— С нами Крестная сила!
Боясь прослыть глупцами, в угоду лукавым ткачам, подавляющее большинство современных интеллигентов продолжает восторгаться несуществующей мантией Бориса Пастернака. Но при трезвом отношении к его роману становится очевидным, что сегодняшний король ничтожен и жалок в своей волосатой душевной самости, в своей полной духовной наготе.
И я смею думать, что как писатель и человек Пастернак заслуживает не восхищения, а лишь искреннего сочувствия и жалости. Ему сейчас более всего необходимы не преклонения перед его «Доктором Живаго», а молитвы о рабе Божием Борисе, чтоб Господь помог ему преодолеть весь этот дурман похвал, чтоб просветил его ум, очистил сердце и наставил его на путь спасения.
Мая 14-го дня 1959 года
КАК ВОЛКА НИ КОРМИ, ОН ВСЁ В ЛЕС СМОТРИТ
Максим Горький умер восемнадцатого июня тысяча девятьсот тридцать шестого года. Но до сих пор, через двадцать пять лет, тайна его смерти окончательно не раскрыта. Нам могут возразить:
— Помилуйте, какая же тайна?.. Человеку шестьдесят восемь лет. Здоровье его было подорвано. Еще в молодости он покушался на самоубийство и прострелил себе легкое. Непомерный успех тоже не приходит безнаказанно. Сперва романтик, затем певец босячества и буревестник революции, он огребал гигантские гонорары. А под конец своего пути выступал в роли великого учителя жизни и яро защищал сталинскую политику. Тогда же его сочинения были выпущены в десятках миллионов экземпляров. Его имя присвоено Нижнему Новгороду, Московскому Художественному театру, Парку Культуры и Отдыха в Москве и множеству отдельных фабрик, колхозов, учебных заведений и так далее.
О какой же, казалось бы, тайне можно тут говорить?
Но вспомним гибель первой жены Сталина Аллилуевой или отравленную отцом народов жену Ленина Крупскую. Со смертью Горького несомненно связано и падение всесильного начальника НКВД Ягоды.
«Если враг не сдается, его уничтожают», — писал Горький. Но он тогда и не подозревал, что если друг диктатора знает о нем слишком много, такого друга тоже неминуемо ликвидируют.
К тысяча девятьсот тридцать пятому году Сталин охладел к бывшему Буревестнику. Миновали медовые месяцы, когда вернувшийся из эмиграции Горький запросто беседовал с Иосифом Виссарионовичем. Летом того же года, после безуспешных попыток встретиться со Сталиным «по личному делу», Горькому разрешили соединиться с Кремлем по телефону. Ссылаясь на состояние своего здоровья, он просил отпустить его в Италию. Сталин отказал, саркастически заметив:
— У нас в Крыму климат не хуже, чем на Капри, поезжай в Ялту!
Через год Горький умер. Советская печать сообщила, что его отравили врачи. Беспартийная любознательность Горького была к этому времени не ко двору: и без того он видел и знал слишком много, а потому не только выехать в Италию, но вообще жить на белом свете ему далее не полагалось.
И уже совсем дикая расправа со всем окружением Горького началась вскоре после его смерти. Не успели покойника подгримировать, как все врачи, лечившие его в последние недели, были арестованы. Взяли и приставленного Ягодой осведомителя — Крючкова, который играл роль личного секретаря Горького. Были закрыты созданные Горьким журналы «СССР на Стройке», «Наши Достижения» и «Колхозник». Затем пошли повальные аресты всех граждан, близко общавшихся с Горьким. А несколько позднее дошла очередь и до самого Ягоды.
У Сталина в эти годы уже появились признаки мании преследования, но в данном случае его подозрения неожиданно и полностью подтвердились.
Тотчас после траурной телеграммы о смерти Горького поспешно созданные из литераторов комиссии принялись разбирать его архивы. И в первый же вечер в особняке Спиридоновского переулка среди писем и старых газет был обнаружен более чем откровенный дневник Горького. Начальник группы немедленно позвонил в НКВД. Архив был опечатан. Перепуганных литераторов увезли на Лубянку и с каждого взяли подписку о неразглашении.
Но тайна дневника не умерла. Кое-кто всё же успел под горячую руку бегло взглянуть в начало, в середину и в конец тетради. Это было сплошное разоблачение диктатора и его ближайших соратников.
