Престон Причард с Грейс Френч весело продолжали поиски ее “двойника” и тут услышали взрыв и почувствовали, как корабль качнулся вправо. “Корабль накренился так сильно, что мы все повалились на палубу, мгновенно началась суматоха, – вспоминала она. – Снова придя в себя, я оглянулась, но мистера Причарда не было и следа. Он словно исчез”9.
Пассажиры достали свои часы. Уильям Масмиллан Адамс – в девятнадцать лет он уже обзавелся часами – определил, что удар произошел в 14.05. Позже он говорил: “Я запомнил точное время всех событий”10. Когда его спросили, зачем, он ответил: “Просто так, не знаю зачем”. Чарльз Лориэт справился со своими наручными часами с заводом без ключа и отметил, что соударение произошло в 09.08 по Бостону, или в 14.08 по Гринвичу11. Другие говорили, что было 14.10; впоследствии все сошлись на этом.
Не прошло и нескольких секунд, как Лориэт ощутил, что корабль стал заваливаться на правый бок и крениться к носу. “Эти два отдельных движения чувствовались очень отчетливо, – писал Лориэт. – Казалось, корабль пошел ко дну, но потом внезапно остановился, будто вода коснулась водонепроницаемых переборок, и корабль словно выровнялся, даже корма немного поднялась. Это придало мне некой уверенности, и поначалу я решил, что корабль не затонет”12.
Спустя несколько мгновений произошел второй взрыв. (Уильям Макмиллан Адамс, точный, как всегда, засек время: это случилось через тридцать секунд после первого взрыва.) Он был не похож на первый. Если первый взрыв был одиночным, резким, то этот, по словам Лориэта, был “очень приглушенным”. По всей длине корабля пробежала дрожь, словно поднимавшаяся из глубины корпуса, “скорее, вроде взрыва котла, так мне показалось”, говорил Лориэт13. Где именно это произошло, он не мог определить. Звук был “достаточно отчетлив”, вспоминал он.
В ресторанах сдвинулись растения на столах; на пол посыпалась стеклянная посуда.
Когда Маргарет Макуорт с отцом, Д. А. Томасом, после обеда собирались войти в лифт на палубе D, Томас пошутил: “Может, нам остаться сегодня ночью на палубе – глядишь, развлечемся”14.
Не успела Макуорт ответить, как услышала глухой взрыв, негромкий, словно где-то внизу упало что-то тяжелое. “Я повернулась и вышла из лифта; почему-то подумалось, что лестница будет надежнее”.
Ее отец отправился разузнать, что произошло. Макуорт, как и собиралась, пошла прямо к себе, в каюту на палубе В, взять спасательный жилет. Крен был столь силен, что идти было трудно. Двигаясь вдоль нижней стороны угла – прохода, образовавшегося между стеной и полом, она столкнулась с идущей ей навстречу стюардессой. Они, как писала Макуорт, “минуту-другую потратили на вежливые извинения”15.
Взяв свой спасательный жилет, Макуорт побежала в каюту отца, взять жилет и для него. Она поднялась на открытую шлюпочную палубу и перешла на ту сторону, что повыше – на левый борт, – рассудив, что находиться “как можно дальше от субмарины” будет безопаснее.
Повстречав там свою соседку по столу Дороти Коннер, Макуорт спросила, нельзя ли постоять с нею, пока не придет отец. Она надела спасательный жилет.
Снизу с шумом и гамом ввалилась толпа пассажиров третьего класса.
Макуорт повернулась к Коннер и сказала: “Мне всегда казалось, что кораблекрушение – дело хорошо продуманное”16.
“Мне тоже, – ответила Коннер, – но за последние пять минут я узнала чертовски много нового”.
Чарльз Лориэт стоял рядом с Элбертом Хаббардом и его женой. Он уговаривал их пойти к себе в каюту и взять спасательные жилеты, но пара словно приросла к месту. “Мистер Хаббард остался у поручня, нежно обхватив жену за талию, и оба они, казалось, были не в состоянии действовать”17.
Лориэт сказал Хаббарду: “Если вам не угодно идти, оставайтесь тут, я вам их принесу”18. Затем он отправился к себе.
Многие родители, плывшие на корабле, испытали при взрыве особый ужас. У Кромптонов из Филадельфии было шестеро детей, разбежавшихся по всему кораблю; у семейства Перл из Нью-Йорка – четверо. Корабль был огромен, и дети постарше бегали по всем палубам. Родителям приходилось разыскивать детей в растущей толпе пассажиров, заполнявших шлюпочную палубу, и одновременно держать на руках младенцев и сбивать в кучу малышей.
