— А ты?
— Разве не понятно?
— Пока нет, пойдем, проверим. — Поднял он её на руки. — Сейчас всё, малышка, будет непременно ясно.
Лиза, покачавшись на руках Тимофея Мозгового, как в люльке, осторожно опущенная им, утонула в пуховых подушках. — «Какие огромные. Не люблю такие, жуть. Кто, интересно, ему всё это обставлял и покупал? Конечно бабы, только какие? Не может быть, чтоб у Мозгового не было гарема. Но мне наплевать на это. Сегодня он мой, а там посмотрим».
— Лиза, Лиза, — шептал он, вслушиваясь в её имя. — Я распущу тебе волосы. Ухватился он за шпильки вынимая, одну за другой.
— Распускай, — запоздало разрешила она.
— У тебя дивные невероятно густые волосы, не одной женщины я не встречал с такой гривой. Они пахнут женщиной и травой.
— Крапивой.
— Лиза, — бродил он губами по её щекам, — Лиза.
— Да.
— Лиза, он мне мешает, я сниму с тебя халат?
— Раз мешает, куда же деваться, сними, — улыбнулась она. — Тебе, твой не мешает?
— Сними сама, как тогда в той жизни до «чёрного воронка». Когда приходилось собирать с пола пуговицы от моей рубашки.
— Теперь понятно, почему ты постарался нарядиться в халат. Пуговиц пожалел. Ну, будь по-твоему, держись.
Секунда и её проворные руки, сбросив с него халат, потянулись за остальным. Это подняло шлагбаум, развязав ему руки. Её коротенький, шёлковый халатик для него перестал быть препятствием. Отпустив тормоза, он ринулся к её губам. — Люби, прошу, люби меня, — стонал Тимофей. Его руки ушедшие в свободное плавание рвали застёжку лифчика, торопясь к пылающей груди. — Лиза, она моя, только моя. Господи, как она красива. Я ночью просыпался весь мокрый от своего семя, когда видел её во сне. С годами она стала ещё прекраснее. У этой красоты только один хозяин, я.
— Ты ошибаешься, ей пользовался ещё один мужичок, дорогой.
— Кто? — подскочил, как ужаленный Тимофей, уязвлённый в самое собственническое нутро.
— Твой сын.
— Лиза, нельзя же так пугать, можно и инфаркт запросто организовать. Илюха не считается, и когда это было. Годы не властны над твоим телом. По-прежнему дрожит животик под моей рукой. Значит, ты не так ко мне холодна, как хочешь это показать. Вот так поглажу грудь, и ты уже стонешь. Повернись, моя ягодка, на бочок, какие волнующие бёдра. Дай я их поласкаю. Не зажимайся. Помнишь, как сама брала мою руку и ласкала всё, что тебе хочется. А сейчас сделаю я это сам. Попробую угадать, что тебе больше всего хочется у меня полюбить. Видишь, я ничего, малинка моя, не забыл. Ты уже неровно дышишь. Какой изгиб спины, а попка, как булочка. И всё это ждало меня, чтоб оттаять.
Ночь светила в окно разноцветными огнями ночного города, совсем не оставляя Лизе лазеек и щелей, куда бы она могла спрятать свои возрастные изъяны от его нетерпеливых рук и внимательных глаз. «Пусть, — махнула она, отчаявшись стать незаметной и невидимой, — куда деть годы».
— Не дёргайся.
— А ты не смотри на меня.
— Почему, ты так красива.
— Не смеши меня.
— Я люблю тебя.
— Тимоша.
— Я тут радость моя, с тобой. Похозяйничай на моём теле, как это ты любила делать тогда. Приди в гости в мой ротик.
— Тимофей мы сходим с ума.
— Не страшно, ведь оба.
— Вот уж не думала, что это когда-нибудь повториться.
— А я надеялся опять попасть в кольцо твоих жарких рук. Ну-ка обними меня, закрой глаза, чтоб они тебе не мешали, и отдайся страсти. — Через полчаса он смеялся, целуя её смущённые глаза, — Лизок, я зря растопил тебя всю. Надо было частями, а то не справлюсь. Вот у кого возраст на это дело влияет, так это у мужика, а ты как была в полном порядке, так сейчас ещё и аппетитнее стала.
— Ага, — улыбалась она, — перезрелая ягода завсегда вином отдаёт.
Он, приглушая смех ладонью, хохотал. Ночь испарялась, а до покоя дело так и не дошло.
— Что ты скажешь, если я попрошу добавки, к сладкому, — прошептала она, покусывая его ушко. «Если грешить и пользоваться им, то по — полной программе. А почему бы и нет!? За раз отлюблю и всё», — кружилось в голове.
— Постарайся сама себе помочь. Я уже не тяну. Сделай, как это ты делала в молодости, когда выжимала из меня все соки. Припомни, воспользуйся своими проворными пальчиками. Организуй из меня бойца.
— Ты меня толкаешь на разврат.
— На жизнь, солнце моё!
— Мне просто хорошо с тобой лежать, если б ты даже читал книгу или смотрел телевизор. Это совсем не важно. Просто чувствовать твоё тепло, дыхание, голос, — уже большое счастье для меня.
— Ты, как дорогое, спрятанное про запас, старое вино. Неизвестно что найдешь, открыв бутылку ту, чудное вино или уксус? — Повернулся он, обдавая жаром к ней. До всего этого, что нафантазировала ты, у нас ещё масса времени, а пока гори, ягодка, и сжигай меня.
Работа, дама без души
Усталые глаза страсти слепило только утро. Которое по всем законам природы должно было их бодренько раскрыть. К обеду, проголодавшегося Мозгового разбудили лучи солнышка, пробивающиеся в полураскрытое пространство между тяжёлыми портьерами, создававшими смутный полумрак. Он уставился в эту светлую щель, в которой виднелся кусок голубого неба и паутина облаков. «Как хорошо-то!» Осторожно высвободившись из горячих объятий любимой женщины, отправился на кухню. Где по всему видно хозяйничал с утра только Дубов с внуком. Родители, которого, на данный момент, тоже пока не просматривались. «Сын с невесткой спят, поди, вот Илюха и возится с пацаном. — Усмехнулся он. — Чем ему ещё и заниматься-то». Завтракая, он слышал, как кричал в трубку Илья:- «Оставьте этот вопрос. Решите позже. Ничего с вашим вагоном дел не случиться. К другому паровозу всё равно не прицепите. Придёт, разберётся. Можете вы понять, человек жену нашёл, сына. Не будет его до обеда, испарился, исчез».
— Что там? — вырос он за спиной друга.
— Надоели черти, привыкли, что тебе можно день и ночь на работу добыть. — Ворчал Дубов. — Думаю, обвала до обеда не будет. Как Лиза?
— Притёрлись. Силы набираться пришёл. Проголодался. Давай посидим, кофе попьём.
— Тимку в кабинете без присмотра оставил.
— Дверь открой, чтоб просматривался, большой же мальчонка уже.
— К тебе электрическую лампочку можно подключать, светишься весь.
— Ну. Веришь, сколько баб имел, ни одна не заводила меня так, как Лизка. Сколько ж лет прошло, а как в омут. Дотронулся до её груди и забыл обо всём. Ребята спят?
— Спят, вчера допоздна твой альбом с фотографиями смотрели. Илюха, всклокоченный, конечно. Естественно, хочется мужику многое о тебе знать. Скажет «отец» и вслушивается в слово. Он так на тебя похож. Овал лица, губы, нос, разрез глаз, фигура, плечи. Повернёт голову, я улыбаюсь, твоя копия. Постарался ты на славу, Лизиного ничегошеньки.