Читать интересную книгу Черная Ганьча - Вениамин Рудов

- Ты у меня поскачешь! - шептал на бегу Бутенко. - Уйти захотел? А дулю с маком не хочешь? Все равно, гад, догоню.

Скоро должна показаться насыпь. Чужой еще не успел добежать... Где-то здесь он. По следам видать - близко... Нельзя его пустить к лазу, наверх погнать, на насыпь... Черт, полушубок мешает... Лиходей давно, знать, поднял тревогу... Скоро свои подойдут... Как-нибудь перетерплю полчаса...

Сбросил полушубок. Без сожаления. Даже не оглянулся.

Снегопад убывал. Становилось прохладно. Слабый ветер обдувал спину, ее остужало, сгоняло пот. Стало совсем хорошо. Налегке дышалось свободно, не так мучила жажда, и бежалось легко.

- Ты у меня поскачешь... до горы ногами... Поскачешь, - шептал Бутенко.

От волнения и быстрого бега часто стучало сердце. Немного саднило ступни. Как о маловажном, подумал, что ноги он все-таки изрядно побил и, наверное, чуток приморозил. Придется с недельку полежать в санчасти, всякие примочки, мази. Что поделаешь - надо. Потерпеть надо. До насыпи пустяк остался.

Насыпь перед ним выросла неожиданно, вдруг. Сначала увидел черный зев акведука, или, как он его называл, лаз, потом откос насыпи. Инстинктивно остановился. Следы нарушителя вели вправо, где синел лес и верхушки сосен сливались с серым, низко нависающим небом. Падали редкие хлопья - как пух.

Внутренне Бутенко себя подготовил к встрече с чужим, к схватке: надо отрезать путь к лазу, выгнать чужого на открытое место, к противоположному концу насыпи - там ему деться некуда. Только бы со своими не разминуться. Надо дать осветительную, ее издалека видать.

Остановился, переступил с ноги на ногу. Носки измочалились, стоять на снегу босому невтерпеж. Особенно правая мерзнет. Как не своя, правая онемела, а пальцы прямо выламывает, одни пальцы болят. Зажмурившись, выбросил кверху руку с ракетницей.

Он во второй раз увидел нарушителя, на этот раз так близко и ясно, что оторопел - их разделяло ничтожное расстояние. Чужой огромными зигзагами бежал к насыпи, до лаза оставалось всего ничего - пустяк.

- Стой! - не своим голосом закричал Бутенко.

Чужой вдруг подпрыгнул, как взлетел, упал на бок и покатился по белой от снега земле к акведуку.

В руках Бутенко лязгнул затвор автомата, короткая очередь рассекла ночь, эхо покатилось по лесу и смолкло.

В наступившей тишине слышалось частое дыхание нарушителя. Он залег где-то близко, за валуном - их много лежало вдоль насыпи, округлых и плоских, похожих на диковинных животных.

Там дважды щелкнуло, будто пес клацнул зубами.

"Сейчас саданет, - подумал Бутенко. - Из двух стволов сразу". Лег плашмя прямо в снег, положил автомат на руку.

- А ну вылазь!

И в ту секунду увидел две оранжевые вспышки, над головой тоненько просвистели дробинки. Сверху посыпалась снежная пыль. Подумал, как о неизбежном, что, наверное, обморозится. Ветер леденил спину, набил в волосы полно снегу. Снег от ветра стал колючим и, смерзаясь, сухим. Бутенко чувствовал, как волосы поднимаются кверху и их вырывает с корнями - в темя вонзались сотни иголок.

"Подохнуть недолго, - подумал со злостью. - Надо заставить себя подняться. И того поднять, черт бы его побрал!"

Попробовал встать, но сначала перекатился за куст, чтобы не оказаться мишенью. Подтянул под себя одну ногу, левую, в колене она плохо сгибалась, одубела, хотел подтянуть и правую - так легче будет подняться на четвереньках. Правая не слушалась, не поддавалась его усилиям. И руки, которыми он уперся в снег, стали мерзнуть.

Его охватило отчаяние.

У насыпи зашуршал песок, видно, чужой тоже готовился прыгнуть к лазу.

- Эй, ты!.. - крикнул Бутенко.

- Э-ы-ы-ы-ы... - повторил лес. Будто в насмешку над его бессилием.

Мимолетно подумалось: нельзя было снимать валенки и полушубок, что-то нужно было оставить, может, полушубок...

По телу прошел озноб. Челюсти, которые он минуту назад с трудом расцепил, чтобы окликнуть чужого, помешать его перебежке, теперь дробно стучали, и он не мог унять противную дрожь. От челюстей она передалась мышцам рук, спины. Его колотил озноб, и в уголках глаз закипали слезы. Сглотнул слюну, судорожно всхлипнув, вздохнул.

Чужой рванулся.

Бутенко показалось, что над ним опрокинулось небо, когда рванулся вслед за чужим и послал дрожащей рукой нескончаемо длинную очередь. Автомат колотился в руках.

- Та-та-та-та-та... - вторило эхо.

