— Если ревность жжет нервы, — говорит сдавленно, ласкает мои ягодицы, — нужно переплавлять ее в возбуждение. Я тебя оттрахаю так качественно, моя девочка, как могу только я.
Сглатываю скопившуюся слюну. Бросаю ему вызов взглядом. Алекс начинает двигаться, мгновенно включаясь. Усмехается комично-пафосно:
— Наказать тебя, малыш?
Я смеюсь! Он тоже низко хохочет. Да уж, ролевые игры явно не для нас. Закончив с весельем, мы вновь смотрим друг на друга в зеркале. Атмосфера в момент меняется, игры и шутки остаются в прошлом. Есть только он и я.
— Я тебя люблю, — говорит.
— А я тебя.
— Тогда полетели.
Алекс обрушивает на меня свой яростный темп. Трахая так, как действительно может только он: со вкусом, страстью, с ему одному свойственной плавностью движений. Мы смотрим друг на друга в отражении. Мы любим друг друга, наслаждаясь этим зрелищем. Он обожает зеркала, обожает следить через них за мной, чтобы убеждаться: всё хорошо. Я же просто... люблю, когда он так делает.
В какой-то момент мое желание взрывает клетки, я скрещиваю ноги и склоняю голову. Уже не глядя никуда. Мир перестает существовать, мой пик — на космической высоте. Ощущения в этой позе всегда немыслимые. Они рвут вены, мутят разум. Они пропускают сквозь тело безумные электрические разряды. Я сжимаю зубы и зажмуриваюсь. Так высоко опять забралась. Нет... так высоко мы подняли друг друга.
Следом я лечу вниз, по секундам проживая свой оргазм. И прекрасно чувствуя, что Алекс делает то же самое.
***
Все следующее утро я ощущаю тревогу неясного происхождения.
Мы возвращаемся домой, и всё вроде бы под контролем. За неделю, что отдыхали втроем, ничего не изменилось: «Солар» по-прежнему в топе. Инженеры и бухгалтеры сидят с расчетами, планы — безумные, заводы будут огромными, мы — крутые.
Демьян чувствует себя хорошо. Поплакал на взлете и посадке, но потом быстро успокоился. Он здоров и полон сил. Алекс с меня пылинки сдувает, его внимания настолько много, что я о плохом не успеваю даже задуматься, не то что накрутить себя. Обсуждаем вторую свадьбу. Мы... полностью счастливы.
И все же что-то со мной не то происходит. Я какая-то самой себе чужая. Поэтому прошу водителя, который нас встретил и везет домой, остановиться у аптеки.
— Всё в порядке, малыш? — беспокоится Алекс.
— Голова разболелась.
— Я могу перенести сегодняшнюю встречу. — Он поднимает телефон. — Ты еще вчера недомогала, видимо, простыла.
Он искренне хочет помочь, но я почему-то так распереживалась из-за подозрений, что сейчас мне как раз нужна тишина.
— Всё хорошо. Куплю обезбол, и отпустит. Мы с Дёмой соскучились по дому, я позвоню маме или Лене. Ты езжай.
— Ну смотри, — тянет он скептически.
Я выхожу из машины и иду к крыльцу аптечного супермаркета.
Нет, не может этого быть. Демьяну только год и два месяца. У нас все так хорошо сейчас. Мы заново учимся доверять друг другу! Надеюсь, мое странное состояние — просто акклиматизация.
Глава 46
Алекс
Борис заглядывает в кабинет и спрашивает:
— Подбросишь? Я без машины.
— Сорян, у меня еще две важные встречи. — Равский вздыхает, поднимая глаза к потолку.
Борис хочет уйти, но затем заходит и закрывает за собой дверь. Занимает кресло напротив.
— У тебя все в порядке? В плане — дома.
— Да, в полном, — лжет Алекс, не мешкая.
Вернее, ему хочется, чтобы все было в порядке. Но с самого возвращения в столицу, а это у почти сутки, Иву словно подменили: она стала замкнутой, плаксивой. В Эмиратах часто улыбалась, он то и дело ловил на себе ее взгляды и радовался. Ее внимание всегда льстило, а сейчас — и подавно.
