— Джейдон, если ты его пристрелишь, следующие пятнадцать лет проведешь за решеткой и своей бабушки уже никогда не увидишь. Я понимаю, что ты разозлен, но это не самый лучший способ разобраться с ним.
Пистолет снова разворачивается в мою сторону.
— Да ну?
— Именно. У меня есть идея получше.
— Что за идея?
Я медленно поднимаю руку с удостоверением и держу его так, чтобы юнец мог разглядеть.
— Это что за хрень?
— Мое удостоверение. Я — журналистка.
— И что?
— Мы пытались установить его личность. — Я киваю на Терри Брауна. — Он возглавляет организацию коррупционеров, и теперь благодаря тебе мы его вычислили. И я обещаю тебе, что, если ты отдашь его нам, он отправится в тюрьму, и очень надолго.
Джейдон умолкает, погрузившись в раздумья. Мне необходимо лишь слегка подтолкнуть его в нужном направлении.
— Ты уже общался с моим другом. — Я указываю на Клемента. — И ему не терпится поболтать с этим человеком. Если ты понимаешь, о чем я.
Паренек косится на великана, и тот утвердительно кивает.
— Что ты с ним сделаешь?
— Навряд ли тебе стоит знать, дружок, — гудит Клемент. — Но это будет долго и неприятно.
Теперь Джейдон ухмыляется. Он приближается к Терри Брауну, по-прежнему с поднятым пистолетом.
— Похоже, дядя, ты в глубокой жопе. Надеюсь, ты получишь по заслугам.
Затем паренек снова отступает и прячет пистолет в карман.
— Он ваш, — бурчит Джейдон. — Но если он снова станет угрожать моей семье, я убью всех вас.
Донеся свою точку зрения без умаления собственной гордости, Джейдон поспешно удаляется.
Настает наш черед сыпать угрозами, и, судя по выражению лица Терри Брауна, на кое-какие ответы мы точно можем рассчитывать.
28
Впрочем, прежде чем приступить к делу, я решаю выяснить у Клемента ответ на один животрепещущий вопрос:
— Так он был настоящий? Пистолет?
— Ага, самый что ни на есть.
— Черт, значит, мы были на волосок.
С этим мы оба поворачиваемся к Терри Брауну.
— Приятно наконец-то повстречаться с тобой, Терри.
Кажется, у нас с тобой назрел разговор.
Великан задает тон этому самому разговору: подходит к журналисту и грозно нависает над ним. Я пристраиваюсь рядышком с подельником и смотрю в глаза Брауну.
Передо мной какой-то жалкий человечек. Даже не верится, что некогда он обладал огромной властью и влиятельностью. Заправлял клубом, хранившим столь долго столь много страшных тайн многих коррупционеров.
Настало время пролить свет на его темное прошлое.
— У меня к тебе целая уйма вопросов, Терри. Но есть один, который я должна задать первым: почему?
Теперь, когда пистолет на сцене больше не фигурирует, Браун держится увереннее и в прямом смысле слова расправляет плечи. Он либо храбр, либо просто глуп, но выражение на его пухлой физиономии едва ли не самодовольное.
— Что почему? — ухмыляется он.
— Почему ты? У тебя была карьера, о которой подобные мне могут только мечтать. Прекрасная работа, несчетные награды, уважение и зависть коллег. Зачем надо было всем этим рисковать?
Он качает головой.
— Ты ничего не знаешь, женщина.
— Вот как? Ну так потрудись объяснить!
— Я не собираюсь ничего объяснять и, с твоего позволения, поеду, пожалуй.
Журналист разворачивается и берется за ручку дверцы, однако Клемент молниеносно пресекает его наглое поведение: хватает толстяка за горло и припечатывает к машине.
— Никуда ты не поедешь, приятель, — рычит он.
Браун вцепляется в руку великана и пытается оттянуть ее, однако его сопротивление даже не тянет на название. Шансы у него нулевые.
— От… пус… ти… — хрипит журналист.
— Будешь отвечать на наши вопросы?
— Хрен… тебе…
Что ж, Клемент прибегает к методу, столь эффективно сработавшему в случае Томаса Ланга. Он хватает Брауна за гениталии и сжимает руку. Толстяк мгновенно багровеет и визжит как свинья, кто, впрочем, он и есть. К несчастью для него, никто кроме нас его не слышит.
