— Но ядерной физике?
— Именно по ней. И американцы не произвели на меня хорошего впечатления. Они совсем не понимают того, над чем работают, и что является предметом их исследования.
— Я не берусь с вами спорить, профессор, но за десять лет американцы сильно ушли вперед. Недаром же именно к ним уехал Эйнштейн.
— Эйнштейн для меня не авторитет. Да, он создал замечательную теорию относительности, опираясь на которую, можно рассматривать процессы, происходящие в ядре, но он не объяснил сути самих этих процессов!
— А кто-нибудь объяснил?
— Послушайте, молодой человек, вы хотя бы представляете, о чем ведете речь? Ведь познание тайн атомного ядра можно сравнить с сотворением мира. В нашем мире все создано из атомов, и человек, который сможет управлять процессами на ядерном уровне, станет подобен Богу, сотворившему этот мир. Он станет владеть миром.
— И вы в это верите?
— А почему ист?
— А какое прикладное значение это может иметь? Что смогут изобрести новые Эдисоны и Беллы, зная тайны ядра?
Выражение слабой догадки промелькнуло на лице профессора.
— Послушайте, молодой человек! Я не ошибусь, если предположу, что по образованию вы не физик и в вопросах физики вообще и ядерной физики в частности вы — полный профан?
— Абсолютный! — с готовностью признал Штейн. — Поэтому мне так и интересна эта тема. Именно как дилетанту.
— Тогда как дилетанту я вам в двух словах попробую объяснить то, на что ученым требуются целые тома. Все дело в том, что при распаде атома выделяется сумасшедшее количество энергии. Энергии от распада одного атома, разумеется, не хватит даже для того, чтобы обжечь вам руки, но если одновременно в одном месте распадаются миллиарда миллиардов атомов, то получается Солнце. Садитесь в машину.
Вскоре автомобиль подъехал к двухэтажному особнячку, увитому засохшим плющом. Рикард открыл ворота в низенькой загородке и поставил машину прямо перед домом. Штейн внес книги в дом вслед за хозяином и положил две перевязанные стопки на журнальный столик, стоявший в холле.
— Вот, кажется, и все, — подвел итог профессор, оглядываясь в своем собственном доме, будто впервые его видел. — Теперь я никому ничего не должен.
Штейн тоже осмотрелся. Из холла вели три двери. Наверное, в кабинет, спальню и на кухню. Сбоку шла лесенка на второй этаж. На стене холла охотничьи трофеи висели вперемешку со спортивными. Видно было, что хозяин — спортсмен и охотник.
— Может быть, нам удобнее будет продолжить беседу в кабинете? Проходите смелее, молодой человек, я сейчас приготовлю кофе и принесу туда.
Штейн зашел в кабинет. Средних размеров письменный стол был поставлен боком к окну, так, чтобы дневной свет удобно падал с левой стороны. За столом стоял стеллаж, от пола до потолка забитый книгами. Стена напротив стола была увешана дипломами различных университетов и научных обществ. Штейн бегло осмотрел их и нашел, что Рикард — действительно крупный ученый. Если удастся его грамотно разработать и переправить в Штаты, то этот человек будет означать для него открытый счет в американском банке, офицерское звание в армии САСШ, доверие и покровительство Даллеса, словом, полное материальное благополучие и финансовую независимость до конца дней.
— Пожалуйста, — вернувшись, профессор поставил кофе на письменный стол. — Сахара у меня, правда, нет — талоны кончились. Но есть сливовый мармелад и маргарин. Угощайтесь.
Штейн из вежливости намазал ломтик хлеба маргарином и отхлебнул кофе.
— Итак, молодой человек, вы хотели сделать мне какое-то предложение?
— Да, профессор, если вы готовы его выслушать.
— Я весь обратился в слух. Вы что-то говорили о ваших американских друзьях?
— Вы меня извините за прямоту, профессор, но мне кажется, вам не из чего выбирать. Вам нужно уезжать из страны. Не обязательно в Америку, но других предложений, как я понимаю, вам пока не поступало.
— А чем для меня будет хороша Америка, если я, как вы сами заметили, могу сесть на свой автомобиль и через три часа быть в Берне?
— Берн находится слишком близко к границам Рейха. Вы сами понимаете, что нейтралитет Швейцарии — вещь относительная. Гитлер ведет войну со всем миром. Если ему придет в голову, что для блага Рейха необходимо оккупировать Швейцарию, то он ее оккупирует. Поэтому, уезжая в Берн, вы не уезжаете из Германии. Я не берусь доказывать, что Америка — рай на земле, тем более что сам я в ней никогда не был. Но американский бюджет пухнет от военных заказов, война в Европе идет на пользу американской экономике, доллар крепнет день ото дня. У администрации президента Рузвельта есть понимание того, что излишки денег необходимо вкладывать в пауку. Прежде всего — в науку фундаментальную, как вы выразились, ту, которая даст практическую отдачу через несколько лет. Десятки европейских ученых, которые не хотят ввязываться в политику и которым война только мешает работать, уехали в Штаты и нашли там хорошо оплачиваемую работу. Знаете, у меня лично сложилось такое мнение об американцах. Сами они — народ, обделенный искрой Божьей, но хорошо умеют создавать условия для работы человеку талантливому. Крупному ученому там дают дом с прислугой, которая избавляет его от повседневных бытовых мелочей, машину и лабораторию с обученным персоналом. Только работай! Я интереса ради просмотрел список нобелевских лауреатов — граждан САСШ. Так что вы думаете? Уроженцев этой страны среди них меньшинство. Больше половины — недавние эмигранты. Как тот же Эйнштейн.
— И вы мне предлагаете отдельный домик с прислугой в Штатах?
— Не так все просто. Я уполномочен от имени американского правительства сделать вам предложение переселиться в Америку и продолжить свои исследования там. Но решение о вашем материальном обеспечении буду принимать не я. Вы сами сказали, что семь лет не выезжали из Германии и варились в собственном соку. Ваше имя, безусловно, известно в научном мире, но о ваших работах за последние годы неизвестно никому, потому что они нигде не были опубликованы.
— Они и не могли быть опубликованы из-за цензуры.
— Вот видите. Я предлагаю поступить следующим образом. Вы даете мне какую-нибудь оконченную серьезную работу, я переправляю ее в Штаты, где с ней смогут ознакомиться специалисты. Они дадут заключение относительно научной ценности вашей работы, и тогда правительству САСШ будет легче принять решение.
Рикард покопался в ящике стола и вынул из него пачку исписанных листов.
— Хорошо. Возьмите вот это. Я и написал эту статью больше года назад, но не смог ее опубликовать даже в нашем университете. И все из-за цензуры! Кажется, в Германии эта статья никому уже не интересна. Немецкое государство не поощряет фундаментальную пауку.