— Больше никого не чувствую, — напрягаю слух. Сквозь закрытые коврами стены доносится женский плач. — Но слышу. Давай наверх, командир.
— «Командир» звучит как издевка, — вздыхает японка. — Командуешь-то ты.
— Здесь полно шикарных диванов, — кидаю ей на ходу. — На которых я с радостью дам тебе покомандовать.
— Забываешься, поручик, — девушка отворачивает в сторону пунцовое лицо.
— Вам не угодишь, командир.
Из комнаты впереди раздается:
— Силь ву плэ, пожалуйста! — женский крик. — Я не куртизанка! Я порядочная!
Звучный хлопок, затем сочный хряп.
— Говорят, француженки делают отличный минет, — еле слышно отдается от стен голос Вэя. — Сделаешь — пожалею твои французские булки.
Пинком выламываю двухстворчатую дверь в кабинет. Картина предстает премерзкая. Через подлокотник дивана, задом кверху, перекинута блондинка — та журналистка-француженка. Платье разорвано, трусики спущены до колен, голая попа дрожит. Из голубых глаз льются слезы, на худой щеке распухает багровый синяк. Удался эксклюзив, нечего сказать.
— Я не умею минет! — кричит девушка, надрываясь. — Мне никогда не нравилось!
А над ней, спустив уставные брюки, стоит Вэй. Китаец оборачивается на треск дерева.
— Какого демона! — ругается полковник, нисколько не тушуясь. — У нас интервью! Выйдете вон! Или посмотреть хотите?
Бросаю взгляд на девушку. Сопли и слезы растекаются по милой, изуродованной фингалом мордашке.
— Мне будет мало посмотреть, — подхожу к китайцу и всаживаю Когти ему в пах. — Я привык быть участником.
Китаец охает и медленно оседает вниз. Выстрелив красным фонтаном из рисового писюна, представитель Пекина падает на пол. Сознание его уносится в небесные гроты, искать священный дун-тянь. Пускай пещерные небеса носятся с этой скотиной, на Земле ему места нет.
— Перун!! Сука! Что ты наделал!? — трясет меня за плечо Аяно. Ее глаза горят бешенством. — Мы же бежали его спасать, а ты… ты его кастрировал!
— Я его обезвредил, — подойдя к плачущей девушке, натягиваю трусики ей на ягодицы, опускаю подол платья. — Мадмуазель, всё позади. Ваш обидчик мертв.
Помогаю девушке слезть с дивана, она прижимается к моей груди, надрываясь плачем.
Аяно в шоке смотрит на меня:
— Но, как же сотрудничество с Китаем? Как же помощь их армии?
Провожу ладонью по светлым волосам француженки. Девушка постепенно успокаивается, но в мою куртку вцепилась крепко, аж костяшки побелели. Блин. О чем японка вообще? Никакая помощь не стоит издевательств над женщинами.
— Ая, да пошли в ад эти узкоглазые. Сами справимся.
* * *
Рубрика «Легендариум демоника Перуна». Хохмы читателей.
Демоник Перун настолько суров, что закуривает только от пожара. Автор: Костя Цепух
Глава 24. Кандагар
— Снимите маску, поручик.
— А писюн вам не дать подержать?
Жандармский подполковник кривит губы, оглянувшись на двух молодцов у двери — в касках и с карабинами, выглядят они внушительно. Только, против бойца «Красных зорь» шансов и у роты таких ребят — шиш с прицепом.
Хорошо, что подполковник не дурак устраивать бессмысленное побоище, понимает — у элиты спецназа есть кое-какие привилегии. Например, маски-шоу. Объявлять же меня бесправным преступником пока нет доказательств.
Сам факт попытки изнасилования быстро подтвердился. Фингал Патрисии, Аяно как свидетель. Только командованию от этого не легче. «Лучше бы китайца жабы сожрали!» — крикнула в сердцах японка. В принципе, я был согласен с ней, если бы демоны заодно не попытались схрумкать журналистку.
Меня и француженку, конечно, сразу закрыли в каморках для допросов в особой части Северной армии. Десять минут ждал жандармов. Думал уже уходить из ветхой хибары, когда следователь все же заглянул.
