— Я бы предпочел, чтобы моя жена не знала об этом. Я не говорил ей, при каких обстоятельства получил свои травмы.
— Совсем ничего ей не рассказывал?
— Нет.
— Хмм.
Тревор слишком хорошо знал своего отца, чтобы понимать, что даже произнесенное им междометие имеет особый смысл.
— Ты влюбился с первого взгляда и поспешил жениться, не так ли?
— Тебе это кажется странным?
— Зная тебя — да. — Перехватив острый взгляд сына, Джордж улыбнулся. — Твоя репутация отъявленного ловеласа достигла даже ушей твоего старого папаши, Тревор. Внезапная влюбленность совсем тебе не свойственна.
Они сидели в удобных креслах на настиле за домом. Джордж дымил сигарой, хотя доктор советовал ему избавиться от этой вредной привычки. Тревор был рад, что сгущающиеся сумерки скрывают выражение его лица. Ему совсем не нравилось направление, которое принимала их беседа.
— Я люблю ее, папа.
— После того как увидел вас вместе, я ничуть в этом не сомневаюсь. Просто удивляюсь, что ловелас, как, бывало, называли тебя приятели, так сильно и страстно влюбился в такой краткий срок.
— Я давно люблю ее, — чуть слышно произнес Тревор.
Джордж покатал сигару между пальцами, глядя на ее тлеющий кончик.
— Она же не имеет никакого отношения к тем письмам, что ты бесконечно перечитывал, находясь в госпитале, правда же?
Тревору следовало было это предвидеть. Ничто, даже самая мельчайшая частичка информации не ускользала от проницательного Джорджа Рула. Для него не существовало понятие «не имеющий значения». Тревор встал с кресла и сделал несколько шагов к краю настила. Прислонившись плечами к стене дома, он вперил взгляд вдаль, как делал несколько недель назад, размышляя о том, как сообщить Кайле, кем он в действительности является.
— Папа, я сейчас расскажу тебе самую невероятную историю, которую ты когда-либо слышал.
Когда рассказ его был окончен, на некоторое время повисла мучительная тишина. Наконец, Джордж произнес:
— Обещаю никогда впредь не вмешиваться в твою жизнь, Тревор, но ты играешь с огнем.
— Знаю, — согласился он, глядя отцу прямо в лицо.
— Откуда тебе знать, как Кайла отреагирует, когда узнает правду?
Тревор потупился и спрятал руки в карманы брюк.
— Боюсь даже думать об этом.
— А подумать все же нужно, — произнес отец, — потому что рано или поздно она все же узнает. — Поднявшись на ноги, он бросил окурок сигары в пепельницу. Положив руку на плечо сыну, он добавил: — Кто знает, может, все еще обойдется. Если ты действительно так сильно ее любишь.
— Да.
— А она любит тебя?
Тревор замялся, скользнув взглядом по темным окнам спальни.
— Думаю, она близка к этому. Или просто привыкла к моему обществу. Черт возьми, я не знаю.
Джордж улыбнулся. Посмотрев на повязку на глазу сына, он немедленно вспомнил, как тот уязвим и как близок он был к тому, чтобы потерять Тревора навсегда. На глаза ему навернулись слезы, и он порывисто обнял сына.
— После всего, через что тебе пришлось пройти, ты заслуживаешь того, чтобы быть счастливым.
— Нет, папа, — грубо произнес Тревор в плечо отцу, — это она заслуживает счастья после всего, через что ей довелось пройти.
Вскоре после этого они пожелали друг другу доброй ночи, и Джордж направился в комнату для гостей, куда Тревор заранее отнес его чемодан.
Тревор же медленно, на заплетающихся ногах приближался к спальне, словно мальчишка-школьник, которого вызвали в кабинет директора. Желудок его выделывал невероятные кульбиты, а сердце бешено колотилось в груди.
Что с ним, черт побери, такое? Был ли он взволнован при мысли о том, что эту ночь они проведут с Кайлой в одной постели? Или страшился ее возможного отказа?
Страшился? Этой хрупкой женщины? Это же нелепо!
«Тогда почему же ты топчешься перед дверью, как дурак, и сердце твое бьется как сумасшедшее, и ладони твои вспотели, и в паху…
Боже, о пахе вообще даже лучше не думать».
Неужели у него и, правда, трясутся колени? Почему, ради всего святого?
Он же взрослый мужчина, а не школьник. Он находится в собственном доме, который сам же и построил, вложив немалые деньги. У него есть право спать в любой комнате, какой только пожелает.
Кайла является его женой, разве нет? И как она справедливо заметила, он действительно баловал ее на протяжении нескольких последних недель. Он ходил вокруг нее чуть ли не на цыпочках, делая и говоря лишь то, что ей нравится, и ничего из того, что могло бы расстроить ее.
Разве она не обрадовалась, когда он установил на заднем дворе ее старые качели для Аарона? Разве не была она счастлива, когда он соорудил песочницу? Разве не смеялась, возясь в песке вместе с ним? Разве не ответила на его поцелуй, которым неминуемо закончилась их веселая потасовка?
Черт побери, все так! Не просто так его прозвали Ловеласом, знаете ли!
Но он никогда не настаивал, целуя Кайлу, он получал только то, что она готова была ему дать. Он вел себя как подхалим, стараясь заслужить ее уважение, и прыгал на задних лапках до тех пор, пока не почувствовал дискомфорт. Сейчас пришло время дать ей понять, что он мужчина, которого Бог наделил определенными правами.
Он с силой распахнул дверь и не менее громко захлопнул ее, войдя в спальню. Кайла вскочила на кровати, натягивая одеяло повыше к груди.
— Тревор? Что случилось? Что не так?
— Ничего не случилось. Ладно, я скажу тебе! — прорычал он, входя в комнату и кипя праведным гневом. — Мой отец ночует в комнате для гостей, поэтому сегодня, миссис Рул, мы будем спать вместе.
Глава 12
— Хорошо.
Ее согласие, произнесенное нежным голосом, враз обезоружило Тревора. Гнев его улетучился, как воздух из проколотой шины. Он сгорбился, пытаясь восстановить утраченное душевное равновесие.
— Что ж, отлично, — натянуто произнес он. — Я рад, что ты правильно все воспринимаешь.
По какой-то неведомой причине примирительный тон голоса Кайлы лишь усиливал его ярость. Он не нуждался в ее покровительстве. Благодарю покорно!
Резкими порывистыми движениями Тревор сорвал с себя одежду, разбрасывая ее куда придется. Оставшись в одних трусах, он скользнул под одеяло и, яростно отколотив подушку, опустил на нее голову.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Тревор.
Он повернулся к ней спиной и, устраиваясь поудобнее, заставил кровать ходить ходуном, словно на ночлег укладывался сказочный великан.
«Вот, — мысленно возликовал он, — я ей показал!»
Но почему в таком случае тело его горело огнем желания? Почему сердце его болело оттого, что любовь его отвергли?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});