охраняют Кэтлин и наш дом. И чтобы на каждую приставленную к моей невесте служительницу, было по два хранителя.
— Но такую охрану не скрыть, — заметил Рошер. — Высшая будет не в восторге.
— Она пыталась убить эн-нари. Какая разница, будет ли она в восторге?
***
Оставив Рошера, я вернулся в резиденцию. Мне надо было многое обдумать и осознать. Защита своей эн-нари — обязанность эрра, но она не превыше безопасности острова. Как далеко я готов был зайти, чтобы спасти Кэтлин от, казалось, неминуемой участи? Чем готов был пожертвовать? Просто приставить к ней охрану — недостаточно.
Бесспорно, из Нутра моя невеста вернулась иной. Решительной, и бесстрашной, и знающей нечто, чего не знали ни я, ни другие жители острова. Иль-Нойер всегда был полон загадок и тайн. Их прикрывали легендами и традициями и не пытались разобраться, как всё началось. Почему пришло именно к таким устоям.
Интересно, пробовал ли мой отец воспротивиться судьбе и бросить вызов служительницам? Вряд ли. Иначе сейчас я бы не находился в таком положении.
Сколько бы ни размышлял, единственный способ дать отпор — это вернуть себе власть над островом. Похоже, не только Кэтлин придётся порыться в библиотеке Верхней резиденции, но и мне самому. Не может быть, чтобы прежние эрры совсем не имели власти. Как и не может быть, чтобы о ней не сохранилось упоминаний. Разыскать их во что бы то ни стало — вот что я собирался сделать. А после — вернуть эрру прежнее влияние.
***
Каталина Арди
Я шла в Службище, зная, что меня там ждало. Готовила себя принимать критику и оскорбления молча, впитывать знания и заводить знакомства. Была уверена, что справлюсь.
Но этот день стал истинным разочарованием. Не только в моих способностях к послушанию, но и в учителях, которых совсем недавно я собиралась слушаться. Однако сегодня выяснилось, что послушание — не моё. Как и роль жертвенной эн-нари.
— Тема сегодняшнего урока — Обет служения, — объявила наставница Гальет. По её возвышенному тону и горделивому выражению лица я поняла, что нас ждало долгое расписывание всех плюсов, ждущих новых послушниц. Так и получилось.
Между пространными рассуждениями о причинах принесения обета проскакивали такие возвышенные слова, как долг, честь, благость и гордость.
— А как же семья? — спросила моя соседка, юная Райе, которой по-прежнему плохо давалось управление камнями. — Ведь служительницам нельзя выходить замуж.
«Да. Как же семья?» — хотелось мне повторить следом за ней и посмотреть на реакцию наставницы. Брижина, например, не выглядела счастливой, когда рассказывала о своём обете.
— Семья… Разве это такая большая жертва? — спросила наставница строго. — Семья, которой у тебя ещё нет и неизвестно будет ли. Кому захочется брать в жёны такую слабую нари, как ты? Хотя и в служительницах от тебя будет мало толку. Острову нужны талантливые заклинательницы. Он даёт нам кров и пищу. Служить ему — меньшее, чем мы можем отплатить.
— Служитьему? Разве служительницы подчиняются острову? — вопросы сорвались с губ сами собой. Я и жалела об этом, и радовалась одновременно. Молчать и слушать эту проповедь становилось невыносимо. Ясно же, что они заманивают девушек в служительницы в таком раннем возрасте, чтобы те не успели узнать жизнь и как следует всё обдумать. Воспользуются наивностью, заставят дать обет, а дальше деваться некуда — придётся служить до конца жизни.
Я не против службы по призванию. Если кто-то захочет посвятить этому жизнь — его выбор. Но сделать его осознанно можно лишь в более зрелом возрасте. Уж точно не в начальных классах!
— А кому, по-твоему, подчиняются служительницы? — голос наставницы пропитался ядом.
— Высшей, конечно. Кому ещё?
Наставница Гальет поджала губы, а её взгляд загорелся так, будто мог испепелить.
— А Высшая служит острову, — процедила она. — Или ты считаешь иначе?
— Остров молчалив, — ответила я. — Он не расскажет, какую именно ждёт от нас службу. Поэтому Высшая служит не острову, а собственному пониманию того, что острова лучше. Но она лишь человек, а людям свойственно ошибаться, — сказала это и поняла, что говорю не с наставницей, а с юными нари. Мне хотелось, чтобы они это услышали.
Сегодняшний день станет особенным для Иль-Нойер, ведь эн-нари поставила под сомнение непогрешимость Высшей. Слух об этом уже к вечеру разлетится по всему Жермэну и дальше. Глупо и в то же время необходимо. Кто-то должен был возразить.
— Бродячая эн-нари, дочь предателей, рассуждает о служении, — усмехнулась наставница. — И как же, по-твоему, должна тогда выглядеть служба острову? Просвети нас, о избранница Твердыни.
— Служить означает уважать. В служении нет корысти и принуждения. К нему нужно прийти, и никакой обет не укажет вам верный путь, — и снова я обращалась не к наставнице, а к юным нари. — Сначала нужно повзрослеть и только потом размышлять об обете. А пока даже думать о нём забудьте. — велела им. — Говорю, как ваша эн-нари, суть чьей жизни — одно лишь служение. Не принимайте обет, пока не закончите обучение. Не поддавайтесь на уговоры.
— Нахалка! — заорала наставница. — Это измена! — она взмахнула рукой. Из ящика её стола вылетела вереница камней. В полёте соединяясь в подобие цепи, они устремились ко мне и обвили мои руки и ноги, крепко их связывая.
Моя соседка Райе вскрикнула и кинулась помогать. Но наставница отшвырнула её так, что девочка ударилась об угол парты и заплакала.
— Я научу тебя послушанию, — пообещала наставница Гальет, выдёргивая меня из-за парты.
— Да. Научите, — огрызнулась я. Мне поистине хотелось увидеть, как они воспитывают юных нари.
Наставница побагровела и сжала пальцы в кулак. Цепи откликнулись, сильнее врезаясь в кожу, а я с трудом сдержала крик. Самое обидное, что пока я так и не научилась управлять своей силой и не могла освободиться от пут. Не знаю, откуда у меня вообще взялась смелость возражать и огрызаться.
Привлечённые шумом, из соседних классов к нам заглянули ещё две наставницы. Увидели меня и перевели вопросительный взгляд на Гальет.
— Ведём её в клеть, — приказала та, и две другие, даже не спросив объяснений, послушались. Раз на ученице путы и наставница говорит, что её нужно куда-то вести, значит, так оно и есть. Обосновывать наказание — это лишнее.
Так называемаяклетьнаходилась не в Службище, а в Храме Твердыни. Меня, как преступницу в кандалах, протащили по людной площади, заволокли в храм и, спустив в подземелье, толкнули в комнатушку без единого окна. В ней не было ни свечей, ни факелов, и даже камни, из которых сделаны стены, не блестели загадочным светом, как в подземных коридорах. В этой комнате царил абсолютный мрак.