— Ну-ка, повтори, — подначивает его великан. — Слабо?
Браун мотает головой с такой неистовостью, что его обвисшие щеки трясутся, прямо как при езде на мотоцикле. Самодовольство сменяется страхом.
— Будешь отвечать?
Теперь журналист энергично кивает — насколько, впрочем, это ему удается с лапищей великана на горле.
Продемонстрировав всю серьезность угроз, Клемент отпускает жертву и делает шаг назад.
— Попробуем снова? — цежу я, испепеляя Брауна взглядом. — С самого начала.
Тот потирает горло, но за пах, к счастью, не хватается. Я выжидаю, пока он не отдышится.
— Чего тебе от меня надо? — наконец хрипит он.
— Ответы, Терри. Ответы.
— А если я откажусь?
— Честно? Особого значения это не имеет, поскольку игра закончена. Нам известно, кто ты такой, и весьма скоро мы разоблачим клуб коррупционеров и его членов — вне зависимости от того, станешь ты отвечать или нет.
— Не понимаю, о чем ты.
— О боже, — вздыхаю я и смотрю на Клемента. — Кажется, у Терри проблемы с памятью. Боюсь, тебе придется опять им заняться. Помоги-ка ему вспомнить.
— Подожди-подожди! — вскидывается Браун. — Ты все не так поняла!
— А я так не думаю, Терри — или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Таллиманом?
Его реакция отнюдь не та, что я ожидала.
— И ты еще называешь себя журналисткой, — фыркает он. — Да ты ни черта не знаешь, так ведь?
Мы с Клементом хмуро переглядываемся.
— Никакой я не Таллиман, — продолжает Браун. — Делайте что хотите, все равно ничего не добьетесь.
— Чушь! — взрываюсь я.
— Мне плевать, веришь ты мне или нет. Но ты вправду думаешь, что я Таллиман и при этом лично занимаюсь такой вот грязной работой?
— Тогда почему ты ей занимаешься? Сначала заплатил этому парню, чтобы он ограбил меня, а потом чтобы сжег мою квартиру! И уж точно это ты инициировал мое отстранение в «Дейли стандарт»! Почему?
— Всего этого я не отрицаю, но дело в том, что у меня не оставалось выбора. Как и у остальных членов «Клоуторна».
— А я повторяю: чушь!
— Хочешь верь, хочешь нет, но я ничего этого не хотел. Если бы я не разобрался с тобой и твоим расследованием о клубе, мои… мои проступки в прошлом… предали бы огласке.
— Что еще за проступки?
— Так я тебе и сказал!
— Мой друг может быть очень убедительным. Предпочтешь вспомнить сам, прежде чем я попрошу его снова тобой заняться?
Браун закатывает глаза и качает головой.
— У меня была игровая зависимость, — вздыхает он. — И дела пошли совсем скверно, я достиг той грани, когда мог все потерять. Но я попросил об услуге.
— Дай угадаю: через Таллимана?
— Да, — морщится толстяк. — И благодаря этой услуге я избежал очень большой беды. Штука в том, что услуга эта была не совсем законной.
— То есть ты утверждаешь, что сделал все это только потому, что тебе угрожали?
— Именно это я и утверждаю. Я-то полагал, что «Клоуторн» уже дело давнего прошлого. И так оно и было, пока ты не раскопала этот чертов блокнот и не запостила его фотографии.
Впервые за весь наш разговор я улавливаю в его голосе нотки искренности. И на меня обрушивается ужасающее осознание: Терри Браун вовсе не Таллиман.
— Кто заставил тебя это сделать?
— Разумеется, он… Таллиман.
— И кто такой Таллиман?
Вопрос задаю более с надеждой, нежели с ожиданием. Исходя из уже имеющегося опыта, навряд ли я получу ответ.
Браун опускает взгляд и, немного помолчав, произносит:
— Я не знаю.
— Врешь!
— Нет, клянусь. Не знаю.
Однако я вижу, что он лжет, и, несомненно, ему это понятно. Как-никак, мы оба занимались журналистикой достаточно долго, чтобы уметь улавливать малейшие обличительные признаки. Он выпрямляется и вновь заявляет о своем неведении, на этот раз гораздо убедительнее. Но слишком поздно.
— Терри, хватит морочить голову. Если Таллиман не ты, мы хотим знать, кто он.