— Она тоскует по твоей матери, — заявил Данел, стукнув кулаком по плечу Рауля. — Я так и не выразил соболезнования по поводу смерти твоей матери. Ты уехал, когда она умирала, а когда ты вернулся, я забыл о правилах приличия. Она была великой женщиной, и нам ее не хватает.
— Мне тоже, — сказал Рауль, печаль которого казалась буквально осязаемой. — Я готов был сделать что угодно, чтобы находиться рядом с ней.
— Ты предпочел бы быть здесь, оставив свою легкую жизнь в Англии? — расхохотался Данел.
Рауль ответил не сразу.
Он не отвечал так долго, что Виктория поняла, что он не намерен отвечать, потому что гордость не позволит ему объяснять свое поведение. Но она знала правду, поэтому сказала:
— Я была подругой единокровной сестры мистера Лоренса Белл, которая рассказала мне, что их отец так жестоко избил мистера Лоренса, когда умер его дедушка, что все опасались за его жизнь.
— Виктория, — сказал Рауль предупреждающим тоном.
— У него было сломано предплечье, а синяки не проходили в течение нескольких месяцев. У него были сломаны ребра, и это всех особенно напугало, потому что он не мог дышать. Они думали, что он умрет. Им казалось, что он хочет умереть. Однако, пролежав месяц в постели, он поправился, хотя, как сказала Белл, никогда уже не был таким, как прежде.
Данел почесал грязную, заросшую щетиной щеку.
— Значит, его отец был настоящим негодяем.
— Да, но он отдал предпочтение сыну перед остальными детьми, — сказала Виктория, закончив зашивать рану на локте Данела. — Вот и все. Будьте осторожнее, когда двигаете рукой. Если разорвете шов, от вас не будет пользы ни как от короля, ни как от командующего.
Данел почесал голову, но сразу торопливо опустил руку.
— Если я займу пост командующего армией, мне придется ехать впереди армии на параде победы.
— А я буду принимать парад, — сказал Рауль.
Виктория отвернулась, чтобы спрятать улыбку.
Семь часов спустя она уже не улыбалась. Ее качало от усталости.
Рауль и Данел разговаривали, то бишь вели переговоры об условиях, при которых они будут работать вместе. Как только это было урегулировано, они принялись обсуждать, как будет происходить революция.
Данел всю свою жизнь прожил в этой местности, воевал в этих горах, отлично знал, каким образом лучше всего покончить с де Гиньярами и захватить столицу. Рауль знал классическую стратегию ведения боя и понимал, как следует приспосабливаться к обстоятельствам в каждом отдельном случае.
Рисуя пальцем на земле, мужчины обсудили стратегию, предложенную принцем Сейбером, решили, что Жан-Пьер заслуживает уважения как противник, и договорились о том, каким образом следует организовать снабжение.
Они поспорили относительно дня первой атаки. Рауль считал, что нужно начинать в следующее новолуние. Данел настаивал на том, чтобы выступить не позднее чем через неделю.
— Нам пока везло, но долго ли это будет продолжаться? Вот поймают одного из наших людей, подвергнут пыткам, и он проболтается обо всем.
— Мы должны научить объединившиеся войска слаженной работе, — сказал Рауль.
— Я могу сделать это за неделю. Хочешь, чтобы я этим занялся? Положись на меня.
Они еще немного поспорили, потом поели еще бобов, свежей оленины, хлеба с сыром и выпили два галлона вина, разбавленного водой.
Теперь они все еще продолжали разговаривать.
Виктория, сидя рядом с Раулем, смотрела в огонь и пыталась подавить чувство удовлетворения. Она это сделала! Кузены были врагами, а она помогла им стать союзниками. Она даже если не обеспечила, то сделала более вероятной победу Рауля.
— Виктория, — услышала она теплый голос Рауля и повернулась к нему. — Виктория, ты клюешь носом.
— Прошлой ночью я мало спала, — пробормотала она.
— Приляг ко мне на колени, — сказал Рауль.
Она положила голову к нему на колени, и он укрыл ее одеялом. И когда он пригладил ее волосы, упавшие на шею, Виктория, наконец, расслабилась.
Глава 37
Когда Виктория проснулась, она лежала на боку, по-прежнему повернувшись лицом к огню. В лагере было тихо. Солнце пробилось сквозь кроны деревьев, придавая воздуху зеленоватый оттенок. Ее спине было тепло, потому что она прижималась к Раулю, который держал ее в объятиях.
Мало-помалу лагерь зашевелился. Сначала какая-то пожилая женщина, выйдя из палатки, проковыляла в лес и вернулась с растопкой, которую положила в тлеющие угли. Растопка сразу же загорелась, и она добавила еще дров-веток потолще, которые весело загорелись, потрескивая. В бледно-голубое небо спиралью поднялся дымок.
Потом зашевелились и другие. Один за другим люди выходили из палаток, чтобы что-то сварить, поухаживать за лошадьми, потянуться, протереть глаза. Они собирались небольшими группами, чтобы обсудить что-то. Что-то касающееся Рауля и Виктории, если судить по тому, как они улыбались, поглядывая на них.
Наконец, почесываясь и громко зевая, из своей палатки появился Данел. За ним следовала молодая женщина с черными горящими глазами, которая, словно кошка, потерлась об него. Он шлепнул ее по заду. Она улыбнулась и медленно отошла в сторону. За ней последовала еще одна женщина — не такая молодая, но очень хорошенькая, которая, собрав волосы на затылке, завязывала их ленточкой. Она тоже подняла лицо, чтобы он ее поцеловал, получила шлепок по заду и удалилась. Судя по ее виду, она была более усталой, чем первая.
И из палатки вышла Селеста. Она поцеловала его в губы, получила, как и остальные, шлепок по заду и направилась в лес.
Виктория глазам своим не верила, наблюдая этот парад.
Рауль шепнул ей на ухо:
— У Данела среди женщин репутация великого и неутомимого любовника.
Рассказывая, он называл вещи своими именами, и это очень смущало Викторию, однако она все же спросила:
— И это все, кто у него есть?
— Возможно, после того как я заснул, там побывали и другие.
— Это его… — Виктория неуклюже замялась, не зная, как сформулировать вопрос. — Я хотела спросить, женат ли он на ком-нибудь из них?
Рауль презрительно фыркнул.
— В Морикадии мужчине разрешается иметь только одну жену. Но если он уговорит женщин посещать его палатку, их может быть неограниченное количество. По крайней мере, мне так кажется. Лично мне не было нужно более одной женщины за один раз.
— Это хорошо.
Она понимала, что сейчас, когда они лежали, прижавшись друг к другу, его интересовала только она. Но это также смущало и возбуждало, потому что они не могли сейчас заниматься любовью.