— Лиза её видела?
— Видела. Только будем надеяться, не поняла кто она. Хотя у баб такой нюх, что не дай Бог. Ты бы поаккуратнее.
— Само собой. Что она хотела?
Дубов помучил нос и усмехнулся.
— Тебя.
Мозговой, засунув руку глубоко в карман, брякнул:
— Можно было и самому догадаться.
Наблюдая за ним, Дубов поморщился.
— Прошу тебя, не увязай с ней. Лиза уйдёт.
— Понятно, не маленький. Лишь бы она ничего такого не выкинула.
— Согласен, противная бабёнка. Она уже пыталась мне свои претензии высказать, но я обрезал переправив рога на тебя.
Вторая рука нырнула во второй карман, он вместо того чтоб гавкнуть именно такое выражение лица нарисовалось, простонал:
— Чёрт!
Дубов тут же вставил шпильку:
— Помнишь, я тебе говорил, что у неё хватка бульдожья, хоть и ангельский видок, а ты, на что напирал: фигуристая, есть на что посмотреть.
Теперь уже дело дошло и до рыка:
— Зараза!
— Обруби сразу и вся недолга.
— Тише, семья идёт, — ухватил он друга за руку.
Подлетевшей к ним внук, тут же потребовал показать ему, обещанных Дубовым крокодильчиков. Пришлось вести сразу же в живой уголок, где обнаружились ещё и удав с огромной черепахой. Потоптавшись с полчаса, около этой экзотики, общими усилиями уговорили его сесть за стол.
— Что ты ему опять пообещал? — наклонилась к Дубову Лиза.
— Мороженое с ягодами, — прошептал тот, опалив Лизу добрым смехом, струившимся из прищура глаз.
— О чём шушукаетесь? — не понравилось такое их веселье Мозговому.
— Не скажем, — дружно взявшись за руки, демонстрируя солидарность, посмеялись те.
— Ну-ну, — нахмурился он. Ему такое единство взглядов и рук совсем не понравилось. В груди шелохнулся яд былого соперничества.
— Лиза, мне кажется или он действительно ревнует? — прошептал, опять наклонившись к ней Дубов. — В кои то веки я его достал.
Они заговорчески обменялись улыбками. Лицо Мозгового исказилось болезненной гримасой. «Неужели правда?» — промелькнуло в голове.
Лиза, посмотрев на хмурого Тимофея, зарделась. Похоже Дубов прав. Надо что-то придумать, чтоб он сам себе хвост не откусил. Она осторожно, стараясь успокоить ласковым прикосновением, протягивает руку и дотрагивается до него. Но это мало помогает. Насупился. Не смотрит. Ещё и руку отдёргивает. Завёлся. Посидев минут двадцать за столом, она попросила проводить его до туалетной комнаты. Мозговой с кислой миной поднялся. Проверив и убедившись, что кабинет пуст, Лиза втянула его за собой и закрыла дверь. Мозговой минуту тупо смотрел, а потом закрутил головой.
— Что ты делаешь, это же женская комната? — опешил он.
Она беспечно отмахнулась:
— Всё равно, какая разница, я соскучилась, полдня без тебя.
Она, прижимаясь к нему всем телом, заметила, как вспыхнули его глаза. Каким огнём они полыхнули.
— Лизка, ты не меняешься, — нашёл он её губы, отправляя нетерпеливый язык в сладкое плавание. Нацеловавшись пробормотал:- Я так скучал, так скучал…
Лиза, торопясь, рвала не поддающийся её пальцам ремень на его брюках. «Проклятие, — ругала она себя, — насочиняли разных конструкций, ломай тут ногти. Как его открыть. Кажется, получилось», — обрадованная свободе, нырнула её рука в нужное место.
В сладком безумии он мял на ней платье.
— Я ведь сделаю это, — прохрипел он.
— Неужели у тебя хватит пороху, — веселилась она, лаская и поддразнивая его.
Он вновь впился в эти мучавшие её губки.
— Лиза, скажи, что только меня любишь?
Она, прикусив его мочку, зашептала:
— Сейчас посмотрим…
— Лиза, ты дразнишься, а я возьму тебя сейчас.
Горячее дыхание уже не возможно было отделить, а дрожащие губы сошлись в безумном поцелуе, и они, махнув на мораль рукой, потеряли реальный счёт времени. Только почувствовав, как она сползает в безумном экстазе по стенке, он пришёл в себя. Спешно приведя себя в порядок, они открыли дверь, расступившись перед стучащими в неё дамами.
— Обалдеть, — пялились, они на Тимофея. — Вы соображаете, что это женская комната.
— Оставь. Это, кажется, Мозговой. — Одёрнула говорливую подругу вторая.
— Неужели, — куражился он, — а мы с женой и не заметили.
Обняв Лизу, он повёл её в зал.
За столом их устали ждать. Удивлённо посматривала на них молодёжь, и вообще старался не смотреть на этих двух безумных Дубов. Какое-то время сидели молчком, присматриваясь к ним возбуждённым и загадочным. Пока не понимающий их жарких взглядов и горячих прикосновений сын не пробурчал:
— Мам, тебе плохо было?
Лиза скосила на Мозгового глаз и они оба перевели их на сына. Нестройный хор тут же ответствовал:
— С чего ты взял…
— Ну, не руки же, в самом деле, вы мыли. За это время самим можно было вымыться и не один раз, — недовольно рассказывал им всё это сынуля, не смотря на подёргивания его рукава женой.
— Там очередь была, — соврала Лиза, не моргнув глазом. Почувствовав горячие губы прячущего смеющееся лицо Тимофея на своей шее, она, замолчав, уткнулась в тарелку. Дубов, оценив ухмылку весёлого Мозгового и смущённо улыбающуюся Лизу, понял всё. Но к неудовольствию Седлера и бровью не повёл. Но когда бухтение молодёжи не сбавило оборотов, объявил:
— Оставьте вы их ребятки, они ж не маленькие, надеюсь, знают, что делают.
— А, что бабушка с дедушкой натворили? — цеплялся к родителям Тимка.
— Руки до дыр мыли. — Не унимался Седлер. — Завтра весь город будет рассказывать про то кино.
— Меня заставляете мыть дольше и чище, а их ругаете за это. И что это за кино, про которое будут рассказывать все, а мы не посмотрели.
Услышав такое, Седлер крякнул и отвернулся, а Лизонька прыснула в кулачок.
— Пойдём, потанцуем, пусть остынет, вишь распетушился, — потянул Мозговой свою Лизу к двигающимся в медленном танце парам. — И вы б покружились детки, чем так нервничать-то. Играют у нас неплохо. Поют, закачаешься.
Илья, забрав жену, действительно последовал совету отца.
Дубов остался за столом с внуком.
— А что, нам вдвоём тоже хорошо, — подмигнул он ему.
Тот тоже подмигнул и тут же использовал выгодное положение.
— Дед, давай гульнём.
Дубов не возражал, только сомневался.
— Давай, но как?
Тимка, кося на прижимающихся в танце родителей, сразу выложил свой план удовольствия. Чего тянуть-то, ещё вернутся и всё испортят.
— Мороженого возьмём ещё.
Дубов расхохотался.
— Хитёр ты братец, нас накажут, причём обоих и развернуться не успеем.
Тимка в неудовольствии сложил руки на груди.