Читать интересную книгу Чувство древнее, как мир - Полина Шаховская

Местонахождение "авантюрьеры" выяснить оказалось нетрудно. Княжна в начале 1775 года перебралась из Рима в Пизу. Обаяние, амбиции, но стоит ей попросить в долг, как выясняется, что Тараканова уже должна чуть не половине Европы. При этом заложить российскую землю, как гарантию возвращения кредита, ей никак не удавалось. В Пизе с минимальным количеством слуг и поклонников беглянка остановилась в третьеразрядной гостинице. Денег не было, плохое питание и дождливая итальянская зима отнюдь не способствовали поправке здоровья.

Как вдруг - гром среди ясного неба - всеми брошенная Елизавета Тараканова получает письмо от генерал-аншефа графа Орлова-Чесменского. Он признает ее как законную наследницу и нижайше просит разрешения посетить ее. Впрочем, он уже даже едет.

* * *

Елизавета кусала локти, но не могла ничего придумать, чтобы принять Орлова на уровне своих амбиций. Ну что ж. Так даже лучше. Пусть увидит всю нищету законной наследницы престола, все ее несчастье. Пусть проникнется жалостью. Говорят, этот русский богатырь благороден и сентиментален.

Все спутники графа остались на улице. Он вошел в ее покои и увидел небольшое помещение с одним окном, выходящим в заброшенный сад, убогую мебель. Княжна лежала на кожаной софе, прикрытая голубой бархатной мантильей. Рядом с софой стояли домашние туфли на куньем меху. Она выглядела заметно похудевшей по сравнению со своим изображением на портрете. Яркие пятна румянца на щеках резко контрастировали с ее необычайно бледным лицом. Орлов сразу понял, что это чахоточный румянец. Но ее прекрасные глаза вдохновенно блестели, пухлые губы складывались в извиняющуюся улыбку. И в чертах оставалось подобие настоящей царственной надменности.

Княжна попыталась привстать, судорожно закашлялась и прижала ко рту платок. Граф Алехан опустился на одно колено, склонил голову.

- Простите, граф, что не могу принять вас сообразно моему и вашему положению. Меня все бросили, да я притом еще некстати приболела. Но все это пустяки... Князь Радзивилл, эти поляки, французы, помогавшие мне... поверите ли... скрылись... Все это случилось так неожиданно, сама не пойму почему... Ну, а я совсем, как есть, без денег... нечем доктору заплатить, нечего есть, последнее платье износилось... Кредиторы одолели, полиция грозит... Это так ужасно!

Княжна совершенно по-детски трогательно и горько разрыдалась. Орлов с жалостью смотрел на эту беззащитную, больную и голодную женщину. На эту русскую княжну, не говорящую по-русски. Ему хотелось немедленно обнять и утешить бедняжку, накормить, одеть получше, дать денег и... выбить из ее хорошенькой головки всю дурь с предъявлением прав на престол. Но он имел другое задание.

Граф Орлов всем своим последующим поведением не дал никому усомниться в том, что он верит - княжна именно та, за которую себя выдает. Каждодневными визитами он не только подчеркивал безмерное уважение ее титулу, но и откровенно восхищался ею как женщиной.

Нетрудно понять, что в короткие сроки штат княжны Таракановой увеличился. Вскоре она занимала два этажа лучшей пизанской гостиницы. Блистала новыми нарядами и украшениями, приобрела шикарный выезд, на котором ездила с визитами, в театры и любоваться живописными окрестностями города. Она принимала старых и вновь появившихся друзей. Ее акции снова возросли в цене. В Италии и за ее пределами снова заговорили о таинственной претендентке на русский престол, о том, что сам граф Орлов-Чесменский принял ее сторону.

16 февраля 1775 года княжна вместе с графом перебралась в Болонью. Все, кто видел их в ту пору, утверждают, что Орлов относился к Таракановой с исключительным придворным почтением и никогда при ней не садился. Светское общество жило слухами об этом удивительном альянсе. Стало известно, что Алексей Григорьевич подарил княжне медальон со своим миниатюрным портретом, осыпанный драгоценными камнями, забыл про эскадру, оставив командование Грейгу, и бросил свою прежнюю любовницу, прекрасную Анну Давыдову.

Елизавета расцвела как женщина, забыла про сжиравший ее недуг, стала лучше выглядеть. Наконец-то ей, русской княжне, встретился русский человек, настоящий герой своего времени, и она полюбила его совершенно искренне. Как не любила ни Рошфора, ни Лимбург-Штирумского, ни Доманского, ни... А Алексей смотрел на ее преданными, ласковыми глазами.

