«Да, дела-а-а-а», – только и мог сказать сам себе Иван и почесал затылок: надо было заменять мотор. Не раздумывая, он пошел в ближайшую станицу, связался по телефону со штабом полка и доложил Романкову обстановку. Николай Дмитриевич приказал добраться на железнодорожный полустанок и принять мотор, предназначенный для полка. Туда же был направлен на автомашине механик Богомолов с положенными документами.
Только теперь, когда все необходимое было сделано, Иван почувствовал сильный голод. Завернул в первую попавшуюся хату. Немолодая хозяйка встретила его радушно. И вскоре сковородка с яичницей, поджаренной на сале, стояла на столе. Хозяйка оказалась словоохотливой женщиной. Пока техник звена завтракал, она успела не только расспросить о делах на фронте, но и о себе рассказать.
– Вот так, наверное, и мой где-то мытарится. А может быть, и в живых нет уже моего Гриши, – и крупные слезы покатились по ее щекам. – Гоните скорее фашистов с нашей земли, мы уж тут как-нибудь с делами справимся, – сказала, она провожая Ивана.
На попутных машинах и подводах Алексеенко, наконец, добрался до полустанка. Там его уже ожидал механик Богомолов. Мотор привезли, но вдвоем его не поставишь. Пришлось Алексеенко снова идти в станицу за помощью.
– Как же я тебе помогу, ведь в станице одни бабы да ребятишки, – сочувственно сказала председатель стансовета.
Но когда Алексеенко объяснил, что тут и женщины могут помочь, она охотно выполнила все его просьбы.
К самолету приволокли волами три длинных бревна, из которых сделали большую треногу. В вершине треноги закрепили таль.[22] Женщины с любопытством наблюдали, как ловко Алексеенко с Богомоловым работали ключами, плоскогубцами и отвертками, отсоединяя мотор от подмоторной рамы. А когда все было готово, зацепили мотор крючками за специальные кольца и лебедкой подняли его до вершины треноги.
Для буксировки самолета волов никак нельзя было использовать: тросов не достали, надежных бечевок тоже не удалось найти во всей станице.
Алексеенко и Богомолов вместе с женщинами с большим трудом откатили самолет метров на десять назад, опустили мотор на землю и сдвинули его в сторону. Под треногу подъехала машина, и с нее таким же образом был поднят новый мотор. Самолет снова вытолкали на прежнее место, а мотор аккуратно опустили на подмоторную раму.
– Ну, вэлыкэ вам спасыби! – обратился Алексеенко к женщинам. – Бэз вас мы б ничогисинько не зробылы. А зараз запускайтэ он той мотор, – он показал на стоявших в стороне волов, – и идить соби з богом, мы тэпэр упораемось сами.
Женщины дружно засмеялись.
На второй день Алексеенко доложил в штаб (полк уже улетел на другой аэродром) о готовности самолета к перелету. Доставили летчика из другой части, и он мастерски взлетел с необычного аэродрома.
В середине декабря полк перебазировался в станицу Нестеровская. На нашем участке фронта наступило затишье: советские войска вели усиленную подготовку решительного наступления по изгнанию оккупантов с кавказской земли.
В этот период полки штурмовой авиации реорганизовывались из двухэскадрильных в трехэскадрильные. У нас командиром 3-й авиаэскадрильи назначили старшего лейтенанта Малышенко. Его заместителем стал мой друг Громов.
– Поздравляю, Федя, с повышением, – крепко жму руку товарища.
– Спасибо, браток, – стараясь не показывать радостного возбуждения, ответил Громов.
В связи с тем, что перед наступлением первые удары штурмовиков предполагалось наносить непосредственно по переднему краю противника, летчики тщательно изучали линию боевого соприкосновения, чтобы исключить случаи ударов по своим войскам. Большое внимание уделялось особенностям ориентировки над гористой местностью, вопросам техники пилотирования и использования радио.
На противоположной окраине аэродрома стояли два внешне довольно-таки неуклюжие самолета. Члены их экипажей питались в нашей столовой. Как-то я обедал вместе с одним из них. Разговорились, познакомились:
– Штурман-радист Евгений Тарасенко, – с завидным аппетитом хлебая горячий борщ, представился сосед.
– Что же ты делаешь на своей лайбе? – спрашиваю Евгения.
– Не лайба, а Ант-9 – есть у нас такие пассажирские самолеты.
– А зачем они нам здесь нужны? Каких пассажиров собираетесь возить?
Видимо, я лишку хватил в своем любопытстве, так как в ответ он только улыбнулся. А когда Тарасенко поднялся из-за стола, я обратил внимание на его высокую, крепкого сложения атлетическую фигуру.
– Ты хотя бы показал, ну ладно, уже не лайбу, а сарай с крыльями, – попросил я Евгения.
Он охотно согласился, и мы пошли к машине. По дороге разговорились. Тарасенко оказался общительным добродушным человеком. Самолет, к которому он подвел меня, имел два огромных колеса со спицами, третьей точкой опоры был внушительных размеров костыль. Гофрированный фюзеляж и в самом деле имел сходство с сараем.
– А чем же ты отбиваешься, если «мессы» прихватят? – спрашиваю Евгения.
– Как видишь сам – нечем здесь обороняться. Нет ни одной огневой точки, – с грустью заметил Тарасенко.
– Да-а. Против того оружия, что имеет мой «ильюша» – не завидую тебе.
Евгений так и не сказал тогда, зачем они прилетели на аэродром Нестеровская. А через несколько дней мы и сами догадались.
По инициативе Немтинова в станичном клубе через день были танцы. Кроме наших, сюда приходили и незнакомые нам девушки. Да не какие-нибудь, а все красавицы, как на подбор. Артистками им быть и только! Но вид их говорил о другой профессии. В валенках, ватных стеганых брюках и таких же фуфайках, шапках-ушанках они выглядели настоящими фронтовичками. Финские ножи, висевшие на ремнях, которые затягивали девичьи талии, и торчавшие из-под фуфаек кобуры пистолетов дополняли бойцовский вид девушек. Каждую ночь «лайбы» улетали куда-то, а на следующие танцы приходили уже другие девушки, потом их тоже сменяли новые, и так продолжалось все оставшиеся дни 1942 года.
Только через 29 лет я случайно встретился с Евгением Ивановичем Тарасенко. Он рассказал мне, как тогда они выбрасывали на парашютах в глубокий вражеский тыл девушек-разведчиц, и на память подарил мне свою замечательную книгу «Под крылом самолета». Я его отблагодарил тем же – вручил «Суровое небо». Мы очень обрадовались такой встрече. Еще бы! Тогда у нас были одни заботы – бить ненавистного врага. Почти через три десятка лет они тоже совпали: в свободное от основной работы время оба пишем свои воспоминания.
Шел последний месяц 1942 года. Сводки Совинформбюро, газеты сообщали, что огромная немецко-фашистская армия, которая пыталась взять Сталинград, сейчас крепко зажата в железном кольце окружения. Мы внимательно следили за ходом этой грандиозной битвы и одновременно чувствовали, что на нашем фронте тоже назревает какая-то перемена. Каждому было понятно, что от исхода Сталинградской битвы будет зависеть многое, в том числе и обстановка на Кавказе. Но сейчас уже никто не сомневался, что эта битва закончится полной победой советских войск.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});