– Да-да, – сердито перебил Генрих, не желая еще раз выслушивать, что потом должен был делать Ройс. – Объясните мне, – раздраженно потребовал он, отказываясь вслух признавать разумность соображений Ройса по поводу захвата двух заложниц, – что произошло в зале замка Хардин. Греверли заявил, что ваши люди пытались напасть на моих по вашему наущению, когда он брал вас под арест. Не сомневаюсь, – добавил он, поморщившись, – что ваша версия будет отличной от его. Вы же знаете, он вас терпеть не может.
Проигнорировав последнее замечание, Ройс отвечал ровным, непререкаемым тоном:
– Мои люди превосходили числом ваших почти вдвое. Пойди они на ваших людей, никого из них не осталось бы в живых, чтобы препроводить меня в заключение, однако все они возвратились сюда без единой царапины.
Генрих слегка смягчился и, коротко кивнув, заметил:
– На это же указал Жордо на тайном совете, когда Греверли поведал нам сию историю.
– Жордо? – переспросил Ройс. – Вот уж не думал, что обрету в нем союзника.
– И не думайте. Он тоже вас не жалует, но питает еще большую ненависть к Греверли, ибо хочет занять его место, а не ваше, которое, как ему хорошо известно, он не займет никогда. Я, – мрачно прибавил король, – со всех сторон окружен людьми, чей блеск могут затмить лишь их злоба да честолюбие.
Ройс замер от этого неожиданного признания.
– Не со всех сторон, сир, – хладнокровно возразил он.
Не расположенный соглашаться, но зная, что граф говорит правду, король раздраженно вздохнул и указал на стол, на котором стоял поднос с вином и несколькими драгоценными кубками. Сделав движение, весьма напоминающее, со скидкой на его нынешнее настроение, примирительный жест, Генрих велел:
– Налейте нам чего-нибудь выпить. – И, потирая руки, с отсутствующим видом добавил: – Ненавижу зимой это место. У меня постоянно ломит суставы от холода и сырости. Не затей вы весь этот скандал, я сидел бы уже в теплом деревенском доме.
Ройс выполнил просьбу, поднеся первый кубок королю, потом наполнил свой и вернулся к подножию ступеней трона. Стоя в молчании, он потягивал вино, ожидая, когда Генрих очнется от невеселых раздумий.
– В конечном счете из всего этого можно извлечь какую-то пользу, – признал наконец король, взглянув на Ройса. – По правде сказать, я одно время раздумывал о своем дозволении вам укрепить Клеймор и содержать войско. Однако вы, разрешив под угрозой быть обвиненным в измене взять себя под стражу моим людям, которых явно превосходили численностью ваши воины, дали мне доказательство, что не пожелаете восстать против меня, что бы ни подстрекало вас к этому. – И, мгновенно сменив тему с целью поймать в ловушку расслабившегося и не ожидающего подвоха собеседника, Генрих небрежно заметил: – Но ведь вы, невзирая на верность мне, не собирались передавать леди Дженнифер Меррик под ответственность Греверли, чтобы ее после препроводили домой, правда?
Ройса охватил гнев при воспоминании о своей глупости. Опустив кубок, он ледяным тоном проговорил:
– В ту пору я был совершенно уверен, что она откажется ехать и объяснит это Греверли.
Генрих взглянул на него, открыл рот и неосторожно наклонил кубок.
– Значит, Греверли сказал правду. Обе женщины вас одурачили.
– Обе? – повторил Ройс.
– Да, мой мальчик, – подтвердил Генрих с недовольством, смешанным с недоумением. – За дверьми этого зала стоят два посланника короля Иакова. Через них я поддерживаю постоянные сношения с Иаковом, а он имеет сведения от графа Меррика и всех участников происшествия. Судя по тому, что сам Джеймс с удовольствием мне сообщил, выходит, что младшая девушка, стоявшая, по вашему мнению, на пороге смерти, на деле попросту уткнулась лицом в подушку с перьями, чтобы вызвать кашель. Потом убедила вас, будто бы это возобновившийся приступ легочной болезни, и обманом заставила отослать ее домой. Старшая же – леди Дженнифер, – очевидно, довела заговор до конца, задержавшись еще на день, потом хитростью вынудила вас оставить ее в одиночестве, чтобы дать ей возможность бежать со своим сводным братом, который, несомненно, получил от нее указания, где ему следует ждать.
Голос Генриха стал тверже.
– Чисто шотландская проделка… Чтобы мой лучший воин был одурачен двумя молоденькими девчонками! Эту историю повторяют и смакуют при моем дворе! Когда вы в следующий раз встретитесь с противником, Клеймор, можете обнаружить, что он хохочет вам в лицо, вместо того чтобы дрожать от страха.
Всего миг назад Ройс думал, что не в состоянии злиться сильнее, чем в день бегства Дженни из Хардина. Но открытие, что Бренна Меррик, до слез пугавшаяся собственной тени, перехитрила его, заставило графа заскрежетать зубами. И это еще до того, как он осознал значение последних слов Генриха – слезы Дженни, мольбы за сестру были ложью! Она притворялась все время! Нет сомнений, что, предлагая свою девственность в обмен на жизнь сестры, она рассчитывала спастись до заката!
Генрих резко поднялся, сошел по ступеням и принялся медленно прохаживаться.
– Вы еще многого не знаете! По этому поводу поднялся шум, превзошедший мои ожидания при первом полученном от вас известии о личности заложниц. Я не давал вам аудиенции до сих пор потому, что ждал возвращения вашего безрассудного брата, чтобы лично расспросить его о точном месте захвата девушек. Похоже, – сообщил король Генрих с шумным вздохом, – по всем признакам, он взял их на землях аббатства, где они пребывали, в точном соответствии с заявлением их отца. В результате Рим требует от меня компенсации во всех мыслимых формах! Кроме того, вдобавок к протестам со стороны Рима и всей католической Шотландии по поводу похищения девушек из святого аббатства есть еще Макферсон, который грозит повести горские кланы на нас войной, ибо вы обесчестили его нареченную супругу!
– Его кого? – прохрипел Ройс.
Генрих взглянул на него с сердитым неудовольствием:
– Вам не известно, что молодая женщина, которую вы лишили девственности, а потом увешали драгоценностями, уже была обручена с могущественнейшим в Шотландии вождем клана?
Гнев красной пеленой застил глаза Ройса, и в этот момент он окончательно убедился, что Дженнифер Меррик – искуснейшая на земле лгунья. Он еще видел ее, ни на секунду не опустившую невинных улыбающихся глаз, рассказывающую о заточении в аббатство, заставившую его поверить, что ее сослали туда надолго, может быть, на всю жизнь. Она только позабыла упомянуть, что вот-вот выйдет замуж. Он припомнил и небольшую душераздирающую историю о королевстве грез, и клокочущая в душе ярость стала почти невыносимой. Он не сомневался, что она все это выдумала, все… Сыграла на его симпатиях столь же мастерски, как арфист на струнах своего инструмента.