Я попятился, прощально улыбнулся ему — он ответил скованной полуулыбкой и неуверенно взмахнул рукой — развернулся и быстро зашагал к воротам космодрома.
Мой Ланцелотт стоял там, где ему и полагалось: на линии Д. Стоял, выжидательно задрав тупой нос и устремив в черное небо иглы метеоритных пушек…
* * *
За трое суток, что я провел в гиперпространстве на пути к Империи Корсаров, у меня было достаточно времени на размышления. Я много думал, много вспоминал. Еще я много спал и видел много снов. Разных. Но чаще всего мне снились Лотта и Глэдис, всегда вместе. И всегда действующие против меня.
То они грезились мне в большом светлом зале, я стоял посреди него, а они — в диагонально противоположных углах, раздраженные, с раскрасневшимися злыми лицами. Они осыпали меня упреками, а я не находил ни доводов, ни сил, чтобы защититься от их нападок. То они уходили от меня по каменистой горной тропе к краю пропасти, я кричал в их спины, просил остановиться, и тогда они оборачивались и синхронно наводили на меня бластеры. Черные зрачки стволов озарялись ослепительными вспышками, и я переставал существовать. И просыпался в холодном поту.
Один раз они приснились мне другими — сбегали по шелковой траве пологого зеленого холма, босоногие, пропитанные солнцем, счастливые, с полевыми цветами в руках. Я ждал их внизу, но они не сумели достичь меня. На полпути их остановила и изменила какая–то страшная сила, я знал, что это сила Рута, но не мог понять, откуда он воздействует на них и как, почему он невидим и почему я не почувствовал его приближения. Он остановил и изменил их, и они отбросили цветы и молча, сосредоточенно и зло стали кидать в меня невесть откуда взявшимися камнями…
Просыпаясь, я объяснял себе эти сны работой собственного подсознания. Чувство вины перед ними, говорил я себе тоном профессионального психотерапевта, загоняемое заботами дня глубоко внутрь, ночью высвобождается и рождает в сознании подобные сны.
Но мне от этого было не легче. Тем более что вина моя «высвобождалась» не только ночью, но и днем. «Заботы дня» не могли подавить ее.
Горечь и вина, вина и горечь — вот что было моими спутниками на всем пути к Империи Корсаров. И я не мог избавиться от них. Потому что не знал — боже мой, я не знал! — что ждет меня на планете, которую Грегори Рут выбрал для укрытия от карающих сил Галактического Союза.
Империя Корсаров… Еще год назад эта планета не значилась ни в одном космическом реестре. Но это не означало, что она не была открыта землянами: просто о ней не знали на Земле. За четыре года до того, как она стала известна каждому сознательному гражданину Земной Системы и Галактического Союза, один из экипажей разведчиков Дальнего Космоса остановился именно на ней. Случайно ли разведчики наткнулись на нее или в результате планомерного поиска планеты, пригодной для жизни, — именно в том малоосвоенном секторе Галактики, — неизвестно. Они не посвящали землян в подробности своего предприятия. Они вообще не разговаривали с Землей — с того момента, как покинули ее. Они обосновались на планете и стали создавать свою Систему — Империю, враждебную Земле и агрессивную по отношению к любым представителям Галактического Союза. Прежде всего они занялись космическим пиратством…
Тогда, в те первые четыре года войны — не объявленной до поры войны, — что повела только–только народившаяся Империя против Галактического Союза, я тщательно собирал все крохи от строго засекреченной информации о деятельности неизвестных космических пиратов (их тогда называли «Монстрами Галактики»). Публикации на эту тему не допускались, чтобы не сеять панику среди работников космофлота, и это меня здорово удручало. И поэтому когда однажды меня спросил о «Монстрах» молодой офицер охраны БЗС, — а вышло так, что он и я в тот день готовились встретить их в открытом бою, — я с удовольствием выложил ему все, что знал.
«Они захватывают военные и транспортные корабли, — говорил я. — Иногда — пассажирские лайнеры с большим количеством пассажиров. Диверсии проводят стремительно. Отличаются особой жестокостью. Корабли, оказывающие активное сопротивление, «Монстрами» уничтожаются. Захваченные звездолеты и их экипажи исчезают бесследно. О судьбе похищенных людей ничего не известно».
«Они обладают более совершенными звездолетами и вооружением, чем наши?» — спрашивал он.
«Вряд ли, — отвечал я. — Ведь они не создают ничего нового, используют захваченную технику… Просто в пиратском деле решает фактор внезапности и решимость идти на все — убить, уничтожить — без колебаний. К тому же надо учитывать и такое мнение: ученые полагают, что «Монстры Галактики» — это организация, сбитая из антисоциальных типов со всего Галактического Союза. В банду входят не только люди — существа из самых разных звездных систем, с самых разных планет. Силы и способности этих существ во многом землянам неизвестны — паранормальные, экстрасенсорные, сверхфизические… И они используются «Монстрами» в полной мере…
Так что достойно противостоять наскокам банды удается крайне редко. В девяноста случаях столкновения с «Монстрами» из ста корабли землян пропадают или уничтожаются. В остальных десяти — с огромным трудом уходят от погони».
«Но чего они хотят?»
«Точно не скажешь, какие у них стратегические цели. Скорее всего — саморасширение и усиление своего влияния в Галактике…»
Вот что я тогда знал о деятельности Империи. И думаю, мои знания не многим отличались от знаний спецов БЗС, занимающихся расследованием пиратских злодейств. Разве только сотнями мелких, ничего не значащих для прояснения ситуации подробностей.
Земля не ведала, кто пошел на нее войной. И откуда эта война ведется. Правда, высказывалось абсолютно верное предположение, что у истоков банды стояли разведчики Дальнего Космоса…
«Вы ведь знаете, — рассказывал я офицеру–охраннику, — что длительные гиперпространственные рейды вызывают разные, порой тяжелые и необратимые изменения в мозгу. Разведчики иногда злоупотребляют инструкциями и ныряют в гиперпространство на недопустимо длительный промежуток времени, чтобы ускорить продвижение к цели. Особенно при возвращении домой…
Врачи считают, что воздействие гиперполя может вызвать стойкие шизофренические отклонения с ярко выраженной склонностью к насилию. Здесь уже речь идет не о болезненном состоянии, а о необратимом изменении типа личности. Человек превращается в негуманоида — в том смысле, что целью его жизни становится борьба с развитой гуманностью. Где бы он ее ни встречал: на Земле, в Галактике, в неосвоенных секторах…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});