Читать интересную книгу Там, где лес не растет - Мария Семенова

Андарх же, наоборот, смело пошёл навстречу процессии, нараспев выкрикивая какие-то слова на языке, непонятном не только Коренге, но даже Эории. Это определённо не был аррантский язык, хотя некоторые слова казались молодому венну наполовину похожими. Неужели народ тайного царевича сохранил в неизменности древнюю молвь, звучавшую здесь ещё до сошествия Тьмы?.. А почему бы и нет?..

Всадники, выехавшие из города, быстро одолели полверсты по берегу моря. Лунный свет позволял рассмотреть каждый узор на одежде, каждое украшение на уздечках коней. Наряды же обитателей Фойрега были до некоторой степени подобны тем, что предпочитали нынешние арранты. Во всяком случае, эти люди тоже не носили штанов и оплетали голые икры ремешками сандалий. Быть может, солнце в те времена жарче согревало Нарлак и они прекрасно обходились без тёплых одежд?..

Тот из всадников, что скакал впереди, выделялся белой меховой безрукавкой из цельной шкурки овцы. Коренгу поразила спокойная царственность осанки этого человека, и только потом он заметил тонкий золотой обруч у него на голове. Из-под обруча падала роскошная грива седых волнистых волос, а посередине лба вспыхивали драгоценным огнём шесть прозрачных камней, искусно собранных в звезду.

Конники выглядели настолько вещественными, что Коренга невольно задался праздным вопросом: если подобное происходило каждую Голубую Луну, почему о явлениях древнего Фойрега ещё не прослышал весь остальной мир? И не объявил их чудом, на которое следует посмотреть?

«Или Андарх по обыкновению рассказал нам не всё? Может, город выплывает из бездны времён, только когда перед его воротами стоит кровный царевич?..»

Ответа не было. Зато Коренга поймал устремлённый на него взгляд седовласого, и в этом взгляде не было надменности, лишь доброжелательное любопытство. Молодой венн поклонился, сидя в тележке, и Эория последовала его примеру. Кивнув им, далёкий предтеча аррантских Царей-Солнце по-молодому легко спрыгнул с седла, шагнул навстречу Андарху и крепко обнял его.

– Здравствуй, сын моих сыновей. Как же долго мы тебя ждали!

Коренга внутренне съёжился, ожидая, чтобы руки правителя Фойрега прошли сквозь тело Андарха… или он сквозь них, ибо разобрать, кто был реален, а кто – не вполне, под Голубой Луной было решительно невозможно… Но нет! Объятие получилось самое настоящее, крепкое и взаимное. В эту ночь мёртвые и живые могли не только видеть друг друга. Им было дано ещё и осязать.

Он даже не сразу обратил внимание, что Голубая Луна совершила ещё одно волшебство, наделив его способностью понимать каждое слово, произносимое на берегу.

– Правду ли глаголят пророчества, – услышал он голос Андарха, – что, вызвав вас ныне из небытия, я надену Справедливый Венец и мощь Фойрега пойдёт за мной, куда я прикажу?

Правитель отступил на шаг прочь и склонил перед ним голову. Каменная звезда полыхнула яркими, острыми искрами.

– Да, – сказал царь. – Это воистину так.

Коренга увидел, как он поднял руки и без колебаний снял обруч. Поцеловал камни и протянул венец Андарху.

– Прими, сын моих сыновей, сей знак власти, ибо он давно уже тяготит моё чело и клонит меня к земле.

Андарх не стал дожидаться, пока к ним подойдёт уже спешившийся старец с внешностью и повадками жреца. Тайный царевич жадно схватил протянутый венец и надел его себе на голову, и тот сел как влитой. То ли наследники древней державы необыкновенно стойко передавали породу, то ли обруч имел свойство приходиться впору любому законному властелину?..

Коренге бросилось в глаза, как сразу словно бы вырос и переменил осанку Андарх. У края возвращённого моря стоял молодой вождь, наделённый правом приказывать. Вот тебе и нищий побирушка, «живое узорочье» для показа на торгу, забитый галирадский крадун!.. Царя можно втоптать в грязь, но царского достоинства у него никто отнять не в силах, теперь Коренга вполне в этом убедился.

– Слушай же меня, мой народ!.. – разнёсся и долетел до стен города голос Андарха, ставший неожиданно зычным. От каждого произносимого слова так и веяло неистовым напором и силой. – Андархи, я поведу вас через море! Рабы, безо всякого права завладевшие Островом наших отцов, будут брошены обратно в оковы, мы же вернёмся в чертоги власти, и это станет только началом! Все племена, трепеща, склонятся к стопам тех, кого вынуждали вести в собственном доме сокрытую и безвестную жизнь!

«Вот это да…» – тупо повторял про себя Коренга. Умом он понимал, что, похоже, присутствует при рождении очередного великого завоевателя вроде Гурцата, зачинателя двухвековой давности Последней войны… или теперь уже не Последней? Вероятно, ему полагалось благоговеть, созерцая размах мысли нового царя, но благоговения что-то не было. В сознании вертелась лишь мысль о чудовищной и непоправимой ошибке, которую совершил он, Коренга. «Все племена, говоришь? Стало быть, и наше тоже? И Галирад, где Буркун и Медва живут? Они-то что тебе сделали? И почему мой Торон тебя там же, на «Чаграве», прямо сразу не съел…»

Торон как услышал. Он оглянулся на хозяина, и Коренгу, словно тёплый, нагретый у тела меховой плащ, объяло непоколебимое спокойствие пса.

