о дне, когда сам поборется за славу.
Зазвонили колокола Сен-Сюльпис, и Люксембургский сад ответил ударом на удар. Взглянув на солнце, опускавшееся в золотом мареве за Бурбонский дворец, они встали из-за стола и медленно пошли на восток. Пересекли бульвар Сен-Жермен и направились к медицинской школе. На углу их обогнала девушка. Клиффорд ухмыльнулся, Элиот и Роуден встревожились, и все поклонились. Она ответила на приветствие, не поднимая головы. Плетущийся позади Селби остановился у яркой витрины и, обернувшись, взглянул в самые синие на свете глаза. Они остановились на нем – всего на пару мгновений, – и юноша поспешил догнать остальных.
– Клянусь Юпитером, – сказал он, – я только что видел настоящую красавицу…
Троица простонала, как хор из трагедии Эсхила:
– Рю Баррэ!
– Что? – воскликнул сбитый с толку Селби.
Единственным ответом был странный жест Клиффорда.
Двумя часами позже, за ужином, он повернулся к Селби и сказал:
– Тебе хочется о чем-то спросить. Видно по тому, как ты ерзаешь.
– Да, – постарался как можно безмятежней ответить тот, – о той девушке. Кто она?
Улыбка Роудена была сочувственной, улыбка Эллиотта – горькой.
– Ее имя, – мрачно сказал Клиффорд, – никому не известно. По крайней мере, – добавил он честно, – насколько я знаю. Все в квартале ей кланяются, и она возвращает приветствие, не более того. Судя по перфорированной ленте в руках, она пианистка и живет на маленькой бедной улочке, которую вечно ремонтируют. На заграждении, перекрывающем ее, черными буквами выведено: «Рю Баррэ». Вот откуда взялось имя, которым мы зовем незнакомку и которое мистер Роуден, чей французский оставляет желать лучшего, произносит как «Ру Баррэ»…
– Ничего подобного! – гневно сказал Роуден.
– Эта Ру Баррэ или Рю Баррэ – желанная добыча каждого хищника в квартале.
– Мы – не хищники, – поправил Эллиотт.
– Я – нет, – ответил Клиффорд.
– И прошу, обрати внимание, Селби, что эти два джентльмена в разное, но одинаково несчастливое время простерлись у ее ног. У леди есть особая, ледяная улыбка как раз для таких случаев и… – проговорил он с мрачным вдохновением, – я вынужден признать, что ни изысканная ученость моего друга Эллиотта, ни мужественная красота моего друга Роудена не смогли растопить этот лед.
Эллиотт и Роуден вскричали, кипя от возмущения:
– А как же ты?!
– Я, – примирительно сказал Клиффорд, – боюсь и шаг ступить туда, куда вы бросаетесь, очертя голову.
II
На следующий день Селби совершенно забыл о Рю Баррэ. Всю неделю он, как проклятый, работал в мастерской и к вечеру субботы так устал, что лег, не поужинав, и увидел кошмар – реку желтой охры, в которой тонул. Воскресным утром, сам не зная почему, он вспомнил о девушке, а пару секунд спустя увидел ее. Это случилось на цветочном рынке на мраморном мосту. Она рассматривала горшочек с анютиными глазками. Садовник вкладывал в сделку сердце и душу, но Рю Баррэ только качала головой.
Следует спросить, остановился бы Селби на мосту, любуясь столистной розой, если бы Клиффорд не разжег его любопытство в прошлый четверг. Возможно, его привлекла тайна, ведь помимо индюка девятнадцатилетний юноша – самое любопытное существо на свете, хотя начиная с двадцати и до самой смерти пытается это скрыть. Справедливости ради, надо признать, что рынок был восхитителен. Под безоблачным небом по всему мраморному мосту у парапета стояли и лежали охапки цветов. Воздух казался мягким, солнечные лучи сплетали кружево теней в листве пальм и горели в сердцах сотен роз. Весна наступила и теперь была в самом разгаре. Поливочные тележки осыпали бульвар холодными брызгами, воробьи невообразимо наглели, доверчивый парижский рыбак тревожно следил за ярким перышком, плывущим в грязной пене прачечных. В нежной зелени увенчанных белыми цветами каштанов гудели пчелы. Капустницы будто огромные снежинки вились над гелиотропами. Пахло свежей землей, в журчании Сены слышался шепот лесного ручья, ласточки скользили над мачтами застывших в порту кораблей. Из окна, из клетки к небесам лилась птичья трель.
Селби посмотрел на столистную розу. Взглянул в утреннюю синеву. Что-то тронуло его в песне маленькой пленницы, а может, это в воздухе мая витала опасная сладость.
Сперва он даже не понял, что остановился, и не осознавал, почему. Решил идти дальше и передумал. Затем посмотрел на Рю Баррэ.
Садовник сказал:
– Мадемуазель, это, вне всякого сомнения, прекраснейшие анютины глазки.
Рю Баррэ покачала головой.
Садовник улыбнулся. Видимо, они ей не нужны. Она регулярно покупала здесь анютины глазки – два-три горшочка каждую весну – и никогда не торговалась. Чего же она хотела? Эти цветы были, наверное, пробным шаром, мостиком к более важной сделке. Садовник потер руки и огляделся.
– Тюльпаны восхитительны, – заметил он, – а гиацинты… – Он уставился на душистые купы как зачарованный.
– А этот? – прошептала Рю, указывая сложенным зонтиком на роскошный розовый куст.
Она пыталась оставаться спокойной, но ее голос дрогнул. Селби заметил это: стыдно сказать, он подслушивал. Заметил и садовник. К его чести, он не добавил к цене цветка не сантима, ведь было ясно, что Рю, как бы ни была очаровательна, все же бедна.
– Куплю анютины глазки, – ответила девушка и вытащила из потертого кошелька два франка.
Затем подняла глаза. В них, сверкая как бриллианты на солнце, стояли слезы. Когда первая слезинка скатилась по щеке, ей показалось, что она увидела Селби. Девушка вытерла платком удивительно синие глаза, и он предстал перед ней во плоти, чрезвычайно смущенный. Внезапно его охватила страсть к астрономическим изысканиям. Он уставился в небо и минут пять сверлил его взглядом. Садовник последовал его примеру, полицейский тоже. Затем Селби посмотрел на носы своих ботинок, садовник взглянул на него, а полицейский тяжелой поступью двинулся дальше. Рю Баррэ к тому времени исчезла.
– Что вам нужно, месье? – спросил садовник.
Как одержимый Селби принялся покупать цветы. Садовник был потрясен. Никогда еще он не продавал столько цветов по столь выгодным для себя ценам и никогда, никогда в жизни не встречал такого покладистого покупателя. Ему хотелось спорить, торговаться, призывать Небо в свидетели. Сделке не хватало остроты.
– Эти тюльпаны восхитительны!
– Да! – горячо соглашался Селби.
– Но, увы, они дорогие.
– Беру.
– Dieu[102], – бормотал садовник, обливаясь потом, – он безумнее большинства англичан.
– Этот кактус…
– Прекрасен!
– Увы…
– Пришлите вместе с остальными.
Садовник прислонился к парапету.
– Этот дивный розовый куст… – тихо начал он.
– Невероятно красив. Думаю, пятидесяти франков будет…
Он осекся, вспыхнув. Садовник наслаждался его смущением, но тут Селби взглянул на мужчину холодно и дерзко, словно подначивая его:
– Я возьму эти розы. Почему та юная леди не могла их купить?
– Мадемуазель небогата.
– Откуда вы знаете?
– Dame