с виду казалось что в этой комнате давно не живет. Тем не менее в комнате явно кто-то находился, из-за закрытой двери я слышал гулкие звуки музыки – мощные басы сотрясали воздух. «А вот и то место, если считать по номерам, – подумал я, – Мда не очень шикарные условия, неужели Неприделов действительно до сих пор живет здесь?». Я постучал в дверь комнаты, которая даже от легкого прикосновения затряслась так словно сейчас развалится. Звуки музыки, доносящиеся из комнаты, стихли, затем послышались шаги. Дверь мне открыла девочка, на вид еще школьница, но довольно высокого роста, одетая во все черное, с окрашенными в розовый цвет волосами и ярким макияжем на лице. Я поздоровался с ней и поинтересовался о судьбе бывшего следователя:
– Здравствуйте. Я ищу своего знакомого. Неприделов его фамилия»
– Он здесь, – тихо ответила она.
– Я пройду? – осторожно спросил я.
– Проходи, – сказала она. А затем исправилась и добавила: Те, можно не разуваться.
Так я оказался в прямоугольной, средних размеров комнате, треть которой была отделена от остальной части большим одежным шкафом. По-видимому он служил здесь вместо стенки, как бы отделяя мужскую часть комнаты от женской. Слегка растерявшись от такого внезапного гостеприимства, я застыл на месте, не зная с чего начать свой разговор. Я ожидал, что мне придется много скандалить, ругаться и даже угрожать, но все вышло иначе – в левом углу комнаты, в старом, затертом кресле сидел какой-то старый, больной человек и смотрел телевизор. Поручни его кресла уже настолько засалились, что стали черными и гладкими, словно кожаными, а ткань обшивки местами протерлась, из-под нее словно скелет проступил деревянный каркас, к тому же одна из ножек кресла была сломана, вместо нее подпоркой служило несколько больших книг. Присмотревшись получше, я едва узнал в этом замученном жизнью старике своего бывшего следователя. Он очень сильно изменился, весь опух и заплыл жиром. Единственное что осталось неизменным, так это его манера горбиться и вытягивать шею вперед. Девочка с розовыми волосами окликнула его, сказав: «Папа к тебе пришли», но он не отреагировал. Она еще раз громко повторила свои слова, но бывший следователь в отчет промычал что-то неразборчивое. А девочку по-видимому это взбесило. Она подошла к сидящему в кресле человеку и стала резко трясти его за плечи, как мягкую игрушку. Я молча взирал на эту душераздирающую сцену, понимая что выяснить у бывшего следователя хоть какую-то информацию наверное никак не получится. Больше смысла, будет в разговорах с овощами в торговой палатке или с рыбками в аквариуме. В своей жизни мне уже доводилось видеть людей в похожем состоянии, с последствиями тяжелых травм головы. Лет 10 назад, один мой хороший знакомый попал в больницу с после серьезной аварии. На скорости более 200 км он на своем мощном дорогом Дукатти врезался в стену. Он выжил, но сложно было назвать это жизнью. Скорее существованием, с искусственным поддержанием жизни. Тяжелые травмы мозга не оставляли надежд на его выздоровление. Лучшее, что тогда могли сделать врачи для моего знакомого – это усыпить. Но такого закона у нас нет, поэтому он остался жить, вероятно даже не осознавая этого. Никто не спрашивал у него хочет ли он жить или нет. Врачи поддерживали его жизнь вопреки всем принципам и понятиям гуманности. Даже не помню что с ним потом случилось. Я и все остальные его друзья очень быстро позабыли о его существовании. Возможно он до сих пор находится в какой-то из местных клиник нашего города в состоянии живого трупа.
Я уже хотел повернуться и незаметно уйти, но во мне вдруг сработало простое человеческое любопытство. К тому же я подумал: «Уж не притворяется ли Неприделов. Если так, то он должен быть величайшим из актеров».
– Что с ним такое случилось? – спросил я у девочки с розовыми волосами.
– А вы кто? – насторожилась она. Я почему-то думала, что вы из управляющей компании. Пришли к нам по поводу долгов по оплате за комнату.
– Нет, я не по поводу долгов, просто я когда-то знал вашего отца, – тихо ответил я.
– А друг, понятно, мент что ли? – разочарованно протянула девочка.
– Нет, не важно. Ну так и что с ним случилось? – повторил свой вопрос я.
– Дай 500, скажу, – сказала девочка и ехидно улыбнулась.
– Нету 500, есть сотка – сухо ответил я.
– Ладно, давай – согласилась девочка.
Я достал из своего кармана и протянул ей мятую купюру, после чего она начала рассказывать:
– Папу избили битами какие-то упыри пять лет назад. Их искали, но никого не нашли. А сейчас мы живем только на папину пенсию по инвалидности и ждем когда нас выселят отсюда за долги. Уже два раза приходили с управляющей компании, сказали что будут описывать наше имущество.
– Пиздец, – непроизвольно вырвалось у меня.
– Это точно, – грустно улыбнулась девочка.
– А с ним что они будут делать? -сказал я, показав пальцем на фигуру бывшего следователя.
– Не знаю, в последнее время ему все хуже, а у меня нет сил с ним управляться. Моя тетка должна скоро приехать, сказала что наверное в дурку его будем сдавать.
«Мда, вот наконец и заработал Неприделов себе на достойную старость, – подумал я, услышав, то с какой легкостью решилась судьба бывшего следователя. Меня поразило, то с каким равнодушием эта девочка, его дочь, произнесла фразу – «Сдадим в дурку», словно речь идет про старую, ненужную вещь. Что же, в этом отчасти наверное была вина и самого Неприделова. Значит, сам так воспитал свою дочь, или воспитали без него. Ведь наверное, как всякий следователь, он всегда был на службе, всегда в строю, пока его дочь «самовоспитывалась» на улице, в школе, в жизни. А жизнь не будет ждать когда закончится рабочий день или наступят выходные. Жизнь она как вода, что всегда находит другой путь. Так или иначе, даже без участия следователя, жизнь сама все расставила по своим местам, и теперь ему ничего не остается как пожинать плоды своих ошибок. С другой стороны я понимал его дочь, не каждый готов пожертвовать своей жизнью чтобы вечно заботиться о больном человеке. Жизнь с таким не сахар, это я знал по себе, поэтому я не осуждал ее, наверное будь я сам в таком состоянии то больше всего бы хотел избавить своих родных от участи быть пожизненной сиделкой.
Я покидал здание бывшего общежития полиции почти бегом, словно пытаясь стряхнуть с себя это гнетущее чувство безысходности и локальной депрессии. Хотя почему локальной? Разве мало в этом мире злачных и убогих мест? Видел я их немало, когда катался по заграницам. Постепенно к этому привыкаешь. Хотя, наверное, свое всегда удручает сильнее,