Бровастый подполковник наседает, оперевшись локтями на стол:
— Поручик, вы понимаете, что вызвали напряженность в китайско-российских отношениях? Мы можем проиграть войну из-за бестолковой девки! Или, наоборот, очень хитрой! Француженку запросто могли подослать к хоу! Та же французская разведка, например.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мелькала такая мысль под коркой, — киваю.
— Ну и?
— Это не отменило бы, что китаец скотина конченая, — неопределенно вожу рукой в воздухе. — И вообще, сами тоже подумайте. Пекин присылает, как своего представителя, какую-то несерьезную паскуду. Чмо распоследнее. Тыловую крысу, которая печется не о военной обстановке, а стремится портить женщин в союзническом лагере. Не думали, что не просто так? Что над нашим главнокомандующим потешаются? Что проверяют его терпение на прочность? А где его охрана, где делегация представителя? Всего лишь пара адъютантов, отосланных, чтобы не мешали силой брать журналистку. А низкий уровень в живе? Максимум Воин. Несолидно для представителя сильнейшей армии, разве нет?
После моей речи жандарм, опустив голову, едва разборчиво сипит:
— Ну и зачем, по-вашему, китайцам так шутить с нами?
— Чтобы посмотреть, стерпите ли плевок в лицо. Мы-то по самое горло в войне, а китайцы еще только осматриваются. Вот и прислали к нам слабочка-провокатора без дружины. Крутого ушуиста мы могли бы зауважать, несмотря на наглость. А к такому уважения никакого. Вот китайский штаб и смотрит. Если проглотите — поймут, что мы на них сильно рассчитываем, значит, можно вытирать ноги о русских. Если нет и прирежете придурка, то будете должны. Никто на вас обижаться не будет, но обязательно сделают вид. Ну а нам полагается не в ноги кланяться, а с суровой миной выставить претензию: какого черта в качестве представителя отправили этого утырка, позор мундира и мужчин.
Ну и длинную тираду я залечил. Сам в шоке, но никто не оценил. Подполковник только брови вздымает и багровеет от злости.
— Не ваше дело давать подобные советы, поручик.
— Ну тогда я и не буду думать о сложных материях, — фыркаю. — Скотская харя наказана, и с меня хватит.
— Это уж точно не вам решать, когда с вас хватит!
Не успевает жандарм ответить, как дверь каморки распахивается, и внутрь входит, даже вбегает, раскидав в стороны бугаев в касках, тоненькая Аяно.
— Хватит задерживать моего подчиненного, — она бросает на стол под нос жандарма лист с печатью. — Распоряжение вашего шефа. Я его забираю. Ночью наступление, и место моего солдата на передовой, а не в вашем шкафу.
— Это допросная комната, — обижается жандарм и, внимательно разглядывая бумагу, шлепает губами. — Хм… что ж, поручик Перун, не смею больше задерживать.
Уже на свежем воздухе Аяно бросает, сверкнув глазами:
— Я теперь должна жандармскому шефу. До атаки не вздумай вляпаться еще во что-то.
Серьезно? Японка, алло! Девушку как бы насиловали. Где же твоя женская солидарность?
— Хорошо, командир, — холодно отвечаю. — Если какой-нибудь придурок с рисовых полей захочет тебя обесчестить, я не вмешаюсь.
Она морщится.
— С одним придурком уж я сама справлюсь.
— Значит, мне вмешиваться, только если на твою честь посягнет взвод придурков? Полк? Армия?
— Я тебя поняла, Перун, — вздыхает. — Ладно, считай, что поступил правильно.
Вокруг носятся люди с оружием. Вдалеке гудят подъезжающее танки, тарахтят бензовозы. Штурм города будет серьезный. Лишь бы не напрасный.
В стороне, из другой крошечной хатенки, показывается Патрисия в сопровождении мужчины в костюме-тройка.
— Представитель французского посольства прибежал, — смотрит в ту же сторону Аяно.
Я подхожу к блондинке. Бледная и запуганная, она поднимает на меня васильковые глазки. Опухоль синяка на щеке чуть спала.
— Спасибо вам еще раз, Перун!
— Мадмуазель, уезжали бы вы отсюда подобру, — хмуро говорю. — Сейчас готовится наступление, но потом вами обязательно займутся вплотную. Никакой пиджак вас не спасет, — киваю на француза рядом. — Так что исчезните. Пока не вскрылось еще что-то. Про вас.