природе своей оно соответствует, как выражаются католические богословы, «благодати». Кто-то вполне может быть осенен благодатью (например, иметь целительский дар или способность предугадывать будущее), но оставаться заклятым грешником, и для спасения благодать не является ни необходимым, ни достаточным условием. В лучшем случае те внезапные прорывы «космического сознания», которые описывает Бакк, представляют собой, по сути, своего рода призыв к дальнейшему приложению усилий ради достижения духовных высот и полноты внешнего знания. В подавляющем большинстве случаев такой призыв отвергается, а благодать превозносится за тот экстатический восторг, который она доставляет: человек ностальгически припоминает миг, когда у него открылся сей дар, и, будучи поэтом, создает красноречивый текст – примерами чему служат, скажем, великолепный отрывок из байроновского «Чайльд-Гарольда»[311], «Тинтернское аббатство»[312] и «Прелюдия» Вордсворта. Тут ни одно человеческое существо не может выносить безоговорочное суждение о других, но на основании биографических свидетельств все же можно, по крайней мере, предполагать, что вряд ли на самих Байрона или Вордсворта описанные ими богоявления оказали значительное воздействие; нет ни малейших доказательств того, что эти богоявления сколько-нибудь заметно сказались на характере обоих поэтов. По свидетельствам де Куинси, Китса и Хейдона[313], Вордсворт до конца своих дней проявлял безудержный эгоизм, а Байрон оставался восхитительно (и трагикомически) байроническим даже после того, как узрел Единого в сущем.
Любопытно, кстати, сравнить в этом отношении Вордсворта с другим великим почитателем природы, не чуждым литературы, – святым Бернардом. «Природа – лучший твой учитель!» – уверяет Вордсворт и продолжает:
Тебе о сущности добра
И человечьем назначенье
Расскажут вешние ветра,
А не мудреные ученья[314].
Святой Бернард высказывался приблизительно в том же духе: «Все, мне известное о божественных науках и Святом Писании, почерпнул я от лесов и полей. Моими единственными наставниками были тополя и дубы». А в другом своем письме он призывал: «Внемли мужу сведущему – в лесах суждено тебе узнать больше, нежели из книг. Деревья и камни скажут многое в сравнении с тем, что изрекают уста ученого магистра». Посыл в обоих случаях выглядит почти одинаковым, но внутренний смысл того и другого заявлений совершенно разный. В августинской терминологии наслаждаться следует только Богом; твари не предмет для любования, их следует использовать – конечно, с любовью, состраданием и отстраненным восхищением, но и только – как средства обретения знания о том, чем нужно наслаждаться. Вордсворт, как и почти все обладавшие литературным даром поклонники Природы, воспевает именно наслаждение Божьими тварями, а не использование их для достижения духовных целей – использование, которое, как мы увидим далее, требует изрядной самодисциплины. Для Бернарда само собою разумеется, что его корреспонденты ревностно укрепляют эту самодисциплину и, любя Природу, которой внимают как наставнику, воспринимают ее как путь к Богу, а не как объект наслаждения, коим может быть только Бог. Красота цветов и пейзажа не просто восхищает человека, «бродящего, подобно одинокому облаку», по сельской местности, не просто служит приятным воспоминанием для того, кто, попив чаю, возлегает «на досуге или в раздумьях» на кушетку в библиотеке. Реакция на эти красоты должна быть более явной и целенаправленной. Древний буддистский автор говорит: «Братья мои, вот корни древесные и пустое место; так созерцайте же»[315]. Безусловно, мир принадлежит тем, кто этого заслуживает; цитируя Филона, «даже если кто не в состоянии предстать достойным в глазах создателя космоса, он должен попытаться сделать себя достойным самого космоса. Он должен превратиться из человека в природу космоса и стать, если уж на то пошло, малым космосом».