чтобы открыть не смогли. Прямо орда какая-то.
А тем временем Катков уже отснял на «Смену» странную куртку, да ещё нашел под кроватью интересные ботинки сорок третьего размера. Подошвы истертые и без рисунка. С присохшей по краям землей слишком черного цвета. Такой грязи в городе нет, сами мы тащили на ботинках серую пыль и мелкий песок. Разве что в лесу.
— Опа! — Катков радостно извлек ботинки и помахал ими перед лицом Горохова и Огурцова.
От вида таких говнодавов те поморщились и отступили назад, а криминалист готов был расцеловать найденные чёботы.
— Это они! Точно они! — тараторил он. — Следы от таких же на месте обнаружения трупа Тетеркина и Кочергина были. Я же их сам замерял, это точно они
— Отлично, Алексей, — Горохов даже передумал закуривать и убрал пачку «Мальборо» обратно в карман пиджака. — Сделаешь экспертизу срочно, и прижмем гада. Теперь не отвертится.
— Но только на бумаге оно не так — там вывод будет вероятный, — немного удрученно пробормотал Катков.
— Ты же только что сказал, что точно они? — нахмурился Никита Егорович.
— Да... Но я же раньше уже рассказывал, что деталей в следах нет. Только общие признаки. Вот, как и здесь, подмётка скошена. И форма такая же. Я те следы уже наизусть помню, они мне сниться скоро будут.
— Мало доказательств, — задумчиво пробормотал следователь. — совпадение обутки по общим признакам — это не чистосердечное вовсе.
— Еще можно будет назначить в Москву почвоведческую экспертизу, — предложил криминалист. — Частицы почвы на ботинках налипли интересные. На месте преступления, вроде, такого же типа грунт.
— Изымай, Алеша, как положено. А потом подскажешь, какие вопросы ставить почвоведению или еще куда, — одобрительно закивал Горохов. — Экспертиза эта новая, еще не приходилось назначать.
— С семьдесят седьмого года ее проводят, — назидательно покачал головой Катков. — Нужно, Никита Егорович, использовать по полной все методы криминалистики. Что же вы так упустили?
— Не умничай, — по-хозяйски махнул на него рукой Горохов. И куртку упакуй детскую. Сдается мне, что курточка может принадлежать одной из жертв. Нужно будет вызвать родителей погибших подростков на опознание.
Горохов повернулся к понятым:
— Обратите внимание, товарищи, на обнаруженные улики. Распишитесь на бирках и в протоколе.
Тетки стояли, раскрыв рты и держались за сердце.
— Это что получается? — выдохнула одна из них. — Мишка не шпион, а убивец?
Конечно, весь наш разговор они слышали, хотя мы, конечно, и старались сильно не разглагольствовать, приглушать голоса. Как-то уже само собой при понятых так выходило.
— Не беспокойтесь, следствие разберется. А вас попрошу не распространять данную информацию.
— Да мы что? — пожали они враз плечами. — Мы ни-ни... Могила.
Горохов только ухмыльнулся в ответ, зная, что стоит нам только выйти за порог, как вся общага вмиг узнает, что Мишка Коровин не только американский шпион, но еще по совместительству душегуб.
Все-таки удивительно. Одна смерть — и порождает столько разных реакций и действий. Ведь сплетни или даже молчание — это тоже действие.
Ну, а мы здесь имели дело с несколькими смертями — и никто нам не гарантировал, что жутких находок больше не будет.
Я подошел к Каткову и взял у него детскую ветровку:
— Ты карманы обыскивал?
— Зачем?
— Всегда обыскивай, — я пошарил по куртке.
Во внутреннем кармане и вправду обнаружил что-то твердое. Извлек самодельную подвеску (или брелок) в виде сердечка, выточенную из какой-то коричневой массы, напоминавшей по структуре сосновую кору. В детстве я тоже часто изгалялся и вырезал из кусочков коры разные фигурки, так и сяк, шоркая их об асфальт. Кроме сердечка таким способом ничего не выточишь. Зато потом такие поделки можно девчонкам было дарить. На сердечке виднелась надпись, выполненная белой краской: «Витя».
— Смотрите, — я показал находку Горохову. — Витя — так звали Тетеркина. В первую очередь нужно показать куртку его родителям.
* * *
Женщина в кабинете Горохова всхлипывала и пыталась уткнуться в расстеленную на столе детскую ветровку. Света ее сдерживала и успокаивала.
— Это точно крутка вашего сына? — Горохов заполнял протокол осмотра предметов.
— Да, это Витина, — рыдала мать, — вот и дырочка под рукавом. Он сигаретой прожег. Я тогда его очень ругала. За курево и за куртку. Жалко было такую вещь. Польская. Если бы я только знала... Что не куртку надо было жалеть...
Мать снова зарыдала, а Света сунула ей прямо в руки стакан воды — сколько ни протягивай, она его просто не видела. Горохов же на всякий случай утянул вещдок подальше:
— Спасибо, Нина Владимировна. Я зафиксировал, что вы опознали ветровку. Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь. И можете быть свободны.
Та накарябала дрожащей рукой подписи, подняла на следователя полные слез глаза и тихо проговорила:
— Вы его найдете? Того, кто сделал это с Витей?
— Обязательно. Личность его уже установлена. Он объявлен в розыск, остальное — дело техники.
— Я хочу его увидеть. Посмотреть ему в глаза.
Шеф кинул Свете, и та вывела потерпевшую в коридор.
— Итак, товарищи... — Горохов торжествующе потирал ладони. — Кажется, мы, наконец, на верном пути. Осталось изловить гада.
— По месту работы на мясокомбинате и возле общежития дежурят местные сотрудники милиции, — доложил я. — Пока Коровин ни там, ни там не появлялся.
— И не появится, — заверил Никита Егорович. — Он не дурак, наглый, но расчетливый. Долго нас за нос водил.
Следователь повернулся к Каткову:
— Что там с почвоведческой экспертизой? Отправил ботинки в Москву?
— Так для образца же еще надо почву с места преступления отобрать, — пожал плечами криминалист. — Тогда и сравнивать.
— Ну так отбери, — скривился Горохов.
— Никита Егорович, вы опять? Вы же знаете, что это только следователь имеет право делать, а я лишь как специалист участвую. С понятыми, все как положено, надо делать.
— Какой ты, Алексей, нудный, — Горохов повернулся ко мне. — Андрей Григорьевич, сгоняй в лесок, отбери землицу, мы ее тут как положено упакуем, опишем и протокол отбора образцов состряпаем. Чего нам вместе туда мотаться. Только время драгоценное терять.
— Неправильно это, — попытался возмутиться Катков. — Понятые должны видеть, откуда почва изымается.
— Ты что, Алексей? — зыркнул на него шеф. — Андрею Григорьевичу