скажет Софья, когда вернётся, боги, боги? Во что превратилась её гостиная!»
Эта мысль улавливается мною именно как мысль, поскольку вслух донна так её и не озвучивает. Из чувства такта, должно быть. Или из привычки выдерживать субординацию. А вот Элли… Элли нервно хихикает и встаёт на мою защиту:
— Думаю, бабушка если и рассердится, то совсем ненадолго. Ей понравится. Готова поспорить, что ни у кого в Гайе нет и не будет такой гостиной! А уж как донна Мирабель обзавидуется!
«Обзавидуется» — это, кстати, из моего лексикона словечко подцеплено. От смущения меня даже в жар бросает.
Донна Фелиция бурчит нечто вроде «Эх, молодёжь!» и напускает на себя прежний суровый вид. Из выдвижного ящичка в основании шкатулки вытаскивает две посеребрённых нити. Протягивает мне одну, наградив насмешливым взглядом. Но я не тушуюсь. Мне, как рукодельнице со стажем, нанизавшей за свой не такой уж короткий век не один десяток бус и браслетов, суть дальнейшей операции ясна. Вот только, скорее всего, технология здесь не должна быть такой примитивной, как в немагическом мире… Угадала. Ухватив за кончик нить, моя новоявленная наставница подносит её к коралловой горке.
Стук-стук! Вжик-вжик-вжик!
Я и глазом не успеваю моргнуть, как в чаше-раковине, извиваясь, словно живая, закручивается спираль из бусин. Миг — и нить, вырвавшись из пальцев донны Фелиции, стремительно пронзает собой шарики, замыкается, срастается кончиками… и вот уже передо мной готовое ожерелье. Затаив дыхание, подношу свою серебрянку к горке жемчуга и с восторгом ощущаю шевеление в пальцах. Оживает!
Жемчужин меньше, чем кораллов, поэтому воспоминаний, отобранных для передачи дону Теймуру, хватает только на недлинные чётки. Обжигающе горячие. Я едва не роняю их из рук — от неожиданности.
— Немного перенасытили Силой, донна. Это бывает на первых порах
Фелиция смотрит с неожиданным сочувствием.
— Что ж, теперь вам остаётся лишь достучаться до дона Теймура; а он очень не любит, когда вмешиваются в его приватные беседы. Если удастся убедить его выслушать вас — просто сожмите эти чётки в ладони. Придётся вновь испытать чужие страдания, но… В следующий раз будете точно знать, на что идёте.
Оптимистично, ничего не скажешь.
Меня вдруг словно током бьёт. Это что же, когда дон передавал Совету мои воспоминания — он, выходит, тоже пропускал всё через себя? С полной гаммой ощущений? Брр… Становится неловко, будто меня голышом увидели. Выходит, это не просто «подглядел — передал»? Ох, нет, подумаю об этом позже. А сейчас нужно, в конце концов, доделать задуманное.
Элли молча пожимает мне руку.
— Помните, все ваши действия одобрены донной Софьей! — вполголоса напоминает компаньонка.
Что ж, спасибо за поддержку. Это здорово подбадривает. Потому что одно дело — заявить в запале: я, дескать, сама свяжусь с доном Теймуром! И совсем иное — беспардонно вклиниться в серьёзную беседу. Всё равно, что сорвать переговоры крупному боссу.
Впрочем, дон всегда был на редкость практичен. А если отвлечься от эмоциональной и этичной составляющей сведений, которые я вот-вот вывалю на его умную голову — они значительно обогатят его представление о семействе Иглесиасов. Ведь он сейчас решает дальнейшую участь рода? А если я запоздаю со своим обвинением — может статься, что, отправив дона Хуана в ссылку, он таки поставит во главе семьи хорька… пардон, Хорхе, имеющего безупречную репутацию в обществе. Глория слышала краем уха разговор дяди с племянником о такой возможности, а раз она слышала — известно и мне. И что получится? Я-то со своими претензиями всё равно прорвусь к свёкру, но если опоздаю — ему придётся наказывать собственного ставленника. И сядет дон Теймур со всего размаха в большую лужу: вездесущий и всеведущий, проглядел у себя под носом негодяя! Какое пятно на репутации! Разумеется, он будет крайне благодарен. Очень крайне.
Нет, тянуть нельзя.
Вздохнув, придерживаю двумя пальцами одну из жемчужин, угадывая новым умением, что именно в ней затаилось первое воспоминание Лори, как раз о ловко вытянутой из неё молодым негодяем клятве. И представляю себе сперва тяжёлую, резного дуба, дверь в кабинет Главы, а затем и его самого, дорогого… очень дорогого дона, за необъятным рабочим столом с удивительной красоты серебряным письменным прибором, с хрустальным шаром, в котором много чего и кого можно увидеть…
Меня, например, кстати. Однажды с помощью этого самого хрустального ока дон нашёл обережницу даже в закрытом мире двойной звезды.
«Дорогая донна…»
Эти слова, слышимые только мне, сопровождаются тяжким вздохом.
«Что ж, я вас слушаю».
Я вдруг настолько теряюсь, не встретив ни какого-то сопротивления, ни раздражения или рявканий со стороны свёкра, что в ответ могу лишь промямлить: «Что, в самом деле? И ругаться не будете?»
Дон Теймур на удивление терпелив.
«Дорогая донна, за время нашего с вами знакомства я успел оценить вашу удивительную выдержку, равно как и чувство такта. Как и то обстоятельство, что ещё ни разу вы не воспользовались мысленным разговором, чтобы попросить о чём-либо именно меня. Причины, побудившие вас перебороть свою скромность, должны быть достаточно вескими; с простыми неурядицами вы, донна, предпочитаете справляться сами. Итак, излагайте. Я весь внимание».
* * *
Хорошо, что донна Фелиция успела предупредить о неизбежных побочных эффектах при работе с чужими воспоминаниями. Трижды за час пропустить через себя сильнейший треш — это, скажу вам, не сахар. Но когда становится совсем уж невмоготу, напоминаю себе, что я-то в реальной-то жизни и любима, и хранима, и всё, от чего скручивает сейчас в дугу, случилось не со мной, а с бедной девочкой, которой долго ещё придётся залечивать душевные раны. И стискиваю зубы. Надо терпеть.
Откуда-то из того пространства, куда сейчас утекают ожившие картины чужого прошлого, доносятся отголоски чужих эмоций. Целый коктейль чувств: с трудом подавляемый гнев, холодная ярость, сдерживаемый в глотке рык… Похоже, это бесится Ящер. Сам же дон Теймур в нынешней, человеческой ипостаси, уверена, с виду всё так же сдержан и невозмутим, разве что глаза темнеют до черноты да губы сжимаются чуть твёрже. Не человек — скала!
Он просматривает собранное мною молча, не комментируя. И только в конце «видеосессии», когда у меня вырывается