А будь Торон человеком, молодой венн поклялся бы какой угодно клятвой, что он ему подмигнул…

Андарх вдруг тоже обернулся и посмотрел на Эорию с Коренгой. Голубые глаза, которые Коренга помнил испуганными и молящими, были двумя осколками льда. Он указал на своих недавних товарищей пальцем.

– Слушайте же мой самый первый приказ, мои верные подданные. Убейте этих людей. Чужеземный мальчишка натравливал на меня пса, отнимал пищу и принуждал к тяжкой работе. А девка – дочь разбойного морехода, который пинал меня ногами на палубе своего корабля! Пусть их жертвенная кровь омоет и укрепит ваши первые шаги под солнцем этого мира!

Эория выпустила ладонь Коренги и с невнятным проклятием сунула руку под завязки своего мешка.

Наружу вылетели ножны с длинным мечом, уже не деревянным, а самым что ни есть стальным! Коренга увидел потёртую оплётку на рукояти и глубокую зарубку на крестовине, явно принятую в бою. До поры Эория не обнажала меча, ведь на них ещё не напали, но чувствовалось, что в случае чего ножны полетят в сторону без промедления и длинный клинок запоёт погребальные песни врагам. Коренга понятия не имел, насколько совершенно окажется воинское искусство воскресших, но почему-то не сомневался, что десяток душ Эория с собой заберёт.

Он и сам уже бросил руку к правому колену, туда, где в постоянной готовности пролегал вдоль ноги узкий кожаный ремешок.

«Торон, кто же о тебе теперь позаботится?..»

Коренга лихорадочно поискал глазами Торона. Привыкнув, что верный друг норовил заслонить его от малейшей опасности, он не на шутку перепугался, не увидев его рядом с собой.

Каково же было его изумление, когда Торон… преспокойно обошёл Андарха и стал тереться лбом о бедро правителя, сложившего венец!

А тот улыбнулся ему как родному и ласково почесал свирепому кобелине за ухом.

– Спасибо за сына, малыш, – разобрал Коренга. И почти сразу его слуха достигло приглушённое аханье Андарха.

Взгляд молодого венна метнулся туда, где стоял тайный царевич – или, правильнее сказать, новый царь?.. То, что он увидел, заставило его тотчас позабыть обо всём остальном.

Венец съезжал с головы Андарха. Словно сам собою расширившись, он неудержимо сполз ему на уши, упал на глаза. Ахнув, Андарх попытался его подхватить, но тщетно. Венец замерцал и просочился сквозь его пальцы, неосязаемый, точно струйка золотого тумана. Стёк на плечи, сверкнул… и вдруг оказался снова в руках прежнего владыки Фойрега.

Андарх дёрнулся было вперёд, но на его плечо легла рука жреца. И такую власть источала высохшая ладонь старца, что Андарх замер на месте. Так он и остался стоять – чуть пригнувшись, с руками, протянутыми к венцу.

И вновь стали заметны драные обноски, в которые он был облачён. Молодой царь, готовый вести свой народ на кровавое завоевание мира, на глазах превращался в серенького воришку, удиравшего с чужим кошельком по галирадским задворкам.

Прежний властитель погладил возвращённый венец, ни дать ни взять протирая его, и снова примял им седые волосы, растрепавшиеся на ветру.

– Мёртвые не умирают насовсем, маленький Андарх, – проговорил он, скорбно покачав головой. – Из того места, куда поместили нас милосердные Боги, мы продолжаем присматривать за нашими правнуками. Присматривали и за тобой… Ты многое преодолел, мальчик, чтобы нас разыскать. Ты поселил надежду в наших сердцах. Ты пустился в почти безнадёжное путешествие, ты пересёк море, затаившись в трюме торгового корабля почти без воды и пищи. Ты стойко вынес голод, нищету и несчётные унижения. И вот наконец ты воззвал к нам, и мы пришли, чтобы встать перед тобою. Однако ты забыл о самом последнем испытании, маленький Андарх, об испытании властью. Или тебе не рассказывали, что о всяком новом правителе судят по его первому, «девственному» указу?.. Или ты не задумывался, отчего каждое новое царствование начиналось с пересмотра судеб узников в тюрьмах и выслушивания жалоб на несправедливость судей?.. Отчего же ты первым долгом надумал употребить свою власть на убийство двоих людей, без которых тебе нипочём не удалось бы добраться сюда? А ведь они, в отличие от тебя, помышлявшего лишь о престоле, раскрыли свои сердца навстречу нашей боли и тем облегчили её. Они поделились с нами святым хлебом, испечённым материнской рукою, и жизненной силой, заключённой в девичьих волосах. Ты и не догадываешься, что без их жертвы нам даже Голубая Луна не помогла бы восстать… Горько мне говорить это, мальчик, но я вижу, что наш народ измельчал. Он пока не готов выступить из тени, куда загнало его пренебрежение к иным племенам, и явить себя миру в прежнем величии. Не знаю, наступит ли в будущем такая пора… А теперь идём, сын моих сыновей, ибо Голубая Луна клонится к закату. У тебя будет время о многом поразмыслить…