Читать интересную книгу Властелин пустоты - Александр Громов

– Он не убивал, – напомнил жирный.

– Поэтому мы с ним и разговариваем, – прошамкала старуха.

Спектакль, подумал Леон. Видел я одну Хранительницу, видел и Хранителя. Власть и власть! Упоение властью до последнего часа, до последнего клочка земли, еще не выжженного очисткой. Болтовня о свободе – сказочки для дураков. А если и свобода – то для чего? Чтобы до каждого свободного рано или поздно добрался зауряд-очиститель?

Чужая воля все еще держала его, но уже слабее. Леон почувствовал, что может напрячь мышцы. Кинуться на жирного? Э, что мечтать. Шептун скрутит его в момент, не дав сделать прыжка.

Играть. Тянуть время.

– Как вы узнали, что я здесь? – спросил Леон.

– Тебе повезло случайно. Другой отступник, по имени Астил, пожертвовал своим человеком, чтобы доставить вот это послание. – Жирный помахал мятым свитком пчелиной бумаги. – Он угрожает нам, этот Астил. Он – нам!

Жирный опять рассмеялся.

– Твоя жена тоже здесь.

– Хлоя?!

– Она пришла к нам сама, – довольным голосом произнес жирный, – и привела твоих пасынков, как их… Сильф и Дафнис, кажется. Ты был не слишком внимателен к своей жене, охотник Леон.

Так. И Хлоя тут как тут. Успела нажаловаться. И уж конечно, рассказала зверопоклонникам обо всем, что видела и слышала. Почему она, вместо того чтобы попытаться учинить скандал в штабе, отправилась на юг искать на мужа управу? Может, ей кто-то подсказал? Дура, как есть. А одна ли она сбежала из контролируемой области, вот вопрос. Похоже, придется как следует заняться южной границей, чтобы оттуда сюда ни одна муха… Да.

Когда вернусь.

А вернусь ли?

Запершило в горле.

Играть! Водить за нос.

– Вы мне хотели что-то предложить, – напомнил Леон, откашлявшись.

Жирный и старуха вновь обменялись взглядами.

– Торопишься, Леон. Но если так тебе удобнее… Слушай и не заставляй повторять дважды. Ты останешься жить. Поверь, нам не доставляет никакой радости отдавать отступников Железному Зверю, хотя они, признаться, не заслужили иной участи. Отступников от законов Простора судим не мы – их судит Великий Нимб и карают посланные им Железные Звери. Но мы готовы принять твое раскаяние, если оно будет искренним. Вместе с женой и пасынками ты будешь жить в деревне вдали от гнева Нимба. Жить точно так же, как ты жил до своего отступничества.

«Благодарю, – подумал Леон. – Этого мне не хватало».

– Что вас убедит в искренности моего раскаяния? – спросил он деревянным голосом.

– Ты отправишь Зигмунду, прозванному Умнейшим, послание с просьбой прибыть в назначенное нами место.

Так.

– Что вы с ним сделаете?

– Вина Зигмунда перед Простором много больше твоей, Леон. Не нам его судить.

Конечно, не вам. Железному Зверю.

– Дайте подумать, – сказал Леон.

– Думай, только недолго. Ты должен дать ответ сейчас.

Если попытаться что-то предпринять, то сию же минуту… Леон осторожно «ощупал» тиски, сдавившие его волю. Вот, пожалуй, лазейка, а вот еще одна… Если только они не оставлены нарочно, как ловушки для неопытной дичи.

«Почему, ну почему я не был у Париса лучшим учеником?..»

– Да, – сказал Леон, настраиваясь на лазейку. – Я говорю: да.

Хлоя. Жить с Хлоей – а почему бы и нет? Жил ведь прежде. Ну сварлива, ну и что? Зато сдобна и на зависть страстна ночами. Сильф и Дафнис – милейшие мальчики. Пусть покричит Хлоя днем, пусть даже разок приложит руку к мужниной голове – можно и потерпеть, если за дело, а ночью помиримся…

Он представил себе, как это будет, и видение рассыпалось на куски.

Внушения не получалось.

– Противодействует, хотя и примитивно, – объявил жирный. – Значит, пытается лгать, как я и думал. Безнадежные отступники всегда лгут.

– Я согласен! – крикнул Леон.

– Ты полагаешь… – шамкнула жирному старая ведьма.

– Я полагаю, что мы зря теряем время, – брюзгливо проронил жирный. – Прости, это была моя идея. Я ошибся. Эй, там!..

– Постойте! – Леон весь покрылся потом. – Подождите!..

Последняя вспышка внимания, доставшаяся ему, была мимолетной:

– Если бы я захотел, ты бы сейчас ползал перед нами на коленях, червяк! Тебе позволили самому выбрать свою участь. Ты выбрал.

Двое конвойных отвели Леона обратно и на этот раз не ввели – втолкнули в знакомую духоту дома без окон. Дверь за спиной грохнула так, что со стен посыпалась охра.

– Тьфу ты, – посочувствовал Фрон, – а я надеялся, что тебе удалось сбежать.

