Я стоял и держал за руку женщину, которую любил, но еще ни разу не поцеловал, слушал ритмичное хлопанье в ладоши и пение окружавших нас людей и от этого словно парил над землей. На мгновение у меня мелькнула безумная мысль, что у нас все получится.
Даниэлла посмотрела на меня, сжала мне руку, и я понял, что она разделяет мою уверенность. Потом мы шагнули в воду, поверхность которой в эту тихую, безветренную ночь напоминала черный мрамор.
В этой части пляжа, сразу же возле маленького пирса, располагался док для рыбацких лодок, а дно было покрыто камнями самых разных форм и размеров. Все они были скользкими.
Нам с Даниэллой удалось сделать по дну несколько шагов, после чего мы, хохоча и схватившись друг за друга, рухнули в воду. На поверхность выплыли мои сигареты и греческие банкноты, которые я чуть раньше наотрез отказался на время отдать Алики. Под гром аплодисментов мы вышли из моря. К телу липла мокрая одежда.
Вполне естественно, нам надо было обсушиться, и опять же вполне естественно, Алики настояла на том, чтобы я отвел Даниэллу в свой маленький домик на холме.
Алики с Андреасом даже прошли с нами большую часть пути, чтобы убедиться, что мы действительно доберемся до домика.
Оказавшись в спальне, я снял майку, Даниэлла блузку. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Она протянула ко мне руки, мы обнялись, одновременно чувствуя холод и жар, и упали на кровать, где я впервые познал вкус ее губ.
Теперь мы стояли на том самом месте, где девять лет назад зашли в воду, и смотрели на Теологоса и его таверну.
Елена больше здесь не работала, тамариск срубили. Я вынужден был признать, что передо мной скорее таверна под названием «И Орайя Tea», а вовсе не «Прекрасная Елена».
И по всей вероятности, дальше ей предстоит процветать без моего участия.
Неподалеку от нас в воде плескались дети.
Момент, который, казалось, должен был стать точкой наивысшего моего отчаяния и тоски по рухнувшим надеждам, неожиданно показался не таким уж и печальным.
Я взял Даниэллу за руку:
— Помнишь, как мы попробовали…
— Прогуляться по воде? — улыбнулась она.
— Да. — Я покачал головой. — Что ж, по крайней мере мы попытались!
— Да, точно. — Она провела рукой по моему лицу. — Ты устал?
— Я отлично себя чувствую, — улыбнулся я.
Мы пошли вдоль пляжа, а впереди нас бежали дети.
Мы отправились на самый его край, откуда были видны огни новой закусочной Тео.
Тем же вечером, несколько раньше, нас отыскал в Скале маленький мальчик, который принес записку. Тео приглашал нас к себе выпить за счет заведения. Там нас должны были ждать друзья, желавшие встретиться.
— Один друг — особенный, — сказал мальчик.
— Кто? — спросил я.
— Мелья.
Мы шли вдоль берега, удаляясь от таверны Теологоса. Я повернулся к Даниэлле.
— Знаешь, — сказал я, — позвоню, пожалуй, в эту школу на севере Греции насчет работы преподавателем. Женщина, которая мне о ней рассказала, обмолвилась, что там есть театр и теннисные корты.
— Правда?
— Знаю, звучит слишком хорошо, чтобы даже хоть немного походить на правду, но ты только на секунду представь…
Подведение итогов
Как оказалось, в той школе действительно имелись теннисные корты и театр — маленький зал со сценой. Мне удалось уговорить администрацию школы наскрести немного денег на софиты и небольшой регулятор света, и работа закипела.
Мелья, точно так же как и Даниэлла, удержала себя от напоминаний о своих предупреждениях, однако в тот вечер, когда мы встретились с ней у Тео, с ее лица не сходило удовлетворенное выражение, какое бывает на мордочке у кошки, проглотившей очень большую канарейку. Увидев это выражение, я растерял последние остатки заносчивости и гордости. Несмотря на все, она простила меня за все гадости, которые я, с ее точки зрения, ей наделал. При этом, невзирая на то что все свидетельствовало об обратном, она продолжала истово верить, что я специально сговорился с Теологосом, чтобы не брать ее в дело.
Наша дружба стала даже крепче, чем раньше. Признаюсь, что когда Мелья прочитала начало этой книги, она сразу же позвонила из Греции: «Томаки, ты не изменился! Книга чудесная, но ты, как обычно, все приукрасил! Целую!»
Прежде чем вернуться на Патмос, мне потребовалось некоторое время обождать. С одной стороны, у меня было много работы в школе и заказов от известных издательств, выпускающих путеводители, а с другой стороны, мне больше не хотелось видеть Теологоса.
Наконец я принял решение вернуться якобы для того, чтобы собрать материал для своих книг по истории острова. На самом деле мне просто хотелось еще раз оказаться в долине Ливади — месте, которое, как вы сами видите, не желало меня отпускать.
Перемены, произошедшие в Скале, бросались в глаза издали, еще до того, как корабль вошел в гавань. Вдоль всего побережья мириадами огней горели огни новых ресторанов, кафе, кондитерских, закусочных, сувенирных и ювелирных лавочек, а на крышах виднелась реклама гостиниц и пансионов, кое-где подсвеченная снизу. Теперь у пирса могли одновременно причалить и круизный лайнер, и огромный паром, перевозивший автомобили, на котором путешествовал и я. У входа в порт, ожидая своей очереди, стояло еще два туристических лайнера. Помимо всего прочего, как я узнал на следующий день, в порту имелся целый флот кораблей на подводных крыльях, называвшихся «Летающими дельфинами». Очень быстро и очень дорого они могли домчать вас до ближайших островов с аэропортами.
Возле дока и на дороге, ведущей к входу на причал, сгрудилась куча легковых автомобилей. Многие из них были с иностранными номерами. Возле сходен парома толпился народ, но среди них я увидел лишь несколько знакомых лиц.
Наконец мне удалось отыскать водителя такси, которого прислала за мной Мелья. Им оказался молодой человек с короткими черными волосами, бледной, какой-то даже сероватой кожей, налитыми кровью глазами и трехдневной щетиной. Когда мы выбрались из скопления машин в Скале и понеслись по недавно заасфальтированной дороге в сторону Ливади, водитель поведал, что сам он из Афин и приехал на Патмос с женой и детьми только на лето, потому что здесь чистый воздух, прозрачное море и куча работы.
— В следующем году я, может быть, открою ресторан, — похвастался он.
Я прикусил язык.
На площади в Верхней Ливади, за столиком в кафе Алекоса, меня ждали Мелья, Магнус, его очередная пассия и Йенс.
Они все ничуть не изменились, что действовало успокаивающе и наводило на мысль, что я тоже не стал выглядеть старше. Мелья была такой же бодрой, с той же копной русых волос, а на ее лоснящейся коже не было и следа морщин. Сердечно улыбающийся Магнус оставался столь же крепким, как нападающий форвард, Йенс оказался с тем же землистым цветом лица и такой же небритый и полумертвый от никотина и алкоголя, каким и всегда был, и даже новая девушка Магнуса, пусть и не обладавшая непосредственностью Анны, во всем остальном, если говорить о модельной красоте и нордической свежести, являлась точной копией своих предшественниц. Кстати, ее тоже звали Анной.