очередной кочке.
Больше они не разговаривали.
На улице Девочки Степан появился ближе к вечеру. В сумерках и со слезящимися глазами он не сразу сообразил, в какой стороне нужный ему дом. Чуть заплутав, он даже вернулся к началу – ко въезду в село и пошел длинным путем, маршрутом, каким ехала его «Газель» и шел отлов.
В конце концов Степан вывернул из-за угла многоквартирного дома и оказался в десятке метров от Девочки, ее родителей в окружении бабок и, чего он совсем не ожидал, полицейских.
5
Степан особенно запомнил фабрику – Казанскую фабрику медицинских повязок.
– Аспирин, – попросил он молодую девушку-фармацевта в единственной сельской аптеке.
– Мы уже закрыты, я смену закрыла, – ответила девушка, удивленно глядя больше на котенка, чем на Степана.
– Сделайте что-нибудь, или я помру, – сказал Степан; он и выглядел именно так, что сейчас помрет; у него краснели глаза, он краснел сам, напрягал грудь и горло на выдохе. – Аспирин, пожалуйста.
– Но мы закрыты…
– Дай мне сраный аспирин! – закричал Степан и впервые за долгое время хорошенько выдохнул. – И маску! Маску, живее!
– Какую маску?..
Девушка решила, что это ограбление, и уже собралась нажать «тревожную» кнопку. Вот только наличие кота ее смущало. Никто не грабит магазины с котятами.
– Блин, какую маску? Такую вот, – Степан трепал свободной рукой медицинский халат девушки. – Эту вот, которые гриппозные носят! Белую, блин!
– Синие…
– А?!
– Они только синие остались… Ка-Ка-а-азанской фабрики…
Степан так и не понял, при чем тут фабрика. Да и некогда было разбираться. В синей маске, с котенком на предплечье он торопился к дому Арсения.
– Ну что, Арсюш, сумасшедший денек, да?! – спросил Степан и – даже по краснющим, воспаленным глазам становилось ясно – ухмыляется. – Ничего, сейчас все закончится. Сумасшедший был денек.
Степан снова вывернул из-за угла дома Девочки и, теперь уже не сворачивая, пошел все к той же компании.
Девочка сразу бросилась к котенку, обессилевшему и задремавшему на руке Степана. Родители благодарили Степана с единственным вопросом: «Как?» А бабки ничего не поняли, они просто продолжили жаловаться полицейским на незаконный отстрел животных.
– С председателем мы разберемся, – отмахивалась полиция. – Извините, откуда у вас этот котенок? Вы местный?
– Да, – сиплым голосом ответил Степан. – Видел пару раз, что он из этого дома. А сегодня, смотрю, бегает на другом конце…
– Вам что-нибудь известно о сегодняшнем отлове?
– Откуда? Я работаю…
– А зачем вам маска? Вы не могли бы ее снять?
Степан взглянул на бабок, девочку. Все внимательно смотрели на него.
– Аллергия на котов, – ответил Степан и, как по заказу, чихнул, оплевав весь рот под маской. – Страшная. Сниму и помру сразу.
Полицейский закивал, вглядываясь в красные глаза Степана, и отступил. Девочка тем временем давно унесла кота в квартиру, а теперь вернулась во двор тоже с котом, но другим, игрушечным.
– Это вам, – сказала девочка. – За то, что спасли Арсения. Это его любимая игрушка. Он всегда спит с ней! Возьмите, а я ему еще сошью!
Степан взял игрушку, кивнул и пошел прочь.
По дороге домой он купил еще аспирина и бутылку водки. И пока шел – соображал, чему сегодня отдать предпочтение. Ему немного полегчало, меньше драло горло, стало легче дышать, он практически не чихал, вот только голова все не проходила. Подарок девочки Степан нес в кармане, как раньше нес Арсения.
– Чо ты там хоть делал, Степка? На работе-то, – Петровна, как обычно, спускала вечер на скамейке.
– Котов спасал.
– И много платят за такую халтуру?
– Да вот, – Степан показал игрушечного Арсения. – Тем и платят.
– Ничего себе, – засмеялась Петровна. – Так что, отметим твой первый рабочий, соседушка?!
– Пойду я спать, Петровна, – отмахнулся Степан. – Плохо себя чувствую. Простыл, наверное. Опять в легкие отдало.
– Эх, Степан, Степан, – запричитала Петровна. – Котов спасаешь, тебя бы кто спас!
Она еще что-то говорила со своей лавочки, но это последнее, что Степан от нее услышал. Потом за ним закрылась дверь, и он уже мечтал только о том, чтобы взобраться на свой этаж, в свою квартирку и наконец-то прилечь.
Степан кое-как разулся, прошел на кухню, вытащил из кармана куртки на стол бутылку, из другого – кота; умылся. Из облупившихся, когда-то белых деревянных окон кухни прилетел ветерок, ткнулся ему во влажное лицо. Свежий, тонкий, его Степан вдохнул полностью, без остатка.
– Может, и стоит отметить? – спросил он сам себя, снимая куртку и вешая на стул. – Чуть-чуть, – посмотрел на «Столичную», кивнул. – По чуть-чуть.
Но как-то выпил почти всю. Голова, кажется, заболела только сильнее. Степан достал аспирин. Съел две таблетки и подошел покурить в кухонное окно; и выкурил тоже две. Из окна он смотрел на Петровну; Петровна болтала ногами на лавочке. Потом подняла голову и помахала Степану. Тот помахал в ответ и зашел внутрь.
Вернулся за стол. Поднял и прислонил Кота девочки к бутылке напротив. Как собутыльника, подумал Степан и рассмеялся, а потом, от этой же мысли, чуть не расплакался.
– Хороший ты кот, – заключил Степан, доливая и допивая. – Будешь Маленький Арсений. Жаль, не живой. Но и то хорошо, у меня, видишь ли, аллергия на твоих, чуть не померли с твоим братом сегодня. Так что и хорошо, что ты всего лишь игрушка. Я тебя, – Степан глубоко вдохнул, почувствовал запах Арсения и вновь ощутил напряжение в груди. – Сынишке подарю. Ты ему понравишься, он будет рад. Отнесу ему на могилку в декабре. Пусть ему нескучно в зиму будет. Год назад ничего не принес…
Степан сделал последний глоток и расплакался. И как-то весь сразу сдал. Опять потекли сопли, слезы от жалости и болезни вперемешку, стало труднее выдыхать. Закружилась голова. Степан перешел с кухни в комнату, прихватив с собой Маленького Арсения, прилег.
Он лежал и думал, что не получается ровно дышать из-за слез, но это в общем-то ничего. Грудная клетка вздрагивала, глаза слезились – от чего, он и сам уже не понимал, и выдыхал с каким-то присвистом.
Думать не получалось, мыслил Степан рваными эпизодами. В них был Арсений и его игрушка, с которой он спал каждую ночь. И был другой Арсений – его сын, которому в декабре могло исполниться пять. Он тоже мог спать сейчас с какой-нибудь игрушкой, если бы не астма и тот проклятый кот, которого Степан сам и принес домой. А наутро от отчаяния и злости убил, швырнув об стену, – и это был последний эпизод его семейной жизни.
Степан сильнее обнял игрушку, как в детстве, чтобы не бояться. Короткими очередями он выдыхал воздух и больше уже не плакал, не думал. Только