Отряхнув юбки, Виктория направилась к очагу, у которого какая-то женщина помешивала длинной ложкой еду в горшке.
— Я Виктория, — представилась она.
Женщина, высокая и худая, с черной косой до пояса, ответила:
— А я Селеста.
Взяв металлическую миску, Виктория обратилась к ней по-морикадийски:
— Положите и мне, пожалуйста.
Селеста очень удивилась, взглянула на Данела, а когда Виктория повторила просьбу, наполнила ее миску рагу, отломила кусок хлеба, положила его поверх еды и дала ей ложку.
Виктория огляделась вокруг.
Данел сел на пенек, покрытый ковром, и улыбнулся Виктории — гнусная ухмылка была, судя по всему, в его арсенале излюбленным средством расположить к себе собеседника. Указав на подушку, лежавшую у его ног, Данел подозвал Викторию к себе.
Отлично. Им нужно поговорить.
Она подошла к нему и села.
К ним сразу подошла Селеста и поднесла два рога, наполненных каким-то густым пенящимся напитком.
Поблагодарив ее, Виктория осторожно понюхала напиток. Это был эль — по крайней мере, ей показалось, что это эль.
Данел осушил свой рог и вытер рукой рот.
— Пей! — приказал он. — Это избавит тебя от глистов и многих других болячек.
Пытаясь вести себя непринужденно, Виктория сделала глоток эля и отправила в рот ложку рагу — оленина, подумала она, с какими-то овощами, которых она не узнала, — и откусила кусочек хлеба. Глядя ему прямо в глаза, она сказала по-английски:
— Спасибо, что пригласили в свой лагерь.
Она убедилась, что он понял ее, когда он громко расхохотался.
— Неудивительно, что Сейбер тебя обожает… Везде успевает этот проныра.
— Он меня совсем не обожает, но вы правы — он проныра. — Что бы это ни означало. Слово звучало достаточно обидно, и, все еще глядя ему в глаза, она добавила: — Быть пронырой — это его семейная черта.
Данел снова ухмыльнулся:
— Тебе хочется меня оскорбить?
— Я хочу понять, почему вы не объединились с Сейбером, чтобы покончить с господством де Гиньяров.
Маленький тиран в гневе вскочил на ноги и пересек лагерь, пиная по дороге корни и камни, крича что-то по-морикадийски и дико жестикулируя. Виктория наблюдала за ним, а также за реакцией его людей. Никто не струсил. Они просто отступали в сторону, пропуская его. Селеста продолжала помешивать рагу в горшке. Они не боялись ни его, ни его приступов ярости.
К тому времени как Данел вернулся к Виктории, она уже съела почти все рагу.
— Я вас не поняла, — сказала она. — Извините, но мой морикадийский язык еще недостаточно хорош.
Он сердито взглянул на нее:
— Разве дети плохо вас учат?
— Они стараются изо всех сил, — ответила Виктория. Значит, в замке имеется шпион, возможно, даже не один, подумала она и повторила свой вопрос: — Ну, так почему же вы не объединили усилия с Сейбером. Вдвоем вам было бы легче победить Гиньяров?
— Это ему следует присоединиться ко мне, — сказал Данел. — Я старше, я законнорожденный, и я морикадиец. Пока Сейбер прятал свою задницу в Англии, я боролся за революцию. Мои люди и моя семья боролись за революцию. Я умею бороться, я умею побеждать. Но оценила ли моя семья мою борьбу? Мои победы? Это сделали не все, а только некоторые. — Он протянул руки, как будто обнимая лагерь. — Преданные члены моей семьи по-прежнему со мной. Но когда этот вонючий прыщ, мой кузен, вернулся из Англии, некоторые из членов моей семьи, поверив, что этот полукровка и есть подлинный король, бросили меня и переметнулись к нему.
Виктория ела и смотрела это представление, как зритель смотрит пьесу. Когда Данел остановился и сердито взглянул на нее, она положила ложку и зааплодировала.
— Великолепное представление!
Он возмутился:
— Женщина! Мой гнев не рассчитан на то, чтобы позабавить пустышку вроде тебя!
— Мне кажется, что вы не просто сердиты. Мне кажется, вы обижены.
Она наблюдала, как на его лице сменяли друг друга эмоции: ярость, смятение… и снова гнев. Она видела, как покачала головой Селеста, как отступали на шаг его люди.
И Виктория поняла, что, обвинив его в чрезмерной демонстрации эмоций, преступила границы.
Нагнувшись, Данел схватил Викторию за плечи и поставил на ноги. Взглянув на нее пожелтевшими от гнева карими глазами, он встряхнул ее и заорал, глядя ей в лицо:
— С твоей помощью я получу то, что хочу! Ты будешь наживкой, которая заставит Сейбера прибежать ко мне. Он будет драться за тебя — и умрет!
Она поежилась от его вонючего дыхания и враждебного тона. Возможно, она неправильно оценила Данела. Может, он и впрямь был такой злодей, как она опасалась?
Он подтолкнул ее к большой бархатной палатке:
— К тому времени как Сейбер появится здесь, я успею поиметь тебя всеми мыслимыми способами, и он, умирая, будет знать, что ты носишь в своей утробе моего ребенка!
Виктория отпрянула от Данела и попыталась вырваться из его рук, а он крепко прижал ее к себе и хохотал.
Он толкнул Викторию в палатку и вошел следом.
Услышав звук взводимого курка, Данел замер на месте, широко открыв рот, словно в комедии, которая Викторию отнюдь не забавляла.
— Убирайся вон, — сказала она, для верности держа тяжелый пистолет обеими руками.
— Где ты это взяла? — спросил Данел, оглядывая свой пояс. Когда он понял, на его лице появилось выражение ужаса. — Ты украла мой пистолет! — Он ощупал себя. — Ты украла оба моих пистолета!
— Да! И это было довольно легко сделать! Неужели ты думал, что я позволю тебе надругаться надо мной?
Она была в таком же гневе, в каком чуть раньше был он.
— Тебе это понравится! Всем моим женщинам это нравится!
Кажется, он был искренне оскорблен.
— Вон отсюда! — повторила Виктория.
— Не будь дурой, женщина. Ты даже не умеешь пользоваться пистолетом, — сказал Данел.
Он был в этом уверен.
Он ошибался. Она подняла пистолет и прицелилась. За какую-то долю секунды до того, как она выстрелила, он упал на землю.
Виктория нажала на спусковой крючок. Раздался громкий выстрел.
Бархатная стенка палатки позади того места, где только что стоял Данел, качнулась: сквозь нее прошла пуля.
— Ты могла убить меня! — воскликнул Данел.
— Я убью тебя, — сказала Виктория, подбирая с пола второй пистолет, — если ты не уберешься отсюда и не оставишь меня в покое.
Данел выскочил из палатки, проскользнув сквозь откидной полог, словно хорек сквозь гнилое бревно. Виктория услышала голоса окруживших его людей и забеспокоилась, что они ворвутся в палатку. Но ничего подобного не произошло, и вскоре шум голосов утих.