Читать интересную книгу Валютчики - Юрий Иванов-Милюхин

— Прежде чем взять, он перелопатил баксы как банковский компьютер, — возмутился я. — На солнце просвечивал. Не различил, что семьдесят восьмого года?

— Доверился тебе, дурачку. Стоишь, ушами хлопаешь, — Скользкий схватил за рукав курточки. — Пошли поговорим. Придурков надо учить.

— Крайнего решил найти? — поиграл я желваками.

Мы снялись с места возле дверей в магазин, двинулись к остановке трамвая. Дальше, за ларек, менялы идти не отважились.

— Короче, забираешь паленую сотку, возвращаешь бабки и двести рваных за обман, — облокотившись о трубу, заявил Скользкий. — Иначе разборка обеспечена.

— Я продал купюру девяностого года с полосой, если ты вперся на старую, отвечай сам, — примеряясь, как бы уйти от первого удара, задвигал я локтями.

— Слышишь, чего он гонит? — обратился Скользкий к торчавшему рядом Свинье. — Тебя грабили, просишь, чтобы еще отоварили?

— О-о, какой расклад, — опешил я. — За такие слова можно получить по полной программе. Это ты даешь наводку?

— Пидором я никогда не был, — сбавил напор противник. — Это ты не возвращаешь бабки за сотку.

— Не мог отличить старую от новой, — зло засмеялся я. — Без защитной полосы, цвет с натуральной зеленцой. Короче, базар окончен. За намек ответишь.

— Опусти руки, — разом заволновался меняла. — Грабли убери, говорю.

Я поймал себя на мысли, что делаю машинальные пассы сжатыми в кулаки руками. Противники оставались в напряженном состоянии, хотя в драку не рвались. Родственник Свиньи ходил в милицейских полковниках. В разговоре может подсказать высокому чину о намеке. У второго, правда, тоже домочадцы не из крестьян. Кругом одни менты. А не мешало бы впороть по гнилому оскалу.

— Убери руки, — взвизгивал Скользкий.

Свинья расслабился. Усмешка пробежала по его губам. Разборку можно было считать законченной. Осталось проверить связи дерзнувшего припугнуть грабежом. Тем более, подобные угрозы осуществляются на деле едва не каждую неделю.

— Я дал стопроцентно сотку с маленьким портретом. О возврате речи быть не может, — гася волны возбуждения, спокойно сказал я. — За оскорбление получишь.

— Отвечу, — огрызнулся Скользкий. — Зажал разницу в пятьдесят деревянных.

— Не понял?..

— Сотка семьдесят восьмого года идет на сто рублей дешевле от обычной, — пытался объяснить меняла. — Не досмотрели оба, пополам.

Вот как. Двести рваных сверху, грабили, еще отоварят. Доказано, человек меняется редко. Тем более, в лучшую сторону.

— Рубля жалко, — направляясь на место, кинул я через плечо. — Но за обещание все равно ответишь.

— Это ты решил подставить…

Инцидент не встревожил, запомнился угрозой. Я вернулся к думам о новой пассии. Мать, взрослый сын, которого мечтает женить. Машину купила, комнату выделила. Какими бы ни были, в тысячный раз кланяюсь в пояс женщинам, воспитывающим дочерей и сыновей без мужей. Неважно, кто был инициатором развода. Когда осознал суть, поразился величайшей преданности к ребенку, полнейшей самоотдаче.

Месяца три я ни слова не воспринимал о ее прошлом. Перезванивались, встречались через день. Все было мало. Она уже рассказывала о грузе за плечами как бы делая анализ. В один из вечеров зашли в кафе на углу парка Горького. Я взял вина для нее, пару мороженых в вазочках, пару пирожных. Дождавшись, когда осушит стакан, подвинул розетку с мороженым.

— Я закушу пирожным, — по детски отстранилась она.

Она была на восемь лет моложе. Оставалась почти прежней девочкой- подростком из села Новый Егорлык, населенного потомками запорожских казаков, за двести лет уже не украинцами, но еще не русскими. Выходили замуж за своих, редко за околицу. Еще реже брали со стороны.

— Мы часто заскакивали сюда, — нарушила молчание она. — Выпивали немного, шли в парк.

— С кем? — переспросил я. С каждым днем она нравилась сильнее.

— С любовником. Сто раз объясняла.

— Прости… С каким любовником? — опешил я. — Про мужа курсанта слышал. Служил на Военведе. Вы разошлись.

— Мы расстались, когда появился он, — сказала она. — Странно, мужу наставила рогов, ему за семнадцать лет не изменила.