Лес наполнился грохотом. И, словно из грохота, с земли стал подниматься Бутенко... Чужой снова залег, притаившись за валуном и готовясь к спасительному прыжку, лежал, видно выжидая момента и держа наготове заряженное ружье. Но Бутенко всем своим существом чувствовал, что сейчас поднимет его, как поднимают из берлоги медведя, и наперекор всем чертям погонит впереди себя. Пускай даже камни падают с неба, никакая сила не сможет этому помешать.

Сейчас. Или никогда. Через несколько минут может быть поздно... Надо сейчас же броситься к валуну, как в атаку, чтоб тот не опомнился...

Автомат перестал биться в руках.

С берез еще осыпалась снежная пыль, холодная и колючая, а не ласкающая, как показалось ему вначале, когда тело, разгоряченное бегом, с благодарностью ощущало прохладу.

Он прислушался к тишине. Вроде бы позади, на Кабаньих тропах, кто-то бежит, слышны голоса. Возможно, свои. Как долго они идут!.. Поднял руку к глазам, посмотрел и не поверил: часы показывали без десяти минут восемнадцать. Прошло полчаса от начала погони.

"Хватит рассуждать! - приказал себе. - Скоро ребята подойдут. И майор Суров. Теперь будет хорошо, раз майор Суров... Поднимайся".

Голова пошла кругом, качнулась земля под ногами, и стали клониться сосны.

"Потерпи, хлопче, - убеждал он себя. - Еще немного... Так. Поболит и перестанет". - Он едва различал собственный шепот и вряд ли понимал, что говорит.

Ноги дрожали. Стоял, как пьяный, покачиваясь, и не мог совладать с дыханием. Пришла страшная слабость, перед глазами запрыгали светлячки множество искрящихся светлячков плясало, кружилось в сумасшедшем вихре, в голове звонили колокола, как на пожар. Он почувствовал - сейчас упадет и никогда больше не встанет, если не переборет слабость.

"Продержись. Немножечко продержись, - внушал он себе. - Самую малость. Что - так трудно устоять на ногах? Или сделать короткий рывок к валуну? Каких-нибудь несчастных десять метров. Приж-ми приклад автомата... Правой прижми, тюха. Да не левой же, правой, говорят тебе... Так... Пальцы не гнутся? Эх ты, макаронный бог. Значит, тебя правильно определили в стряпухи. Только и способен - борщ варить и жарить на ужин треску!.. Повар... Кухонный".

Сильный порыв ветра обрушил ему на голову снежную шапку.

С противоположного конца насыпи ветер принес топот ног.

За валуном шевельнулся чужой.

И тогда Бутенко рванулся вперед с силой, вдруг вспыхнувшей в нем, вскинул автомат и до отказа прижал спусковой крючок.

- Поднимайсь... Кидай оружие, гад!..

Голос потонул в грохоте выстрелов.

- Тах-та-та-тах... - Лес полнился грохотом, треском, повторял слова Бутенко, обращенные к нарушителю, - будто хотел поддержать в солдате уходящие силы.

...Он вел чужого к противоположному концу насыпи, навстречу своим, неправдоподобно большого рядом с ним, щуплым, невысоким, одетого в теплый спортивный костюм и добротные, наверное на меху, ботинки.

Ноги сейчас уже не ощущали холода. Кружилась голова, и поташнивало. И кто-то невидимый пробовал взгромоздиться на спину. Спина тоже притерпелась к холоду и больше не зябла.

Бутенко слышал голоса и шаги, но был не в состоянии разобрать, чьи они: свои ли на подходе или бубнит чужой. Тот, опамятовавшись, бубнит всю дорогу, выдыхая слова вместе с клубами пара.

- ...дадут, спрашиваю? За одного сколько? - Это он все про медаль. Дешево у вас человек ценится.

- П-п-ошел!..

- Питекантроп, ископаемое.

Незнакомое слово. Впервые услышал. Впрочем, какая разница? Слова уже не имеют значения, и мозг их не принимает так же, как тело не чувствует холода.

- Защитник Родины...

- Заткнись! - Передернул затвором. В магазине не оставалось патронов. Он о том знал один, но сгоряча дал волю копившейся в нем ненависти. - Иди.

- Иду.

Шли в молчании. Соломанин часто дышал. Ветер относил назад пар изо рта. Бутенко видел черную покачивающуюся спину и клубы белого пара. И отчетливо слышал торопливые шаги своих...

31

За окном вагона по-весеннему светило очень яркое солнце, навстречу поезду бежала снежная целина с торчащими из нее телефонными столбами. Над лесом ошалело носились грачи. Вера стояла, прислонясь лбом к стеклу, ушла в себя, переживая, что так нелепо обернулся ее порыв. Весенний день, грачи и искрящийся голубой снег после всего случившегося тоже ей казались нелепыми.

Если б можно было предвидеть!..

Голове было жарко, стекло не остужало горячий лоб. Поезд шел томительно тихо, останавливался на каждом разъезде. Вере не хотелось никого видеть, слышать. Как назло, в ее купе на второй от границы станции село три пассажира - две пожилые женщины и молодой парень со светлыми, гладко зачесанными назад волосами. Он беспрерывно дымил, словно в купе был один.