Последнюю ночь перед жертвоприношением Леон не спал. Как это – принести в жертву?! Его! Великого Стрелка и Стратега! Вождя!

Прости, Умнейший, без меня тебе будет труднее. Но ты справишься, я верю. Держится ли еще рассыпающаяся на куски оборона? Я понимаю, что тебе сейчас не до меня, и прощаю. Вряд ли ты даже посылал искать Леона, понимая безнадежность попыток найти упавший самолет в океане леса.

Кирейн. Выпей за меня Тихой Радости. И не потому, что настрочил еще одну агитку, а просто так. Парис, выдай ему флягу, чтобы он выпил и вспомнил Леона.

Филиса. Я так и не добрался до тебя, так и не дошел. Прислал Тирсиса, а должен был примчаться сам. Мы были бы счастливы. Ты прости, у меня никогда не было времени как следует подумать о тебе, вспомнить твое лицо… Я почти забыл его, хотя не должен был забывать.

Прости.

Зверопоклонники все же дали маху: не Хлою им нужно было выманивать из лагеря. Филису!

Нет. У них ничего не получилось бы и в этом случае. Просто сделали бы мне очень больно. Вожди зверопоклонников хитры, но глупы – все эти Хранительницы, Хранители… И даже не слишком хитры, коли воображают, будто им когда-нибудь удастся заманить Умнейшего в ловушку. Что еще можно ожидать от повелителей дураков. Им проще уничтожить вождя отступников, что они и сделают.

Завтра. Не раньше рассвета, не позже полудня. Нет, уже сегодня. Скоро начнет светать.

…Храпел Фрон, растянувшийся на утоптанном земляном полу – Леон не пустил чесоточного на топчан, – и, видимо, не испытывал никаких сомнений относительно грядущего дня так же, как всех дней последующих. Ему-то что. У него Пароль в голове, неизвлекаемый и неуничтожимый. Пропадать одному Леону, а чесоточный останется жив.

«Не следовало лететь самому, – подумал Леон не в первый раз. – Надо было послать к южанам доверенного человека, хотя бы Тирсиса, а еще лучше никого не посылать, отпустить одного пилота, и на следующий день этот их Астил примчался бы сам. Слишком дорого обходятся сделанные сгоряча ошибки, чтобы вождю было позволено их совершать…»

Леон скрипнул зубами. Как-то раз, уже очень давно, вскоре после Столицы, Умнейший ни к селу ни к городу рассказал о стеклянном лабиринте. У них на Сиринге, или где там он жил до того, как свалился на Простор, так мучают крыс во славу науки. Бедная крыса должна пробежать лабиринт из конца в конец, ни разу не сбившись с дороги, не заплутав, а лабиринт ветвится, как паутина, и каждый коридор, ведущий в никуда, оснащен выскакивающими из стен иглами, источниками смертоносных лучей, предательскими ловушками, из которых не выбраться… Есть только один верный путь, и если крыса ошибется хотя бы раз, она погибла.

Тогда он отмахнулся от этого рассказа, как от чего-то незначащего, а надо было давно усвоить, что Умнейший ничего не говорит просто так. Он имел в виду его, Леона. Роль вождя истребляемого народа – быть крысой в стеклянном лабиринте, без права на ошибку. Двигаться наугад, не зная, что ждет за ближайшим поворотом, и если сделаешь неверное движение, отдашь не тот приказ…

Тогда, может быть, повезет следующей крысе.

Сон не шел. Леон устал ворочаться на топчане. Неожиданно ему пришло на ум, что в беседе со старухой и шептуном те не задали ему ни одного вопроса касательно стратегии обороны или, скажем, производства оружия.

Почему так? Неужели по природной темноте своей и глупой самонадеянности?

Вряд ли. Почти наверняка зверопоклонники имеют своих людей и в лагерях беженцев, и на рубежах обороны, и на заводах, и…

А ты думал, население Простора поверило тебе безоглядно?

Леон заскрипел зубами так, что спящий Фрон начал чмокать губами и чесаться во сне. Скотина! Шелудивая толстокожая лесная корова, вот и всё.

Пророчество Фрона подтвердилось утром, когда пленникам впервые не дали еды. Горшок для естественных надобностей также не появился, квадратное отверстие осталось закрытым. Без толку побарабанив в дверь, прокричав с тем же результатом несколько обидных оскорблений, Фрон затих, приложив к двери ухо и сделав Леону знак молчать и не шевелиться.

– Уходят, – сообщил он наконец. – Быстро уходят, спешат… Ага, ушли. Вот-вот начнется, стало быть.

Только теперь Леон понял, что такое настоящая тишина. Оказывается, все время пленения он слышал доносящиеся снаружи звуки, раздробленные стенами в равномерный фон. Теперь наступила тишина. Лишь издалека доносился не то вой, не то плач – наверно, жалоба такого же обреченного на заклание пленника, запертого в другом доме. В остальном деревня словно бы вымерла чуть раньше, чем это ей предстояло.