Мы не обходили кафе вниманием. Но только сейчас почувствовал, что посещали не с проста. Начал припоминать откровения о мужчине, ее начальнике, устроившем собеседницу в свою вотчину. У нее был мальчик. У него семья, тоже сын. Бывший начальник, в прошлом любовник, стал опять слесарем — газовиком. Дача на берегу Черного моря, «Мерс», квартира в центре. Замуж не взял. Под конец показался с более свежей наложницей, которой передоверил право распоряжаться в трехэтажном особняке на дачном участке под Туапсе. Но мою пассию обожал до последнего времени. Не любить ее представлялось невозможным. Был случай, вошли в автобус, в поле зрения попала женщина, красивая, как моя спутница. Салон не сводил с нее одобрительно — недоверчивых глаз. Пассия опустилась рядом. И автобус вымер. Обе женщины улыбнулись друг дружке. Им нечего было делить. В тот момент ощущение было, что прикоснулся к созданному Природой не второпях, с бесконечной любовью.

Я вдруг понял, несмотря на прекрасные отношения, моя единственная не забывала о любовнике, о «Мерсе», тем более, даче рядом с ласковым морем. Может быть, и благ не требовалось, только бы он был здесь. Но такой любви я не понимал. С этого момента начал отдаляться. Жаль, думал я, не удалось вам сойтись вместе, слез людских было бы меньше.

Эти расклады произойдут позже. Пока же мы не чаяли друг в друге души, с остервенением занимаясь сексом.

Подошел Аршин, пытливо обследовал с ног до головы:

— Что у тебя со Скользким?

— Успел добраться? — не удивился я. — Вчера вечером сдал ему баксы, среди которых была купюра девяностого года. Полчаса назад прискакал со Свиньей и начал доказывать, что подсунул старую банкноту.

— Дело было вчера?

— Да.

— Правильно поступил, что послал. Не будет сопли жевать. Он распинается, мол, сегодня.

— Спроси у Свиньи, у других ребят. Это не все. Скользкий обещал ограбить.

— Знаю. Хотел нагнать страху, прибежал сам с круглыми глазами. Мол, едва не уложил неизвестным приемом — руками странно плясал. Сошка мелкая, — Аршин перемялся на длинных ногах, поморщил узкое лицо. — Но и ты с десантниками не трогай, иначе придется докладывать начальнику. Инцидент исчерпан?

— При чем здесь десантники?

— К слову.

— Я на них не намекал. Дойдет до разборки, буду надеяться на свои силы.

— Правильно.

— Больше и на пушечный выстрел. Полтинник отдам, пусть подавится.

— Надо знать, с кем связываться. Как работа?

— Почти никакой.

— Бакс на месте, карусель не крутится. Будем надеяться. Удачи.

— Пока.

Вечером приехала Татьяна. Я пошел открывать, не удосуживаясь посмотреть в глазок. Как в изматывающей тягомотине с алкашами отстоял право жить как хочу, без загулов, многочасовых в ночь — полночь грохотов кулаками с каблуками по раздолбанной двери, в груди угнездилось умиротворение. Хоть с этим злом справился без посторонней помощи. По поводу отморозков было твердое решение: представится возможность — мочить. На тумбочке в прихожей всегда был наготове отрезвляющий инструмент.

На пороге квартиры Татьяна появлялась как маяковская «нате». Уверенная, нога чуть отставлена, рукой опирается о дверной косяк. Лицо задорное, темно-каштановые волосы взбиты, в глазах — вот она, Я! И снова подарок оказывался не тем, какого ждал. Но за этот период горел от страсти синим пламенем.

— Как там у тебя? — проскальзывая в комнату, спросила Татьяна. — Много накосил? Купила костюм, хочу похвастаться.

Сапоги у порога, плащ, вязаная шапочка на крючке. Странно, не все вещи к лицу. Нижнее белье тоже. Попка круглая, соблазнительная. Купил трусики, чтобы ягодицы оставались голыми. Никакого вида. Так же с шапкой — бояркой. Но когда распустит волосы — чужая и далекая. Короткая прическа тоже идет.

— На работе изменений мало. Касьянов решил набить государственную мошну, потом браться за экономику, — поделился я думами с Татьяной. — Помнишь слова Черномырдина — хотим как лучше, а получится как всегда. Какой юго-восточный рывок, экономический прорыв — нудистика не на одно десятилетие. Нужна железная леди или железный сэр, а у нас вечно хитрожопый хам. Ладно, не будем, признаемся, что не повезло. Ты еще чего оторвала? Недавно мерила обновы.

— С сестрой съездила на Темерник, она дочери платья покупала, — устраиваясь в кресле, пояснила гостья. — Увидела костюм. И цвет, и фасон. Классный?

— Наденешь — прикинем, — целуя в щеку, сказал я. — Ближе к обеду звонил тебе на работу, сказали, что слиняла.

— На согласовании проектов была, — озорно подмигнула любовница. — Несколько вечеров с чертежами возилась. Один черный пивную палатку хочет поставить, а рядом проходит газопровод.