Читать интересную книгу Дроздово поле, или Ваня Житный на войне - Вероника Кунгурцева

За ней оказался узкий подземный ход, выбитый в скальной породе, и уже никаким кирпичом не отделанный. Ход шел наклонно вниз, и, чем дальше двигались, подсвечивая себе фонариками, тем неуютнее становилось: за шиворот капало, под ногами хлюпала какая-то жижа. После тащились по извилистому лазу, согнувшись в три погибели, потом ползли по шкуродеру, волоча за собой то и дело застревавшие тачки, и, наконец, ход расширился, но уперся в очередной завал. Вновь пришлось поработать.

Лаз впадал в узкий тоннель, который, по словам раздобрившегося на информацию Шишка, шел под аэродромом. Дескать, по словам аэроагента, тоннель во время боевых действий прорыли ооновские «голубые каски», чтобы снабжать продуктами — а больше оружием — отрезанных в своей части города мусульман-боснийцев, которые воевали с сербами. Тоннель, де, сейчас с двух концов взорван, но в середке сохранился. Мол, мы находимся как раз под аэродромом и наша задача: пробить выход на летное поле — и копать мы будем хоть до утра! Высветив светом фонарика скисшую совсем Росицу и чумазую Яну Божич, запросившуюся домой, домовик гаркнул: дескать, и без соплей мне тута! А то, де, сейчас Джона Райна позову, он быстро вас в ядерную пыль сотрет!

И богатыри, удвоив силы, принялись рыть землю, как бульдозеры, и тачками оттаскивать назад, оставляя себе узкий путь к отступлению. И вот до поверхности осталось несколько метров: уже слышен был гул приземлявшихся и взлетавших самолетов. Но дальше рыть не стали — домовик распорядился: мол, остальное завтра доделаем.

По своим же следам потянулись обратно в гору, заперли гараж и вместе с пернатыми поспешили в свое общежитие в Добрыне — отдыхать. Лежали, глядя в потолок, а боснийское радио сообщало: Югославия, де, сдалась — приняла условия НАТО, привезенные в Белград Ахтисаари и Черномырдиным, начинаются переговоры о деталях вывода югославских войск из Косова. Но, несмотря на это, победоносное НАТО усилило бомбардировки! Продолжается массовое применение стратегических бомбардировщиков Б-52 против позиций югославских войск в Косове. Ура!

Домовик закрыл глаза и отвернулся к стене, но долго так не пролежал — пойду, мол, пройдусь. Ваня Житный собрался было с ним, но Шишок, будучи сильно не в духе, прикрикнул на мальчика: не путайся, де, под ногами, я один пойду!

А когда вернулся, сказал, что ходил на барахолку: и в доказательство закатил под кровать железную крышку от канализационного люка…

В полдень следующего дня вновь отправились на Большую гору, но Яну Божич с горлицей оставили в общежитии. Ваня Житный слышал, как домовик наказывал девочке: дескать, ежели не воротимся сегодня, то утром отправляйся вот по этому адресу — мол, тут наши квартируют, которые входят в ооновский контингент, там тебе помогут.

Вышли из общаги, обернулись: в раскрытом окошке второго этажа видна вставшая на стул — чтобы лучше видеть уходящих — грустная девочка с пушистой головкой, в новогоднем платьице, а на плече у нее — синяя птица.

Шишок попер с собой крышку от люка — Ваня с Росицей только переглядывались да головами качали. Когда с крайней осторожностью прорыли в оставшемся завале под аэродромом узкий лаз, времени до посадки самолета оставалось в обрез.

Соловей же с жаворонком с раннего утра полетели в аэропорт заводить полезные знакомства с аэродромными птицами. Местные вороны хвастались, что пока аэропорт не работал, они гнездились в заржавевших фюзеляжах — вот, де, было времечко! Теперь, дескать, не то: самолеты пролету не дают! Железные великаны, хоть тоже птицы, но дурни страшные и к тому же слепошарые — ничего перед собой не видят, прут так, что на пути им не попадайся! И языка, де, нашего не понимают, коршун им в двигатель и голубь в фюзеляж!

Вороны, знавшие в лицо все самолеты, еще в небе углядели «боинга»-чужака и прокаркали: мол, вон он американец — летит! От обшивки за километр Атлантикой в клюв шибает! И соловей с жаворлёночком, сев на летное поле раньше самолета, засвистали «детям подземелья»: дескать, пора, пора, родимые! И скорехонько разлетелись в разные стороны, чтоб не оказаться на пути дурня-Боинга.

И — приземлился самолет! А домовик, вила и лешак — пока двигатели еще работали — пробились сквозь бетонную преграду летного поля точнехонько под брюхом самолета (Шишок уверял, что это не случайность, а точный расчет). Вылезать пока не вылезали.