Быть может, Максим Горький слишком поздно протрезвел от своих возвращенческих восторгов, но всё же протрезвел окончательно. Понимая, что жить ему осталось недолго, хотел оправдаться перед будущими поколениями. Пытался вывезти свой дневник за границу, но в Италию не пустили. Надеялся передать в надежные руки — и не успел. Не рассчитал своих последних дней.
Объявить «врагом народа» Максима Горького после его смерти было, разумеется, невозможно. Но для оправдания посмертного возмездия придумали версию о вражеском заговоре против великого писателя.
Первые сведения о дневнике Горького были опубликованы на Западе одним из уцелевших очевидцев в 53-ем номере французского журнала «Preuves». Упоминает о дневнике и бывший видный сотрудник НКВД Александр Орлов. В своей книге «Секретная история сталинских преступлений» на странице 276 он говорит:
«После смерти Горького в его бумагах нашли тщательно запрятанные заметки. Когда Ягода закончил чтение этих заметок, он крепко выругался и сказал: “Как волка ни корми, он всё в лес смотрит”».
В Советском Союзе Максима Горького действительно кормили на славу. Его сочинения выпущены в десятках миллионов экземпляров. Его именем назван Нижний Новгород, Московский Художественный Театр, Парк Культуры и Отдыха в Москве, многие колхозы, фабрики и учебные заведения. И всё же под конец Горький не выдержал, пытался вырваться на волю, в далекую и неродную Италию…
Очевидно, и впрямь — не хлебом единым жив человек.
1961
РУССКОЕ СТАРООБРЯДЧЕСТВО
Глубокий и вдумчивый труд страстного, но ни в коем случае не пристрастного исследователя Сергея Александровича Зеньковского «Русское старообрядчество» без всякого преувеличения является событием в русской исторической литературе. Профессор Зеньковский десятки лет занимался русским старообрядчеством и опубликовал ряд работ об идеологии и литературе поборников старой веры. В своей новой книге он не только подводит итоги предыдущих исследований, но, опираясь на всю массу исторических текстов и на архивные материалы, впервые использованные им, смело дает синтез трагических событий раскола внутри русской церкви и его роковых последствий. Ярко восстанавливает он подлинную картину духовной борьбы XVII века.
В своем предисловии к книге он говорит: «Поскольку это было возможно, автор старался в этой книге избежать употребления слова раскол. В обычной русской терминологии это слово стало одиозным и несправедливым в отношении старообрядчества. Раскол не был отколом от церкви значительной части ее духовенства и мирян, а подлинным внутренним разрывом в самой церкви , значительно обеднившим русское православие, в чем были виноваты не одна, а обе стороны: и упорные, и отказывавшиеся видеть последствия своей настойчивости насадители нового обряда, и слишком ретивые и, к сожалению, часто тоже очень упрямые и односторонние защитники старого» (С. Зеньковский. Русское старообрядчество. Russia's old-believers. Wilhelm Fink Verlag, Munchen. 1970.).
На протяжении всей своей работы без каких-либо дидактических внушений Зеньковский лишь силой самой передачи подлинного исторического материала и яркостью показа основных участников борьбы направляет интерес читателя к вопросу о возможности обоюдного покаяния сторон на пути к примирению после жестокой трехсотлетней вражды. «Казалось, что триста лет, прошедших со времен церковной смуты, развившейся при царе Алексее Михайловиче, были достаточным сроком для изучения и выяснения причин трагического раскола в русском православии, который тяжело отразился на судьбах России и немало помог созданию тех условий, которые полвека тому назад привели царскую Россию к крушению. Но… до сих пор почти что не вскрыты сущность влияния старообрядческой мысли на идеологию русских мыслителей, славянофилов и народников, «почвенников» середины прошлого века и думских «прогрессистов» начала этого века, значение старообрядческих деятелей в развитии русской экономики и связи старообрядческих писаний с русской литературой начала XX века. Почти что совсем забыт тот факт, что именно старообрядцы сохранили и развили учение об особом историческом пути русского народа, «святой Руси», православного «Третьего Рима» и что в значительной степени благодаря им эти идеи снова уже в прошлом и этом столетиях заинтересовали русские умы», — пишет Зеньковский; и в то же время, до наших дней в сознании не только рядового русского интеллигента, а зачастую и в книгах историков старообрядчество представляется как движение защитников искаженных византийских обрядов, слепых фанатиков, квасных церковных патриотов.