по голове. Глория едва сдержалась, чтобы не отшатнуться.
— Я чувствую, ты что-то задумала.
Бросил на неё испытующий взгляд. Добавил мягко:
— Не выходи из комнаты, Лори. Не совершай ошибку.
И исчез. Надолго.
К рассвету он так и не появился. Тогда, поглядывая через зарешеченное окно на розовеющее небо, она решилась. Шпильками открыла замок, сами же «подарочки» мужа воткнула в дверь: вроде бы как она всё ещё в комнате. Выскользнула в тёмный коридор. Пробралась в каретный сарай. Моля всех богов, чтобы дон Хуан выбрал для утренней поездки к Главе парадную карету, отыскала её и втиснулась в багажный ящик.
…В котором потом едва не задохнулась от духоты и набивающейся во все щели пыли. К тому же, она недоглядела: две давнишних отслеживающих булавки с незапямятных пор остались у неё в платье и теперь жгли, как раскалённые иглы.
Ничего. Она прошла хорошую школу терпения. Она дождётся. Лишь бы её не обнаружили раньше времени дядины слуги. Лишь бы выслушали те, к кому она сбежала. Не отказали бы в защите. Не прогнали, как побродяжку.
Несколько раз она была на грани того, чтобы выскочить, выбив собой крышку ящика, лишь бы надышаться. Неприятная тянущая боль, отдающая в копчик, отрезвляла. Она может потерять и это дитя. Но пока что у них обоих есть шанс: говорят, Торресы сами неплохие целители, да и невесток Главы курирует один из лучших врачей Гайи… А вот если она снова окажется во власти Хорхе — всё, ей не жить. Им с её ребёнком не жить. Муж не простит. Он не спал с ней уже полгода…
«Не выходи из комнаты. Не совершай ошибку».
Беспамятство.
…Всё? Просмотр окончен?
Оказывается, не всё.
Я уже говорила, что мой обережный Дар ведёт себя порой, как самостоятельная и своенравная сущность? Вот и в этот раз он появляется спонтанно, огорошив меня новой картинкой.
Я вижу, как по горной дороге, огибая очередную петлю серпантина, мчится кавалькада вооружённых до зубов всадников. Во главе с незабвенным Хорхе Иглесиасом, я сразу его узнаю. Злость, да что там — тяжёлая душная ненависть поднимается откуда-то из самых глубин моей души, до последнего времени вроде бы такой незамутнённой, познающей беспрерывный дзен. Ах ты… хорёк! Нет, вот так: хор-рёк несчастный! Рука сама тянется к ларцу. А губы, всё ещё бормочущие слаженные строки, вдруг сами выдают, да ещё с угрожающей интонацией:
Алые капли. Белые кости.
Поберегитесь, незваные гости!
Умудрившись зачерпнуть одновременно из обоих отделений шкатулки, я швыряю прямо туда, под ноги бешено скачущим коням, полную горсть перламутровых и коралловых бомбочек.
Хор-рёк!
* * *
Такое вот спонтанно длинное заклинание получилось у Ванечки…Привожу целиком, а по тексту оно рассыпано фрагментами
Бусина вправо, бусина влево,
Бусина алая, бусина белая…
Стонут под пальцами, плачут, страдают,
Воспоминанья хранить не желают.
Слишком уж больно, слишком уж страшно
В душу чужую, раскрытую настежь,
Вторгнуться, вырвать, втянуть, утащить,
Чтобы в себе навсегда сохранить…
Бусина вправо, бусина влево,
Бусина алая, бусина белая…
Им бы — на нежную девичью шею,
Длинной коралловой ниткой алея,
Им бы грузить жемчугами запястья,
Им бы блистать… и не знать о несчастьях,
Что, говорят, иногда происходят,
Что, говорят, существуют в природе.
Только Судьба обережной рукою
Капли цветные лишила покоя
И поменяла их предназначенье,
Судьбы иные в иные теченья
Вдруг развернув: и мужскую и женскую,
Не поглядев на законы вселенские!
Вот и ложатся, то влево, то вправо.
Бусина белая, бусина алая,
В них, как в пучине морской, упокоится
Зло, сотворённое нелюдем с горлицей,
Крепче замков и магических пут
Свяжут коралл и морской перламутр.
Алые капли. Белые кости.
Поберегитесь, незваные гости!
Глава 16
Оглушительный хлопок в ладоши над самым ухом выдёргивает меня из странного состояния полутранса. Я словно прихожу в себя. Ошарашенно оглядываюсь. Слышу возмущённое:
— Ну, знаете ли, донна Иоанна! Подобного я от вас не ожидала!
Негодование в голосе бабушкиной компаньонки заставляет меня нервно завертеть головой. Я опять что-то натворила? Но то, что вижу, лишает дара речи.
Заслоняя густеющей на глазах кроной половину высокого окна, прямо из пола рвётся на волю молодая берёзка. С толстенькими пышными серёжками, с клейкими листочками — всё, как положено юной белоствольной красавице! Простецкая повилика на пару с полевым вьюнком, раскинув плети до невероятных размеров, жадно затягивает драгоценные гобелены, стеллажи с коллекциями и статуэтки в нишах. Несколько пуфов и козетка густо заросли клевером и уже засижены гудящими шмелями: упитанными, можно сказать — образцово-показательными. «Интересно, куда они потом нектар потащат?» — гадаю в полном обалдении.
Под ногами… вообще нечто невообразимое. Отнюдь не ковёр, неоткуда ему взяться: бабушка Софья терпеть не может ковров. Тем не менее, ступни утопают в чём-то мягком. В траве, ёшкин кот, вот в чём! Весь бывший паркет гостиной зарос густым сочным разнотравьем с вкраплениями колокольчиков, ромашек, каких-то трогательно поникших колосков… Бонусом к этому великолепию идёт свирканье кузнечиков и две-три некрупных стрекозы, как раз на бреющем полёте мелькнувшие слюдяными крыльями над столешницей. Та, в свою очередь, зарастает весёленьким изумрудным мхом с пятнами брусники. Эта-то откуда взялась? Ей же на болоте быть полагается, а не на лугу!
— Гм! — нарочито громко напоминает о своём присутствии донна Фелиция. И снова хлопает в ладоши. Очень кстати, поскольку я, кажется, опять впадаю в ступор. — Донна Иоанна, вы закончили с воспоминаньями? Не отвлекайтесь. Сперва доделайте дело, а с побочными явлениями вашей концентрации разберёмся позже.
«…Что