время – твоё, нельзя откладывать время поступка. Оно всегда вот. Потому автор выходит один на один с миром и ставит нá кон себя. Только тогда место и создаётся. Оно не создаётся просто твоим физическим присутствием, если ты не ставишь нá кон самого себя.
Поэтому весь свой разговор М. К. называет «под сенью Декарта». В том числе и потому, полагает М. К., что Р. Декарт первый стал писать не философские трактаты, построенные на логических доказательствах и умозрениях, а истории собственных мыслей, то есть фактически вёл дневник. Разумеется, это сугубо автобиографическое письмо с ярко выраженным авторским словом, почерком, подписью. Задолго до Ницше[103]. Этот путь по истории собственных мыслей, пусть рискованный и чреватый, поскольку не гарантирует событие мысли, и осуществлял Декарт, понимая, что мысль не рождается из чужих мыслей и прочитанных книг.
Так вот, эта история мыслей представляет собой не движение по кривой восхождения, по ступенькам (как у Гегеля, абсолютный дух у которого воплотился в его собственной философии и там и умер)[104], а в виде извилистой тропинки, нехоженой, неторной тропы[105].
Эти неторные тропы, которые проходит в своей жизни человек, пересекаются с другими тропами другого человека. Таких переплетений множество. Но вопрос состоит в том, где и как происходит не просто пересечение троп, а реальная встреча? Или люди как атомы, частицы, бьются друг от друга, отскакивают и дальше разбегаются в безмерном пространстве-времени?
Встреча путей возможна, настаивает М. К. благодаря созданию, выплавке произведения, посредством которого открываются шлюзы для встречи, посредством которого мы и можем расширять наши души друг другу, другим мирам. Обозначим на рисунке (см. ниже).
Пока это звучит механистически, назывательно, поскольку анатомия этой встречи не показана. Точнее, много часов и дней уже беседует М. К. со слушателями по поводу своего пожизненного собеседника Пруста, встречу с которым он и пережил. Но пока мы к настоящему моменту выяснили кое-что об устройстве произведения как органа понимания. Что-то мы здесь нащупали. Но про момент встречи, её химию, мы пока ещё мало что понимаем. Тем более один опыт перелить в другой опыт, как это пытается много раз зафиксировать М. К., невозможно. Содержание одной вазы-сосуда перелить в другую вазу невозможно. Опыт не передаваем. Как не передаваем акт мысли. Но вроде бы многократно проговорен ключевой механизм – открывание себя миру как условие наращивания тела личности.
Рис. Встреча на пересечении троп-путей
Рисунок весьма прост, даже примитивен. Но он хорош наглядностью. Сами по себе путники, разные люди с их траекториями жизненных путей никогда и никак не встретятся и не смогут встретиться. Они просто пересекутся или оттолкнутся друг от друга как бильярдные шары. Как тропинки в лесу – пересекутся и далее побегут по своему направлению.
Встреча возможна лишь при определённой работе (которая ничего не гарантирует), при определённой душевной настройке, которая устанавливается посредством создания особого органа-произведения. Как это произошло в случае с М. К., встретившего М. Пруста посредством романа. Или как он встретил Р. Декарта посредством его «Медитаций». Важно то, что сам М. К. настраивал свой душевный орган, чтобы встретиться.
Мы сталкиваемся каждый день лоб в лоб со своими соседями. Или сталкиваемся с пешеходами на одной улице. Но эти столкновения не порождают встреч и перекличек. И вот здесь, продолжая тему тропинки дороги, М. К. вводит ещё одно правило топологии пути. Например, человек испытывает конкретное желание – он любит женщину. Но эта любовь приносит ему страдания. Почему бы ему не отказаться от этого желания сразу и не переключиться на другое желание? То есть перепрыгнуть с одной тропинки на другую? Или почему человек занимается каким-то нелюбимым делом, но бросить его не может? Например, учитель работает в школе, но каждый день идёт на урок как на Голгофу[106]. Потому что, замечает М. К., уже есть «расчерченная топология» [ПТП 2014: 486]. Человек идёт по этой, порой, невыносимой тропе желаний, но, чтобы свернуть с неё, перейти на другую, ему надо вернуться на большую дорогу, то есть разрушить свои иллюзии о самом себе, оголиться, и вновь найти новую тропинку своего желания. Из самой тропинки самого себя человек не видит. То есть, изнутри одного желания другое желание увидеть невозможно. Человек поглощен этим желанием.
Этой метафорой М. К. вслед за М. Прустом показывает феномен заблудившегося, потерявшего ориентацию человека-путника. Ему надо выйти на большую дорогу, выйти на простор, приподняться над лесом желаний, чтобы начать искать свою тропу, но при этом нет никаких гарантий, что ты потом сразу найдешь нужную тебе тропинку, поскольку твоя тропа вообще-то неторная. Она не хожена. То есть её вообще-то нет. Придётся её прокладывать самому.
Это радикальное правило. Перейти, точнее, перепрыгнуть с одной извилистой тропинки сразу на другую тропинку невозможно, поскольку изнутри волевым произвольным актом этого не сделать. А что тогда позволяет мне выйти из своей тропинки на большую дорогу? Как я на неё выйду? Метафора чужого непроходимого леса хороша для диагностики ситуации дезориентации. А вот что дальше? Как выйти из нее? Как и какие найти новые ориентиры в жизни?
Ответ у М. К. такой: чтобы обрастать душами, расширять душу, наращивать себя, надо сначала разрушить себя, совершить в этом смысле «пустой такт», «пустой шаг», пережить «момент абсолютного сомнения», то есть совершить тот самый когитальный акт [ПТП 2014: 487]. В этом такте ничего не производится. Там совершается работа радикального усомневания себя, абсолютного отстранения и анархии, в человеке переживается «анархия как душевное состояние, «анархия как философская процедура» [ПТП 2014: 487].
В этой процедуре ничего не производится, но осуществляется «чистое явление». Например, М. К. вспоминает феномен чистой веры. Вера в веру, то есть вера не во что-то, а сама по себе, производящая сам предмет веры. Ведь Бога нет для того, кто не верит. Бог является тому, кто начинает совершать работу/заботу, начинает верить, поскольку Бог не предмет, не сущее, он не существует вообще как некое вне человека сущее. Он является тому, кто осуществляет акт чистой веры. Веру наблюдать невозможно вне самой веры [ПТП 2014: 488].[107] Так же с чистой волей. Воля существует в акте воли, не сама по себе.
Я так подозреваю, что М. К. фактически говорит о феноменологической абсолютной редукции, о знаменитом эпохé, то есть опыте абсолютного очищения и открывания: «чистые явления есть явления, которые освобождают или высвобождают нас» [ПТП 2014: 489].
Эти чистые явления, чистая воля или