Я заставил себя оторваться от Насти и потянулся к книге, которую она придавливала ладонью к столу.
Она развернулась и тут же прижалась ко мне, обвивая ногами и руками:
— Тебе не нравится?.. – Ее влажный шепот скользил почти ощутимой лаской по телу. Кожа покрылась мурашками, а в голове снова поплыл туман.
— Нравится… Но…
Она гладила мою спину и ласково целовала шею, проходясь по коже языком. Я снова начал ощущать себя пьяным.
— Что? Скажи… Я хочу научиться… Как доставить тебе удовольствие…
Была ли эта Настя настоящей, или лишь моей фантазией? Сном, от которого не хотелось просыпаться…
— Позволь мне сделать то, для чего я создана…
Я накрыл ладонями ее хрупкие узкие плечи. То, для чего создана?
— Не для этого.
— Такие как я, должны приносить удовольствие и служить своим хозяевам.
Ее слова почему-то разозлили. Она не хотела принять мои чувства и поверить в них, но легко признавала себя едва ли не рабыней.
Я зло прорычал:
— А что ты еще должна?
— Забирать твою боль… – Она погладила ладонью мою грудь, безошибочно находя под рубашкой застарелые шрамы. – Твою сладкую вкусную боль...
От ее слов все неожиданно встало на свои места.
— Тебе нужна… моя боль?
Она покачала головой и потерлась носом о мою шею, с шумом втягивая в себя мой запах.
— На самом деле, мне нужно твое наслаждение… Но… – Она подняла на меня горящий голубой взгляд. – …чем больше наслаждения ты испытаешь, тем больше я смогу его выпить… Твое наслаждение сделает меня красивой… Но зачем мне нужна красота, если это тебя погубит?..
Вот почему рядом с ней моя боль утихала. Она забирала ее себе. Раньше, когда я возвращался с задания разбитый и едва живой, мог неделю не выходить из дома. Просто лежать, ожидая пока боль пройдет и оставит меня в покое. Мне не нужны были ни еда, ни вода – вообще ничего. Просто время, чтобы боль утихла.
Но с того дня, как в моей жизни появилась Настя, с возвращением домой я забывал о мучениях.
В нашем первом сне она тоже говорила о боли, о том, что любит играть с нею.
И именно после этого она превращалась.
Когда я был в ярости, когда мной овладевали злость и боль, Настя возвращалась. И чем больше я был в этом состоянии, тем больше она оставалась человеком.
Бля**! Если бы я догадался раньше… живого места на себе не оставил бы. Настя стоила этого. Я бы напитал ее достаточным количеством своей боли, чтобы она осталась человеком на всю жизнь.
— Кто ты? – Я тряхнул ее за плечи. – Как все исправить?
Настя оглянулась на книгу.
— В ней все записано. Большая Рукопись – ключ к Мáлой.
Неожиданно пошел снег. Он оседал на волосах и ресницах Насти, застывал на ее щеках и не таял. Казалось, что на ее коже Бриллиантовая россыпь.
— Здесь небо намного красивее… Но ты не должен быть здесь…
Единственное место, где я хотел быть, – рядом с ней. И плевать, где это.
— Открой глаза, Дима… Открой… Ты не сможешь остаться здесь…
— Почему? Сейчас же мы здесь. Вдвоем. Кто нам помешает?
— Мы нарушили все правила… Ты можешь здесь быть только, когда я соблазняю тебя… Ты можешь овладеть здесь мной… Можешь приказывать мне, а я буду исполнять… Здесь ты должен умереть… А если умрешь ты, умру и я. Ты нужен мне. И даже если я умру, ты должен жить…
О чем она вообще?!
— Даже не вздумай! Не смей так говорить!
— Тогда открой глаза… Пожалуйста, открой…
Она начала таять. Просто исчезать, превращаясь в черный дым. Все, что было на столе, распадалось на лепестки роз и пепла. Только книга оставалась нетронутой, лежа в самом центре стола. Ветер продолжал листать ее страницы. На них опускался снег и пепел, но она была самым ярким пятном.
Настя исчезла, оставив лишь длинную черную нить, гладкую и тонкую.
Когда я коснулся ее, все тело пронзило болью. Было больно абсолютно везде. Такое впечатление, что кто-то невидимый наносил мне раны, и я никак не могу помешать своему противнику.
