Читать интересную книгу Через вселенную - Рэвис Бет

— Я этого не выдержу, — шепчет она. — Этих людей. Этот «мир». Я не смогу здесь жить. Не смогу провести тут всю жизнь. Я не могу. Не могу.

Так. Значит, какая-то часть речи Старейшины дошла до ее сознания. Она знает, что она — все мы — в ловушке.

Мне хочется обнять ее, крепко прижать к себе. Но я понимаю, что ей нужно совсем другое. Она хочет быть свободной, а мое единственное желание — схватить ее и не отпускать.

— Кажется, я знаю, чем тебе можно помочь, — говорю я.

57

Эми

Старший ведет меня по дорожке, идущей от Больницы, с очень таинственным видом. Он не хочет ничего говорить, и, наверное, поэтому у меня поднимается настроение — он похож на маленького мальчика, которому не терпится показать другу новую игрушку. Этого довольно, чтобы я на время забыла о головокружении и преследовавшем меня весь день чувстве, словно приходится пробираться сквозь толщу воды.

Сидящая на скамейке у пруда пара машет нам руками, когда мы проходим мимо. Лицо девушки сияет, и она льнет к груди парня с выражением полного блаженства. Правой рукой она обнимает свой живот, а парень накрывает ее руку своей.

Она склоняет голову, и я вдруг понимаю, что она разговаривает с еще не родившимся малышом, а не со своим спутником.

— И за всеми звездами протянулись светлые хвосты, и ото всех льется сияние, вниз, на нас и на тебя.

— Старейшина сказал, что они не для меня, — бормочет Старший себе под нос, когда их воркование затихает позади.

Я непонимающе смотрю на него.

— Звезды на экране в Большом зале. Когда я понял, что это не настоящие звезды, а просто лампочки, он сказал, что они предназначаются не для меня. — Он отворачивается и очень тихо добавляет: — Это было в тот день, когда ты проснулась. — Слова повисают в воздухе между нами. Нам обоим кажется, что это было вечность назад.

Старший указывает на счастливую парочку на скамейке.

— Старейшина сказал, что фальшивые звезды нужны им.

— А, ясно. — Это так похоже на Старейшину — контролировать даже звезды. Они нужны ему, только чтобы манипулировать жителями корабля. Чтобы, когда им скажут, что они не доживут до посадки, они хотя бы могли рассказать о них детям. Оглядываюсь на девушку, сидящую на скамейке: она нежно обнимает свой живот и шепчет еще не родившемуся малышу о звездах, обещая ему жизнь под настоящим небом.

— Это жестоко, — говорю я. — Мучить их рассказами о мире, а потом отобрать его.

Старший качает головой.

— Все не так. Теперь у них есть о чем рассказать детям. Так они передадут им надежду.

Я поднимаю на него удивленный взгляд.

— И ты, получается, вроде как согласен со Старейшиной?

— Вроде как.

Я готовлюсь возразить. Старейшина похож на избалованного ребенка, который разбрасывает игрушки. Только и ждет шанса сломать нас, ищет любой признак того, что мы не хотим играть в его игры. Постоянно следит за нами взглядом, который напоминает мне о Люте. Он не помогает людям, в чем почти уверен Старший — он поворачивает все так, чтобы каждый на корабле забыл, что к моменту посадки на новую планету он будет либо мертв, либо очень стар. Но я не успеваю открыть рот.

— Пришли! — объявляет Старший.

Он весь прямо светится от гордости, и мне не хватает духу сказать, что я уже была в Регистратеке. Впрочем, в тот раз я выглядела и чувствовала себя как черт-знает-что, вся в грязи и в слезах. Вспоминаю человека, который мне тогда помог. Орион. Только его доброта не дала мне свихнуться.

Одно из кресел на крыльце лениво покачивается, словно в нем только что кто-то сидел, но других признаков жизни нет. Старший тянется открыть передо мной дверь. Мой взгляд падает на чьи-то глаза, и я улыбаюсь, ожидая, что это Орион, но с кирпичной стены на меня смотрит портрет Старшего.

— Ой! — Я наклоняюсь, чтобы получше рассмотреть. Суровую физиономию Старейшины сменило лицо Старшего.

