— Это она.
— Не ожидал, что она окажется такой молодой.
Меня тоже это зацепило. На вид ей не больше, чем Тессе, а значит, она стала Воскрешённой, когда ей было лет двадцать.
— Ты как?.. Нормально?
— Передо мной в гробу лежит безжизненное тело давно пропавшей матери. Нет, ничего не нормально, — призналась я, и тут же взяла себя в руки. — Но я справлюсь.
Со временем.
Он поцеловал меня в макушку и заглянул в глаза, в его синих омутах закручивались водовороты глубокого сожаления.
— Не хотел бы сыпать соль на рану, но, боюсь, я должен вытащить её оттуда.
— Понимаю. Делай, что должен, — ответила я, ни на секунду не сводя глаз с бездыханного тела мамы.
Он нежно провёл ладонью по моей щеке и снова развернулся к позолоченному гробу. Наклонившись, он просунул одну руку под её шею, а вторую — под колени, и поднял её.
Отступив назад, я смотрела на неё. Просто смотрела и всё. Я не позволяла себе испытывать какие-либо эмоции по этому поводу. Оставалась спокойной, отстранённой, сосредоточенной на том, зачем мы здесь. Так надо. Это единственный способ пережить всё это и не тронуться умом.
Избегая взгляда Трейса, я зашла за его спину и обняла руками за талию. Чтобы не видеть тело моей матери у него на руках. Чтобы вообще ничего не видеть.
Я зажмурилась и проглотила скорбь, не желая зацикливаться на ней.
Трейс телепортировал нас обратно в поместье, где нашего появления ждали Доминик, Габриэль и Арианна. Их разговор мгновенно прервался, и пытливые взгляды устремились к нам, возникшим посреди комнаты с телом моей матери. Дом содрогнулся от раската грома, как раз когда пространство вокруг окончательно прояснилось после перемещения. Ливень, всё грозившийся начаться ранее, решил обрушиться именно сейчас, приветствуя наше возвращение.
Я отстранилась от Трейса, обхватила себя руками из-за холода и поспешила к камину, где как раз стоял Доминик, опираясь рукой на каминную полку и с бокалом в руке. Мне нужен жар огня, чтобы согреться, и его близость, чтобы успокоить хаос в душе. Неосознанно я остановилась совсем рядом с ним и качнулась к нему, касаясь его рукой.
Его взгляд опустился на то место, где наша кожа соприкасалась, и снова поднялся к моему лицу, но я не могла посмотреть ему в глаза. Он ничего не сказал и развернул голову к Трейсу, который вместе с Габриэлем осторожно уложил мою маму на диван.
— Она… — Габриэль покачал головой, поражённый тем, что видит. — Она просто копия Тессы.
Трейс наклонил голову, присматриваясь, и затем кивнул.
— Но губы, как у Джеммы.
Комната погрузилась в молчание, пока все смотрели на неподвижное тело моей мамы, изучая её черты. Мне было не по себе от всей этой ситуации.
— Ну, и что вы все уставились?! — крикнула я, обводя их всех взглядом. — Мы принесли её сюда не для того, чтобы разглядывать, так что давайте перестанем пялиться и продолжим следовать плану, — я развернулась к Арианне, моё терпение балансировало на грани пропасти. — Что дальше?
Она покрутила кольцо на своём пальце.
— Надо её оживить и взять кровь.
— Отлично, — я опустила скрещенные на груди руки и подошла к дивану, где лежала мама. Её некогда алебастровая кожа покрылась трещинами и приобрела болезненный оттенок, ближе всего к серому. — Дайте мне что-нибудь, чтобы я могла влить в неё кровь.
— При всём моём уважении, ангел, — перебил Доминик, подходя ко мне, и сделал глоток из своего бокала. — Но я не думаю, что этой задачей стоит заняться тебе.
— Эта задача — моя мать, — едко парировала я.
— И именно поэтому пусть лучше это сделает кто-нибудь другой. Ты слишком эмоционально вовлечена.
— То есть, по-твоему, я сейчас выгляжу слишком эмоциональной?
— Он прав, — согласился с ним Габриэль и положил руку мне на плечо. — Если вдруг то, что рассказал о ней твой дядя, было правдой, её нужно будет обездвижить сразу после того, как получим кровь. Не колеблясь.
