В моей каюте, под кроватью стояли три сундука. Один – с инструментами, второй с золотом и жемчугом. В третьем находились жёлтая сумка, пистолеты, подзорная труба и прочие дорогие мне мелочи, привезённые с “Дуката”. На стене над кроватью покачивался нож с контуром крысы на лезвии. И ещё одну мою вещь вёз корабль: на верхней палубе, укрытый брезентом и затянутый верёвками, стоял драгоценный капитанский стол.
Время, проведённое в пути к индийскому побережью, пролетело незаметно. Мы с Давидом очень сдружились и проводили вечера в неторопливых беседах. Я узнал, что отец пропавших детей снарядил для торговли два новых корабля, а сам на “Африке” два года упорно бороздил океан в тех местах, где нас застиг ураган.
– Если бы не ваш костёр, мистер Том, – говорил он мне, – мы прошли бы мимо. Когда марсовый матрос прокричал, что видит дым в океане, я подумал, что у него просто пляшут чёртики в глазах, от усталости. Ведь в этом месте ни на одной карте не отмечены острова…
Однажды я спросил его, спасся ли мистер Энди Стоун, капитан погибшего “Дуката”.
– Да, мы были с ним вместе, – ответил Давид. – Моя “Африка” разыскала почти все обломки и шлюпки, на которых были люди. Вот только ваша компания… Кто бы мог подумать, что вы наткнётесь на остров и останетесь на нём?
– Ну а чем теперь занимается Стоун? – спросил я.
– Всех, кого удалось спасти, мы высадили на берег в Мадрасе. Я мало заботился о его судьбе – у меня было своё горе. Знаю лишь, что никто не хотел нанимать его на капитанскую должность. Живой капитан погибшего судна – сомнительная рекомендация и плохая примета. Да ещё с такой фамилией… [46]
– Но ведь он прекрасный капитан! А что касается примет, то разве не его каюта помогла выжить всем нам? Он был незримым нашим хранителем, и, по-моему, это счастливый знак!
– Кто из судовладельцев примет это в расчёт, мистер Том! Хотя капитан он отменный, спору нет. У него есть редкостное умение находить границы морских тайфунов и бурь. В таких случаях он приказывал поднять все паруса, и по этой узкой границе, где ещё спокойные воды, но уже яростный ветер, перебрасывал корабль за несколько дней на недельное, а то и месячное расстояние. Так было и в день крушения “Дуката”, но кто мог знать, что мы налетим на рифы, не отмеченные ни на одной карте! Да. Я предложил ему отправиться в Англию на одном из моих судов, в качестве пассажира, разумеется. Он отказался, с каким-то даже отчаянием. Говорили, что он добывает себе средства на жизнь, работая простым грузчиком в порту.
Я промолчал, но для себя решил, что это положение вещей следует нарушить.
Пришёл день, когда с горизонта навстречу нам выполз неровный контур берега. Сердце моё замерло. Мечта моих снов! Страна обезьян и кокосов, слонов, крокодилов! До меня долетали уже мелодии чужих наречий и ароматы диковинных трав. Скорей бы увидеть тебя, земля манящая!
“Африка” встала на рейд, и мы сошли на берег. О, это крикливый и суетный порт, бронзовые, полуголые носильщики, разодетые в пёстрые ткани торговцы. Как хотелось смотреть на всё это бесконечно долго, пристально, жадно! Но нет, не дали мне даже оглянуться. Давид ни минуты не стоял на месте – всё время с кем-то встречался, что-то выяснял, подсчитывал, отказывался, соглашался. Он решительно потребовал, чтобы я неотлучно был рядом с ним и во всё вникал (как будто это было возможно!)
Когда под пальмами соткался ароматный, бархатный, фиолетовый вечер, он потащил меня по улицам и улочкам, из калитки в калитку, со двора во двор. Наконец, мы оказались в странном помещении, где вместо стен (я правду говорю!) висели на бамбуковых шестах громадные ковры, а крыши не было вовсе. В чашах по углам горел огонь.
Здесь сидел толстый коричневый человек с чёрными, свитыми в кольца усами и чёрными же внимательными глазками. Мы уселись на какие-то подушки напротив него, и неторопливо (впервые за весь день!), зажурчал разговор. Нам принесли чай, белые сладкие кубики, от которых пальцы у меня сразу стали липкими.
И вот Давид достал и показал человеку мой жемчуг. Коричневое лицо как будто скрутила судорога! Человек даже всхлипнул, рассматривая и покачивая в дрожащих ладонях горсть чёрных жемчужин. Снова зажурчали незнакомые мне слова, и Давид сообщил, что у этого человека не найдётся сейчас таких денег, чтобы купить то, что он видит перед собой. И, так как это вот “то ” встречается жемчужных дел мастеру раз в жизни, он очень просит согласиться на его предложение.
– А в чём предложение? – осторожно поинтересовался я.
– У него есть новый корабль, – сообщил Давид. – Для него ещё только стали набирать команду, и в трюмы пока не грузили товары. Корабль он строил для себя. Строил на совесть, соблюдал все морские традиции. На его закладку было пущено несколько краденых брёвен, а под шпор каждой мачты положена золотая монета. Стоит на нём и голландское новшество: руль двигается не румпелем, а колесом с ручками, – штурвалом. Если ты согласен, то забирай этот корабль в обмен на свой жемчуг.
Я затряс головой, заставляя себя собраться с мыслями. Даже слегка возмутился – что за шутки надо мной шутят! Но коричневый человек, внимательно наблюдавший за мной, вдруг выбросил вперёд руку с растопыренными пальцами и что-то очень быстро проговорил.
– Он понимает, что этого мало, – перевёл Давид, – и берётся погрузить в трюм сто тюков табаку и сто тюков чайного листа.
В ушах у меня зазвенело, фиолетовое небо качнулось перед глазами. Я, всё ещё опасаясь подвоха, медленно кивнул налившейся вдруг тяжестью головой. Напротив меня на черноусом лице свилась гримаса невыносимой, какой-то даже животной радости.
Утром я стоял на палубе своего корабля.
Это была не шхуна, и не барк. Настоящий трёхмачтовый корабль с двумя деками [47] и полным парусным оснащением. На берегу разворачивался день, а я всё стоял, схваченный непреодолимым оцепенением. Мальчишки сновали у мачт. Эвелин, Алис и Бэнсон носили какие-то вещи – я их едва замечал. Давид отобрал мои десять тысяч фунтов и отправился закупать для меня товары – всё было как будто не со мной.
Но тут мысль, в поисках которой, мне кажется, я и путешествовал в некоем призрачном мире, прилетела и больно уколола меня, и я ожил.
Я кое-что взял из сундука, сунул за пояс пистолет и позвал Бэнсона. Вместе мы сошли на берег.
Весь день мы провели в поисках и лишь к вечеру обрели то, что искали. В очередной портовой таверне. Здесь, за одним из столиков, издеваясь над каким-то бедолагой, сгрудилась кучка хохочущих грузчиков. Кто-то в этой кучке глумливо кричал:
– Расскажи нам ещё, как ты был капитаном! Давай, болтун, давай!