— Ага, — застенчиво мычит Старший. Сначала я думаю, что он захочет похвастаться картиной — Джейсон бы обязательно начал выпендриваться — но он, кажется, досадует, что я ее вообще заметила. — Заходи!

В Регистратеке нет никого, кроме нас, тут пусто и темно. Старший показывает мне большую модель Земли и корабля, которые я уже видела раньше. Я притворяюсь, что смотрю, но меня больше интересуют изображения, мерцающие на стенах. Когда я сюда приходила в прошлый раз, с Орионом, там ничего не было; я на них даже внимания не обратила.

— Стенные пленки, — поясняет Старший, заметив мое любопытство. — Вот чем занимался «Годспид», пока ты спала.

Он улыбается мне, но я едва замечаю. Меня завораживают мелькающие картинки: схемы действия вай-комов и гравитационной трубы. Искусство: я узнаю среди сканов несколько работ Харли. Часть из них — золотые рыбки (это, кажется, его любимая тема), но есть и другие изображения: скульптуры, керамика, рисунки, лоскутное одеяло ручной работы. Один из пленочных компьютеров высвечивает список названий. Старший нажимает на экран, и холл заполняет музыка.

Впервые с того дня, как я проснулась, я чувствую, что смогла бы полюбить это место. Это не Земля, как себя ни убеждай… но у меня перед глазами достижения искусства и науки, жизнь, которая шла вперед, несмотря на то что потеряла Землю.

Жизнь продолжалась, пока меня мучили кошмары под ногами целых поколений людей. И они знали обо мне не больше, чем я — о них.

— Странно, — говорит Старший, постукивая костяшками пальцев по одному из настенных компьютеров.

— Что?

— Изображение не убирается, — отвечает он.

На экране изображено нечто непонятное, надпись вверху экрана гласит: СХЕМА БЫСТРОГО РЕАКТОРА СО СВИНЦОВЫМ ТЕПЛОНОСИТЕЛЕМ. Вообще, надпись не очень помогает. Я все равно слабо представляю, что это.

— Заблокирован, — говорит Старший. — Дай-ка я попробую… — Он подходит к одному из висящих на стене черных ящиков и прикладывает палец к сканеру.

— Доступ разрешен, степень — Старшая, — сообщает компьютер.

Картинки вокруг нас сменяются. Среди изображений «Годспида» появляются картины Земли. Вместо пейзажа с Больницей и садом на экране возникает фотография Долины монументов. Хоть я жила и не там, она все же напоминает мне местность, в которой находилась космическая лаборатория — час езды от Колорадо, где я встретила Джейсона, последнего места, которое я звала домом.

— Большинству людей это видеть нельзя, — замечает Старший, все еще пытаясь заставить один из мониторов показывать что-нибудь, кроме схемы реактора. Когда родится новое поколение, школу опять откроют. Модели Сол-Земли и «Годспида» детям покажут. Но это им видеть нельзя.

— А почему? — спрашиваю я, касаясь пальцами Долины монументов на экране за секунду до того, как она превращается в египетского сфинкса.

— Старейшина говорит, что людям лучше не думать слишком много о Сол-Земле. Что думать надо о будущем, а не о прошлом.

— Но тебе-то он разрешает.

Старший поворачивается к экрану и мгновение смотрит прямо в глаза фотографии Ким Чен Ира, а потом картинка сменяется на изображение одного из старых президентов. Не могу вспомнить, который это — такой толстый, с пышными усами.

— Это часть его обучения. Я должен все знать о Сол-Земле, чтобы не повторить ее ошибки. Да что с этой хренью случилось?

Мне хочется сказать, что на Земле не было ошибок, вот только я знаю, что это не так. Хочется сказать, что Старейшина не прав, но и в этом я не уверена. Слишком многого я еще не понимаю в мирке этого корабля.

— Орион! — зовет Старший. — Тут стенная пленка зависла!

— Он разве здесь? — Я оглядываюсь: такое чувство, что кроме нас тут никого.

На экране за его спиной один старый президент превращается в другого.

— Так вот, я говорил, Старейшина хочет, чтобы я учил историю Сол-Земли. Многие из ваших лидеров все делали правильно — просто не сумели повести за собой людей. Вот он, например.

Я бросаю взгляд на изображение на экране.