Вот к «боингу» подвезли трап, суетящиеся рабочие на летном поле развернули красную дорожку и подтащили ее к лестнице. Вот помчались к самолету черные машины… А в промежутках ступеней показались мужские ноги в брюках и грубых ботинках, вот еще одни… Из машин уже вылезали какие-то люди, а на трапе появились, наконец, женские ноги в красных туфлях на каблуках — тут Шишок, державший наготове мальчишка-с-локоток (который, в свою очередь, держал в зубах вострый ножик, размером в половину мальчишка), выпустил его наружу. Мальчишок по изнанке трапа живо взобрался до чередующихся женских ног и, по серой юбке, по пиджаку — в мгновение ока вскарабкался женщине на плечи и приставил ножик к горлу. Не успела охрана и «вау» сказать!

Тут и «дети подземелья» выскочили наружу (дыру под самолетом домовик прикрыл канализационной крышкой).

Размахивая стареньким кольтом, — тоже, видать, купленным на барахолке, — Шишок первым помчался вверх по трапу, скомандовав охране: дескать, а ну, пропустите! И не вздумайте, де, стрелять, а то мы живо вашей Бабе-бомбе боеголовку-то открутим!

Златыгорка взлетела кверху и своими могучими крылышками смела под трап охранников, схватившихся, было, за оружие. Незнамо как все оказались в самолете. Ваня только помнил, как бежал за домовиком, мимо его щеки промелькнули птахи, устремившиеся вслед за хозяйкой, Березай через ступеньки скакал, Росица цеплялась за него…

И вот посестрима оттолкнула трап, который уехал на середину летного поля, и дверь закрыла, а Шишок кольтом направлял Мадлен Олбрайт с мальчишком, свесившим ей под воротник ножки, к двери в салон. И бросился со Златыгоркой осматривать самолет: оставшуюся охрану заперли в тыльной части «боинга», а летчиков вытолкали из кабины на летное поле, уходите, де, подобру-поздорову!

Попадали на мягкие кресла салона, укрепленные вокруг стола, на котором угощенье было расставлено да выпивка: кока-кола с виски. Шишок кивнул госсекретарю США, дескать, а ты чего — особого приглашенья дожидаешься?!

Та села, а Ваня уставился на мальчишка, который по-прежнему держал ножик у горла женщины: у него оказалось личико одного из боевиков OAK — того, что в Жабляке показывали по телевизору… После перевел взгляд на Мадлен Олбрайт: что-то неистребимо ястребиное было в ее лице.

На дверях встали часовые: вила с лешаком. Березай в задумчивости принялся вырывать листья из бороды и отправлять себе в рот.

Олбрайт, до тех пор ни произнесшая ни слова, вдруг начала говорить: дескать, кто бы вы ни были, прошу вас оставить самолет! Взойдя, де, на борт, вы оказались на суверенной территории Соединенных Штатов Америки! Таким образом, вы совершили нападение на госсекретаря США на территории США! И, мол, даром вам это не пройдет, вы, де, об этом горько пожалеете!

— Ох, ох, ох, что ж я маленький не сдох! — проговорил домовик, с прищуром глядя на женщину, и моргнул помощнику, чтобы опустил ножик.

Госсекретарь тотчас восприняла это как сдачу позиций и затарахтела: дескать, несмотря ни на что США и НАТО будут силой защищать по всему миру западные ценности. И никто, де, нас не остановит!

Тут Росица Брегович вмешалась: а кто же вашим ценностям угрожает, де?

Мадлен Олбрайт, покосившись на мальчишка-с-локоток, который соскочив с ее плеча на стол, бродил со своим ножиком среди столовых приборов, заглядывая в тарелки и рюмки, сказала: я вижу, вы сильно голодны, не стесняйтесь, де, угощайтесь… Никто не среагировал, ожидая ответа на вопрос девочки. Тогда Олбрайт пустилась в путаные объяснения: говорила про арабских террористов, которые угрожают либеральным ценностям, про злобных сербов с авторитарным Милошевичем во главе, которые не дают свободы другим народам бывшей Югославии, о русских, которые хоть и проиграли холодную войну и уверяют, что друзья, но камень-то за пазухой держат, потому как орел на их гербе одной головой повернут на Запад, а другой — на Восток… Русские, де, всегда были и будут главной угрозой торжества либерализма и универсальных прав человека!

Домовик, выслушав, устало сказал:

— Всегда знал, что у американцев за культом грубой силы таится пошлый страх. Отмечаете раз в году День благодарения и ежедневно празднуете труса. Свобода, свобода, свобода — адобовс, адобовс, адобовс! Что значит ваша свобода? Свободное общество — самая дешевая и практичная ширма власти. Некоторые Мюнхгаузены вытаскивают себя за волосы из болота вместе с лошадьми, но их свобода все же исключение, а не правило. Ну а мир не может быть не биполярным. Место холодной войны Советов и Штатов заступит арабо-американский террор. Борьба нелегального международного терроризма с легальным.