— Значит, я сделаю это, — я оглянулась на Трейса в поисках поддержки, но её там не оказалось.
— Лучше не рисковать, — высказался он и мягко покачал головой, выражая сожаление. — И вообще тебе не стоит на это смотреть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Яростный ливень стучал в окна, как будто не водой, а галькой. Свет в комнате мерцал, пока гроза снаружи набирала обороты. Часть меня расценивала это, как знак свыше — предупреждение небес, мол, не стоит играть с огнём. Откажитесь от этого плана и найдите другой способ.
Но, конечно же, никто не собирался отказываться. Мы будем танцевать в аду, пока не обуглимся до костей.
— Ладно. Ваша взяла, — сдалась я, но не потому, что считала себя неспособной сделать то, что нужно. Я знаю, что смогла бы. Но уступила я, потому что не хочу, чтобы моим единственным личным воспоминанием о матери было то, где я вонзаю кол обратно в её сердце. — Я подожду в коридоре.
И со сжатыми кулаками покинула комнату в полной тишине.
Оказавшись в коридоре, я прижалась спиной к стене и зажмурилась. Пыталась мысленно отвлечься от происходящего там, не прислушиваться к голосам, решающим, кто будет заниматься колом, а кто — переливанием крови. Я не хотела слышать, как они обсуждают лучшие способы обезвредить Воскрешённую, и уж точно не хотела думать о том, что Воскрешённая, о которой идёт речь, — это моя мать.
Зажмурилась ещё сильнее, пытаясь отыскать в памяти лучшие дни моей жизни. Дни, когда руки Трейса крепко сжимали меня в объятьях, а губы были прижаты к моим. Дни, когда «завтра» не имело значения, а звёздные ночи длились вечность. Таких дней, за которые можно было держаться, становилось всё меньше. Они ускользали от меня быстрее, чем я успевала их сосчитать.
Доминик прислонился к стене рядом со мной. Мне даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что это он.
— О чём думаешь? — спросил он, задевая меня плечом.
Я не стала делиться ни мыслями, ни словами. У меня просто не осталось ни того, ни другого.
После прилично затянувшейся паузы он заговорил снова:
— Ты всё ещё злишься на меня?
Я встретилась с ним взглядом, пытаясь понять, правда ли его это волнует. Сложно сказать.
— Нет, — призналась я. — Не злюсь.
Если Доминик, Габриэль и Трейс не хотели говорить мне о моей матери, чтобы уберечь меня хотя бы от сотой доли тех мучений, что я испытываю сейчас, тогда я абсолютно их понимаю и больше не виню.
Я знаю, что они заботятся обо мне. Все трое, при этом каждый по-своему.
— Рад это слышать, ангел. А то я уже начал думать, что мне действительно придётся извиняться перед тобой.
Его сжатые губы изогнулись в улыбке.
— Как будто ты умеешь, — съязвила я.
— Я быстро учусь, — его улыбка стала шире, и я не могла не улыбнуться в ответ.
— Чем они там заняты? — спросила я, кивком указав на дверь. — Почему не начинают?
— Ромео и красотка решили снова пройтись по плану, пока мой братец готовит все необходимые… инструменты, — кратко описал он, словно очень устал и видит все мои страхи насквозь.
Я кивнула и снова встретилась с ним взглядом:
— Красотка, значит?
— Ну, на неё приятно смотреть.
— Может, вам тогда пожениться?
Доминик щёлкнул языком.
— Неужели кто-то ревнует?
— И не мечтай, Доминик.
Я даже думать об этом не могу. Не сегодня точно.
Отвернулась от него и уставилась перед собой, рассматривая семейный портрет на стене.
— Это твоя мама? — поинтересовалась у него, отмечая их сильное сходство. У неё были такие же волнистые светлые волосы, только длиннее, чем у него, и глаза янтарные, но миндалевидной формы и похожие на кошачьи.
— Да, это она, — подтвердил он, не сводя с меня глаз.
— Она была очень красивой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да, наверное, — он наклонился ближе ко мне. — Как и большинство проклятых.
Я посмотрела на него, и как раз в этот момент мимо пронёсся Габриэль.
— Мы готовы начинать, — объявил он и закрыл дверь в комнату.
— И это тоже пройдёт, ангел, — он склонил голову и оставил меня в коридоре наедине со своими мыслями.