на шаг. 5 января граф Левашев заботливо указывал Слезкину, что он должен доставить Нечаева из части в здание судебных установлений ночью с воскресенья на понедельник 8 января и ночью же вывезти после суда обратно в часть, где он должен оставаться под тем же караулом и при том же майоре Ремере. Предполагалось немедленно после суда увезти Нечаева из Москвы, но III Отделение забыло, что существует двухнедельный срок для подачи кассационной жалобы. Генерал Слезкин запрашивал поэтому, как ему быть: отправить Нечаева в Петербург сейчас же по объявлении приговора или ожидать особого приказания. На бумаге Слезкина – пометка, свидетельствующая о недоуменном положении: «После этого Нечаев едва ли может быть доставлен обратно в Петербург немедленно по объявлении вердикта». Это сомнение было разрешено ни много ни мало… высочайшим повелением оставить Нечаева в Москве в течение апелляционного срока.
Нечаев оставался верен себе в бойкоте судебной власти и доставил ей новое беспокойство 4 января. В этот день «по распоряжению товарища председателя московского окружного суда частный пристав Сущевской части выдавал содержащемуся в этой части преступнику Нечаеву повестку о вызове его в суд 8 января, к 10 часам утра, и список судей и присяжных заседателей, но Нечаев ни повестки, ни списка не принял, отозвавшись, что к делу, в котором его обвиняют, он относится индифферентно, что с тех пор, как сделался эмигрантом, он не принадлежит к подданству России и не признает русских законов и что его силой взяли и привезли сюда из Швейцарии, точно так же возьмут силой и привезут в суд». Повестка с надписью о непринятии ее Нечаевым препровождена приставом к товарищу председателя суда, с уведомлением, что Нечаев будет представлен в суд в назначенное время, а список судей и присяжных заседателей оставлен в арестантской камере Нечаева, согласно распоряжению товарища председателя окружного суда.
2
На суде Нечаев продолжал держаться той же тактики упорного и решительного протеста против суда, отрицания за ним какого-либо права судить его. В свое время в «Правительственном вестнике», а отсюда и в других газетах помещались стенографические отчеты о заседании, перепечатанные в первом томе известных сборников В. Базилевского-Богучарского.
Отсылая читателей к этому отчету, мы восстановим картину суда на основании другого источника, не менее документального, но зато впервые оглашаемого, – жандармских сообщений. Генерал Слезкин в тот же день дал огромную срочную телеграмму с отчетом о процессе и отправил почтой подробное донесение следующего содержания:
«8 января в 12 час. дня открыто было заседание московского окружного суда, под председательством г. Дейера, по делу об убийстве слушателя Петровской академии Иванова мещанином г. Шуи Нечаевым, в сообществе с другими лицами. Преступник Нечаев, введенный в залу заседания жандармами, вошел с наглым видом, держа руки в карманах панталон своих, и тотчас же сел на скамью подсудимых. Когда председатель сделал ему вопрос об имени, то он, вместо ответа, сказал: «Я не признаю этого суда, я эмигрант, не признаю русского императора и здешних законов». Председатель приказал за это удалить Нечаева, и когда жандармы повернули его к двери, вся публика закричала ему несколько раз: «Вон!»; по выводе Нечаева, председатель пригласил публику к порядку, высказав предостережение, что публика на суде не судит, и если позволит себе еще раз сделать какое-нибудь заявление, то будет удалена из залы. После этого водворилась тишина, не прерывавшаяся во все заседание.
По поверке председателем списка присяжных заседателей, был, по его распоряжению, вновь введен Нечаев и на вопрос председателя, не желает ли отвести кого-либо из присяжных заседателей, закричал: «Да здравствуют земские законы!», за что тотчас же был снова выведен из залы.
Затем председатель сказал речь присяжным заседателям, приглашая их, невзирая на выходки подсудимого, успокоиться, отнестись к выходкам этим с презрением и произнести приговор только на основании обстоятельств дела, которые будут представлены им. По окончании этой речи был прочитан обвинительный акт, и затем был снова введен Нечаев, которому г. Дейер предложил вопрос о том, признает ли он себя виновным в убийстве Иванова; на это Нечаев сказал, что преступление, о котором его спрашивают, чисто политического характера… Г. Дейер остановил его, допросил свидетеля – слушателя Петровской академии Мухортова о башлыке его, найденном на месте убийства, и затем приказал секретарю читать документы из дела об убийстве Иванова, как-то: осмотры местности и трупа, отзыв медицинской конторы и показания осужденных уже по этому делу Успенского, Кузнецова, Прыжова и Николаева, а также и других лиц. Во время этих чтений и вообще в течение заседания Нечаев сидел большею частию задом к судейскому столу, облокачивался, принимал разные небрежные позы, подбоченивался, крутил усы, пощипывал свою бородку и всячески старался выказывать наглость и презрение. Когда же после обвинительной речи прокурора суда г. Жукова председатель спросил Нечаева, не может ли он сказать что-нибудь в свою защиту, то Нечаев ответил: «Считаю для себя унизительным отвечать на подобную речь; я уже сказал в Петербурге графу Левашеву, что у меня могут отнять жизнь, но честь никогда», – и при этом ударил себя в грудь.
После этого председатель обратился к присяжным заседателям с разъяснением всех обстоятельств дела, и когда, перейдя к правам присяжных по произнесению приговора, упомянул о высочайшем манифесте, при котором изданы судебные уставы 1864 года, и привел слова манифеста «Да милость царствует в суде», то Нечаев произнес было: «А меня обвиняют без…» [Нечаев произнес не эти слова, а другие: «А меня бил жандармский офицер». В дальнейшем станет понятным такое извращение действительности], но председатель не дал ему окончить фразы; по окончании же речи председателя Нечаев выразился: «А здесь Шемякин суд», – но был удален.
После этого присяжные заседатели удалились для совещания и чрез несколько минут вынесли обвинительный приговор, который тут же был объявлен введенному в залу суда Нечаеву, и затем председатель, согласно заключению прокурора, прочитал приговор суда в окончательной форме о том, что Нечаев присужден к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 20 лет, по прошествии которых – на вечное житье в Сибири. Выслушав этот приговор, Нечаев закричал: «Да здравствует Земский собор, долой деспотизм!» – и был выведен из суда, сопровождаемый смехом публики.
Заседание окончилось в 5 часов пополудни».
Рассказ генерала Слезкина был бы совсем точен, если бы в нем было упомянуто о том, что при первом удалении из зала заседания Нечаев был избит жандармами под руководством и с рукоприкладством поручика Потулова. Нечаев на суде ввернул реплику о побоях как раз во время напутственного слова председателя: после его обращения к сакраментальной