Чужой и незнакомый голос отрывисто приказал:
— Разряд!
Снова стало безумно больно. А в груди, там где бьется сердце, тяжело и неприятно потянуло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я понимал, что происходит: меня пытаются вернуть обратно. А я этого не хотел. Хотел остаться здесь, с Настей.
Но ветер развеял даже дым, в который она превратилась. Она попросила открыть глаза. Сказала, что здесь мы не будем вместе…
Я потянулся к книге и впился в нее пальцами, когда откуда-то сверху снова закричали:
— Разряд!
До того, как меня прошило болью, я схватил книгу со стола и даже успел найти те страницы, которые Настя нечаянно открыла.
Я старался запомнить каждый символ, каждое слово и непонятный знак, написанные там.
Но совсем другой голос зашептал над головой:
— Пожалуйста, Дима… Я жду тебя здесь…
Она не ушла…
Она была рядом…
Я не знал, где именно, но точно знал, что найду ее…
Обмотав черную нить вокруг запястья, я закрыл глаза.
***
Голова была набита камнями и ватой. Я с трудом поднял веки и тут же закрыл их. Понимал, что свет не такой и яркий, но смотреть на него было до слез больно.
На бордовом фоне век вдруг начали вспыхивать яркие, но мутные картинки. Покрывшаяся ледяной коркой ухабистая дорога. Приземистые домики. Голый черный лес. И яркий свет фар…
Настя!.. Где-то там в холоде и одиночестве осталась Настя, пока я здесь…
— Настя… – Я заставил себя открыть глаза и попробовал оторваться от подушки, на которой лежал.
— Ты посмотри на него! Уже и в себя пришел!.. Тише, Дима, тише…
Расплывающиеся контуры сложились в знакомое лицо, когда я наконец смог сфокусировать взгляд.
— Вас… Василий… Михайлович?..
Он улыбнулся и толкнул меня на подушки. Перед глазами мелькнули бело-голубые неприветливые стены и убогая лампа на потолке. Это не наш госпиталь.
— Мне нужно… – Я уцепился за единственную ясную мысль в голове. – …найти Настю…
— Да здесь, твоя Настя. Ляг и не дергайся.
Василий Михайлович уселся на стул и указал в дальний угол:
— Вон она, спит. Пришлось накачать ее успокоительными.
Я с трудом повернул голову и посмотрел туда, куда он указывал. Настя… Моя Настя сидела, свернувшись калачиком, в каком-то жутком кресле и спала.
Это действительно она? Настоящая? Или мне кажется?
— Ты как? – Василий Михайлович что-то поправил на моей голове, и кожу тут же обожгло болью.
Я снова посмотрел на Настю:
— Откуда она здесь?
Михалыч шумно вздохнул:
— Ты лежи-лежи…
По его голосу было слышно, что он пытается что-то скрыть.
Было ужасно сложно говорить. Во рту пересохло, а язык распух, но я все равно должен знать.
— Что произошло? – Я снова посмотрел на Настю.
Здесь, в странной и обшарпанной палате, она казалась сказочной принцессой. Ее волосы стали еще длиннее, а кожа практически сияла. Розовые губы были слегка приоткрыты, а грудь поднималась и опускалась от размеренного дыхания.
— Да никуда она не денется, не бойся. – Я снова посмотрел на ворчащего Михалыча. – Она тебя чуть ли на себе не волокла от пожара. Отчаянная. – Он улыбнулся и покачал головой. – А когда расцарапала морду твоей матери, я ее вообще зауважал.
Все сказанное никак не укладывалось в голове. В виски кто-то нещадно стучал, пытаясь проломить черепную коробку.
— Я помню только… аварию…
Аварию и то, как пытался добраться до Насти.
— Да-а-а… Мудак-то, который тебя сбил, пытался свалить.
Если честно, мне было все равно, кто и что пытался сделать. Главное, что Настя была здесь, со мной. Я еще не вполне соображал, что произошло и как она тут оказалась, но… но сейчас мне было достаточно того, что она рядом.
— Он, оказывается, под приличным градусом был. Да еще в такую погоду. Но мы его уже… ну ты понял.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я кивнул, а Михалыч продолжил странным голосом:
— Твоя тебя оттащила от машины. Взрыв на весь поселок был…
Внутри меня все похолодело.