– Должно быть, и впрямь сильней твой Бог нашего, варяжского. Двое сыновей у тебя, и все живы.
Славную жизнь прожил князь-воевода. Сызмала – в битвах. Славу мечом стяжал. Правил в Киеве как князь. Страны и племена брал на копье. Богат Свенельд и землями, и златом… Только доверить некому. Внуки малы еще… Не удержат.
– Помнишь, боярин, как десятником у меня служил? – спрашивает князь-воевода.
– Помню, – отвечает Сергей.
Давно это было. Вечность прошла. С тех пор всякое между ними случалось. Однако врагами они не были никогда.
– Знаешь, боярин, думал я: умрет убийца – и легче мне станет, – хриплый голос Свенельда дрожит, как и его руки. – А вот не стало.
Сергей молчит. Сам терял. Знает: бывают случаи, когда месть не утешит. Жаль ему Свенельда. И Люта жаль.
– Просьба у меня к тебе, – говорит князь-воевода.
Сергей молчит. Ждет продолжения.
– Нечем мне тебя одарить за просьбу мою, – говорит Свенельд. – Злата тебе не предлагаю. Злата у тебя своего хватает. Всё у тебя есть. Но в память о тех днях, когда был ты моим десятником и я тебя защищал как своего… Когда умру я, воевода… Защити внуков моих. Времена грядут страшные. Не оставь кровь мою. Не дай роду моему угаснуть.
Должен бы Сергей сказать: да ладно тебе, Свенельд! Рано тебе умирать!
Но не такой у них разговор, чтобы за словами правду прятать.
– Добро, – говорит Сергей князь-воеводе. – Что смогу, то сделаю. Оберегу твою кровь.
Вздыхает князь-воевода. Лицо его немного светлеет, и даже плечи малость расправляются.
– Коли так, то давай скрепим договор наш, – говорит Свенельд. – Сын твой старший – не женат еще. Возьми за него внучку мою старшую Доброславу. Крести ее, коли хочешь, я не против. В приданое ей Улич дам.
Сергей медлит. Щедрое приданое.
Улич – сердце Свенельдового княжества. Вотчина Люта.
– Благодарю, князь-воевода, – наконец говорит Сергей. – Однако ответить пока не смогу. Кого женой брать – это мой сын сам решать будет. Надеюсь, не откажется от чести. Однако что бы он ни решил, я от своего слова не откажусь.
* * *
Обряженное и омытое тело Олега Святославовича лежало на длинном столе в горнице Детинца. Над лицом мертвеца потрудился ромей-бальзамировщик, так что погибший выглядел как живой. И очень похожий на старшего брата.
Многим из тех, что видел мертвеца, показалось, что в гробу лежит не младший, а старший брат.
Ярополк долго стоял над телом в молчании. Потом повернулся в Свенельду и произнес негромко: «Твое желание исполнилось, воевода. Твой сын отмщен. Ты рад?»
Свенельд ничего не ответил.
Вечером князь-воевода покинул Киев.
После отбытия Свенельда старшим среди княжьих бояр-советников стал Блуд.
Глава 3
Добрая весть для новгородского князя
Весть о смерти Люта Владимиру принес новгородский тысяцкий Удата.
Никогда Удата не был другом Владимиру. Однако вече постановило, что вестником должен стать именно он. И именно потому, что – не друг. Чтоб видел князь: не только его сторонники, но весь Новгород желает его дружбы.
В свейском городке новгородец чувствовал себя неуютно. Оно и понятно: купец из Хольмгарда-Новгорода для них – что кабанчик для волчьей стаи. А этот сам прибежал, да вдобавок – без охраны. Две дюжины воев-новгородцев – не в счет. Десяток хирдманнов управится с ними быстрее, чем петушок прокукарекает. А в поселке не десяток воев, а более полутысячи матерых викингов. Четыре драккара ярла Дагмара Ингульфсона отдыхают у берега.
Узрев, однако, рядом со свейскими драккарами лодьи и снекки русов, Удата чуток успокоился. Отлегло от сердца: не соврали доносчики – здесь Владимир.
– Я – к нашему князю! – сразу объявил Удата.
Помогло. Волки не стали драть кабанчика, а вполне вежливо проводили к длинному дому, который гостеприимный ярл отдал гостю и его дружине.
Владимир принял старшину ласково. Усадил за стол, велел налить гостю сладкого меду. Помнил, что Удата предпочитает его кислому пиву.
Старшина был тронут.
– А что вуй[16]твой Добрыня? – спросил старшина. – Здрав ли?
– Здоров, – ответил Владимир. – Отъехал на время. Дела. А что новгородцы ваши? Шумят?
– Не без того…
Еще некоторое время поговорили о незначимом, потом Удата перешел к делу:
– За тобой приехал, – сказал он. – Челом бьет тебе старшина новгородская: возвращайся, княже!
Владимир сумел скрыть радость. Сделал вид, что раздумывает.
– А как же Киев? – спросил он. – Как же Ярополк?
Иль не прислал еще нового наместника? – Последнее слово Владимир выделил презрительной интонацией.
– Аж двух прислал. Только мы их обратно погоним! – решительно заявил Удата. – Тебя хочет Новгород, князь. Другого не надобно. А Ярополк противиться не станет. Мы ему сами оброк выплатим, сколько назначил. И тебе тоже сполна заплатим, как уговорено. Только ты, княже, возвращайся.
– Сполна – это значит за прошлый год тоже? – уточнил Владимир.
– За всё, – вздохнул Удата. – Новгород решил.
Это было даже лучше, чем ожидал Владимир. И намного лучше, чем предполагал Добрыня. Знать, крепко прижал новгородцев Роговолт. А от наместника проку – никакого. Киев с Полоцком, считай, в одну дуду гудят.
«Так-то, горлопаны, – злорадно подумал Владимир. – Орать да на вече дубинками размахивать – это вам не воевать!»
Но на лице князя эти мысли никак не отразились.
– Большие деньги, – сказал он с сочувствием. – Не жаль отдавать-то?
– Жаль, – признал Удата. – Многие на вече против того кричали, да куда денешься? Киев далеко, а Роговолт Полоцкий опять нам обиды чинит. Дороги обсел, с купцов наших деньги дерет. На волоках тож… А от тех дружинников, что при наместнике состоят, толку нет. Они только по бабьим подолам шарить горазды…
Тут Удата осекся, вспомнив, что сам князь насчет подолов тоже не промах.
– Продолжай, – Владимир сделал вид, что не заметил смущения новгородца.
– Оборони, княже! – пылко воскликнул Удата и, вставши, поклонился в пояс.
– Роговолт, говоришь? – будто раздумывая, проговорил Владимир. – Хочешь, чтоб я князя полоцкого поучил?
– Поучи, батюшка! – слезно попросил Удата. – Он ведь и тебе обиду учинил, не забыл, чай?
Владимир помрачнел. Не любил напоминаний о том, как отказала ему Рогнедка.
– По своим обидам я сам взыщу, – отрезал он. – Но прав ты: Роговолта мне поучить – любо. Да только как с Киевом быть? И с теми дружинниками Ярополковыми, что в моем Детинце сидят. А ну как они моему приходу воспротивятся?