Елизавета не читала по-русски и не могла прочесть предупреждения своего ровесника Дениса Ивановича Фонвизина: "Не основывай любви своей на его ласках - страсти скоротечны, насыщение за ними следует скоро..." В увлечении она забыла даже о том, что Орлов по происхождению простой дворянин, а она царского все-таки рода. Он смиренно попросил руки и сердца будущей императрицы. И она согласилась.

"Русские, мужчины и женщины, обыкновенно вносят в любовь свойственную им пылкость, но - по непостоянству характера - они легко изменяют. При характерах необузданных любовь есть скорее прихоть и вред, нежели глубокое, разумное чувство..." - писала баронесса де Сталь. Значит, в момент согласия Елизавета Тараканова внезапно стала русской. Или это в ней впервые проявилось?

Бракосочетание должно было пройти по православному обряду. И Орлов предложил своей невесте отправиться в Ливорно, где в этот момент на рейде стояла его эскадра. Венчание не только православным священником, но и на корабле, на флагмане российского флота "Три Святителя" - частице земли русской. Как Таракановой было не согласиться и на эту романтику?

21 февраля граф и княжна вместе с приглашенными гостями вышли из карет на причале Ливорно. Стояла прекрасная солнечная погода. Елизавета выглядела счастливой и преображенной. Куда делся ее болезненный вид! Глаза, походка, вся ее фигура источали спокойствие и уверенность. Шедший рядом с ней жених не спускал восторженного взгляда с предмета своего обожания и верноподданного преклонения.

Стоящие у причала зрители и выстроившиеся матросы восхищались великолепной парой. Статный мужчина в белом с зелеными отворотами раззолоченном адмиральском мундире и изящная женщина в подвенечном платье. На солнце сверкали бриллианты ее украшений.

Новобрачные и гости уселись в убранные цветами шлюпки и направились к адмиральскому кораблю "Три Святителя". На палубе были установлены многочисленные столы, прислуга обносила угощением прибывших гостей. На юте играл военный оркестр. Все было прекрасно. Все было готово к обряду. Елизавета даже не заметила, что у православных священника и дьякона накладные бороды.

Орлов не то чтобы не мог обойтись без маскарада, шутовства. Он с уважением относился к обряду и не хотел потом иметь неприятности с Синодом, если бы обвенчался по-настоящему, будучи уже обвенчанным. А так никто из приглашенных итальянцев, поляков, англичан и не поймет подмены. Исполнявшие роли священнослужителей на всякий случай даже не были православными. Лейтенанты военно-морской службы Иван Христенек, еврей-лютеранин, и Хосе де Рибас, испанец-католик. Тот самый в будущем Осип Дерибас, основатель Одессы.

А после обряда, естественно, русская свадьба, шумная и веселая... Но вот разъехались гости. Елизавета ждала, что сейчас Алексей поведет ее в свою адмиральскую каюту. Но побывать ей там так и не удалось. Вместо Орлова к ней подошел вахтенный офицер и сказал на хорошем французском:

- Мадам, по велению ее императорского величества вы арестованы!

- Предательство! Вероломство! Как смеете вы поступать так с прирожденной великой княжной? Где Орлов?! - закричала испуганная женщина, Бунт на корабле! Немедленно доложите Орлову!

Но матросы быстро схватили Тараканову и заперли в заранее подготовленном уголке трюма. Вся прислуга княжны, кроме оставленной при ней горничной, также была арестована и переправлена на другой корабль.

* * *

Стоял жаркий май 1775 года. Императрица Екатерина II задержалась в Москве после январской казни Пугачева и, как только потеплело, переехала в обширное имение Черная Грязь под Москвой, купленное у князя Кантемира. Название раздражало императрицу, и она повелела переименовать его в Царицыно, надеясь, что со временем оно станет аналогом Царского Села. Архитектор Баженов уже представил проект дворцового комплекса.

Рано наступившая летняя погода расслабляла. Свита в основном предавалась удовольствиям. Кто отправился в лес за ландышами, кто удил рыбу в огромном пруду. Дамы плавали на лодках.

Матушка-государыня сидела на террасе в легком утреннем туалете, в белом пудромантеле с простой прической, прикрытой чепцом, и, как обычно, работала. Читала донесения, правила черновики указов. Значительных дел было много. Одних забот с только что отбунтовавшим казачеством сколько. И какое, казалось бы, значение во всем этом ворохе дел могла иметь какая-то иностранная проходимка, которая, может быть, и не в своем уме? Но Тараканова оставалась, как заноза в сердце. Как вечное напоминание, как язвительный укор - она, Екатерина, которую уже титулуют Великой, узурпатор. Поэтому дело княжны Таракановой было сразу строго засекречено, а вести его было поручено самому великому канцлеру Александру Михайловичу Голицыну.