Алекс не успел расслабиться и освоиться, как между ним и Ивой вновь установилась какая-то идиотская недоговоренность. Пять лет назад он бы, скорее всего, отмахнулся, посчитав, что происходящее — уже потолок его возможностей. Но сейчас, будучи дважды разведенным, позволять себе подобную легкомысленность он не будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты счастлив? — спрашивает Борис.
— Я был бы счастлив, если бы получил эти деньги лет десять назад. Сейчас сделано и похерено столько во имя этих гребаных разработок и контрактов, что эйфории, уж прости, не чувствую.
— А мне все кажется, что мы недостойны. При этом я понимаю, что пиздец как хочу больше. И еще больше, Раф. Это какая-то игла, с которой не слезть.
Оба смеются.
— Будет больше, — произносит Алекс. — Главное, удержаться на рельсах. И Ромку удержать. А так — все будет.
— Джемма на днях писала, спрашивала, как ты. Ты вообще в курсе, что она успела в тебя втрескаться? — Понимая, что Алекс никак не реагирует, Борис продолжает: — Не скучаешь?
— Мне точно не скучно.
— По ней.
— А. Не думал об этом. Все так, как и должно быть.
Мысль летит вперед, дальше, и еще дальше. Может, Ива потому и не в духе, что скучает по спортивному агенту Волошину? Нужно побегать на дорожке и подумать об этом.
А если она жалеет, что в итоге выбрала бывшего мужа? Алекс вполне мог что-то не то сделать. Или же сам быть не таким, как надо...
Равский ладонью стирает усталость с лица, резким движением отбрасывает старые страхи. Его детские комплексы никогда, наверное, не исчезнут, да и хрен с ними. Иногда он в них тонет, но главное, что выныривает. Больше Алекс не считает себя жертвой. Давно взял ответственность за свою жизнь в свои руки и готов к переменам. Если его выбрали, значит, он нравится.
Он закончит с делами, приедет домой и спросит у Ивы напрямую, что происходит. А потом устранит эту проблему.
Взгляд на часы — скоро прибудет фээсбэшник. Позвонить Иве сейчас? Или это слишком навязчиво?
Как живут другие люди, у которых мысли не устраивают чехарду?
— Равский, ау?
Он улыбается:
— Я скучаю по жене.
— Ты ведь понимаешь, что, если бы не новый госконтракт, наши бы не поняли ваше примирение?
— И что бы они сделали? Выжили меня из «Солар»? Я бы и так ушел на пенсию.
— «Солар» — это ты.
— Давно уже не только я. Знаешь, что я думаю по поводу попыток продавить меня? Мне похуй.
— Это-то понятно.
Алекс улыбается шире. Ему нравится вести подобные пространственные беседы с Борисом, нравятся их споры. Он говорит:
— Все, что я знал о математике, физике и астрономии еще классе в восьмом, блядь, наверное, подтолкнуло меня к идее: что если это наша последняя и единственная жизнь?
— Может быть, и нет.
— А если да? Наша единственная, мать ее, жизнь. И в ней мне хорошо именно с этой женщиной.
Алекс вновь смотрит на часы. Ловит себя на том, что встает с кресла и делает несколько кругов по кабинету. Он хочет Иву прямо сейчас. И хочет, чтобы это чувство было взаимным. Мысли вновь разбегаются: отправить ей подарок какой-нибудь?
В дверь стучат, и Борис, торопливо попрощавшись, покидает кабинет, столкнувшись на входе с невысоким седовласым мужчиной лет шестидесяти.
— Здравствуйте, полковник, — произносит Алекс вежливо. — Хотите кофе или еще чего-нибудь?
— Вечер добрый, Алекс Дмитриевич. Давайте начнем?
Равский бросает полный тоски взгляд на свое суперудобное кресло, которое в глубине души люто ненавидит. Вообще ненавидит сидеть, но что поделаешь. Люди вокруг это дело обожают.
Он указывает гостю на стул и занимает свое кресло.
— Да, давайте.
Около часа они обсуждают Яниса Эдгарса, некогда влиятельного человека, известного олигарха. Пять лет назад Алекс и помыслить не мог, что будет заниматься тем, чем занимается в данную минуту. Хватит ли у него духу? Сто процентов да. Злости — уж точно достаточно.
— Есть завод законсервированный, — продавливает Алекс. — Есть отличные спецы, но они сейчас даже не преподают, им запретили из-за связи с «Солар». Они мне нужны.
— Для нас это херня делов. Лишь бы вы продолжали работать.