Нора Бретертон, тридцатидвухлетняя жена журналиста из Лос-Анжелеса, взяла билеты на “Лузитанию”, чтобы отвезти двух своих детей, Пола и Элизабет, в Англию – познакомить их со своими родителями19. Полу было три года, Элизабет – “Бетти” – полтора. Бретертон, беременная, ехала с детьми одна, поскольку ее мужу пришлось остаться в Калифорнии по делам.
У нее была каюта второго класса, ближе к корме на палубе С, под навесом. Перед вторым завтраком она отвела дочь во “дворик для игр” палубой выше, затем уложила сына спать в каюте, а сама ушла.
Во время удара торпеды она была на лестнице между двумя палубами. Она застыла на месте. Куда идти сперва – наверх, чтобы забрать девочку, или вниз, за спящим сыном? Все лампы погасли. Корабль внезапно накренился, и ее швырнуло от одной стороны лестницы к другой.
Она побежала за малышкой.
Взойдя на мостик, капитан Тернер принялся отдавать команды20. Машинному отделению он дал приказ “полный назад”. Турбины заднего хода служили кораблю тормозами, а прежде чем спускать шлюпки, для безопасности его следовало остановить. Двигатели не послушались.
Тернер велел рулевому, старшине Хью Джонстону, резко развернуть корабль к берегу, до которого по-прежнему оставалось с десяток миль. В самом худшем случае корабль выбросит на берег, и тогда, по крайней мере, он не затонет. Джонстон стоял у рулевой рубки, небольшого помещения внутри мостика. Он повторил команду Тернера в знак того, что понял, и повернул штурвал так, чтобы корабль стал под углом в 35 градусов к берегу.
“Так, братец”, – сказал Тернер21.
По словам Джонстона, корабль послушался.
Тогда капитан Тернер отдал команду “выровнять” корабль, то есть корректировать штурвал так, чтобы корабль перестал отклоняться, пока не встанет на нужный курс. Джонстон повернул штурвал на 35 градусов в противоположную сторону.
“Держи курс на Кинсейл”, – сказал Тернер, указывая Джонстону в направлении маяка на Олд-Хед. Джонстон повторил команду, словно эхо, и начал ее выполнять.
На сей раз штурвал не послушался. Корабль начал отклоняться, уваливаться в открытое море. Джонстон попытался противостоять дрейфу. “Я делал все, что положено, – выравнивал корабль, – рассказывал Джонстон, – но он снова поворачивался в сторону”. Тернер повторил команду повернуть к берегу.
Джонстон попытался. “Я выкрутил штурвал, но корабль не откликался, а только все больше уваливался в море”.
Тернер велел второму помощнику Перси Хеффорду оценить степень крена по корабельному спиртовому уровню, каким моряки пользуются вместо плотницкого отвеса.
Хеффорд крикнул: “Пятнадцать градусов вправо, сэр”.
Тернер скомандовал закрыть водонепроницаемые перегородки, что под пассажирскими палубами, которыми управляли с помощью прибора на передней стене мостика. Желая убедиться в том, что двери действительно закрылись, Тернер велел Хеффорду пойти вниз на бак и проверить.
Хеффорд остановился у рулевой рубки и сказал Джонстону, чтобы тот поглядывал на спиртовой уровень, а “если дальше пойдет, свисти”. Хеффорд ушел с мостика. Больше он там не появлялся.
Тернер отдал команду спустить шлюпки “до поручней”, то есть до такого уровня, чтобы пассажиры могли в них спокойно сесть. Однако спускать шлюпки все еще не представлялось возможным, поскольку “Лузитания” по инерции шла вперед, поначалу со скоростью 18 узлов. Если бы турбины заднего хода сработали, корабль можно было бы остановить менее чем за три минуты, но теперь замедлить его движение могло лишь сопротивление морской среды. Лайнер уходил от берега по длинной дуге. Вода продолжала нагнетаться внутрь.
Джонстон, стоя за штурвалом, посмотрел на спиртовой уровень. Крен оставался постоянным: 15 градусов.
Тернер вышел на крыло мостика. Внизу пассажиры и матросы заполняли шлюпочную палубу. Машинисты, черные от сажи, пробирались сквозь толпу, словно тени. Некоторые вылезали из судовых отдушин.
Внизу, в изоляторе, Роберт Кей с матерью ощутили удар торпеды – по описанию Роберта, “сильнейший взрыв”. Через секунду за ним последовал второй, более приглушенный, идущий, казалось, изнутри корабля. Погас свет.
Роберт вспоминал, как его мать напряглась, но осталась на удивление спокойна, хотя и выразила опасение, что в ее состоянии, на столь поздней стадии беременности, ей с сыном, возможно, не удастся выбраться наверх без последствий.