Сейчас он уже ушел, и склад погрузился в тишину.
Я присела на корточки, чтобы получше видеть его так называемую «перевязку».
— Сейчас я это сниму.
— Постараюсь не заплакать.
Я закатила глаза, вздохнула и оторвала скотч. Он поморщился. Неглубокая рана пересекала его ребра с правой стороны, скорее царапина, чем глубокий порез, но она была три дюйма длиной и кровоточила. По крайней мере, это была не зияющая рана, и мы могли обойтись без швов. Я достала физраствор и чистые тряпки.
— Сочувствую, что так вышло с твоим автомобилем. — Я побрызгала рану физраствором и промокнула ее салфеткой.
— Мы договаривались раскрыть все карты, — сказал он. — Когда ты собиралась мне сказать, что Пирс на тебя запал?
— Он не запал на меня.
— Он позвонил тебе сообщить, что собирался устроить сегодня фейерверки. Заявил, что хочет тебя. Затем прислал сообщение, чтобы ты непременно увидела, как он взрывает мою машину. Вот уже два раза он оповестил тебя, прежде чем сделать что-то, что он считает впечатляющим.
Я нанесла на порез мазь с антибиотиком и накрыла ее марлевым тампоном.
— Адам — пустозвон. Он импульсивный, и ему нравится, когда люди убеждают его, какой он крутой и классный. Я молодая привлекательная женщина, и я дала ему знать, что его выходки меня не впечатляют. — Я начала заклеивать порез. — Он предлагал вместе прийти к его матери, просто чтобы он смог увидеть выражение ее лица. Это его повеселило. Это не увлечение, это… мимолетная фантазия, или как это обычно называют?
— Подобные вещи мне нужно знать, — сказал он. — Я могу их использовать. Если бы я знал об этом, то провел бы день по-другому.
— Забавно, как от тебя только и слышно «я». И никогда — «мы». — Я заклеила другую сторону пореза.
— Что такого ты сделала, чтобы его завлечь? Вы целовались? Держались за руки?
Он говорил сдержанным тоном, но в нем проскакивало легкое раздражение.
— Я чмокнула его в щеку. И в этом не было ничего сексуального. Он пытался уговорить меня сбежать с ним, а я не хотела дать ему отпор так, чтобы он ушел, хлопнув дверью. Мне все еще нужно вернуть его в семью.
— Тогда почему он повелся?
— Я не знаю, почему, — сказала я раздраженно. — Наверное, потому что я выслеживаю его, и при этом говорю ему «нет». До него не доходит, что я преследую его из-за «МРМ», грозящейся вышвырнуть мою семью на улицу. Его Дом верховенствует уже целую вечность, и он даже не может себе представить, чтобы кто-то мог сделать подобное с ними. Не говоря уже о том, чтобы понять, каково это. Вероятно, он считает, что я преследую его, потому что тайно влюблена в сверкающий бриллиант, коим он является.
Упс. Кажется, я ляпнула лишнее. Я не хотела, чтобы Роган знал, что Монтгомери держат нас за горло. Сложно сказать, что он мог сделать с этой информацией. Я выпрямилась.
— Знаешь, сейчас на этой кухне двое людей. Один из них избалованный, до неприличия богатый Превосходный, а второй — я. У тебя больше общего с Адамом, чем у меня. Почему бы тебе не сказать мне, зачем он это делает?
Чокнутый Роган посмотрел на меня. Его взгляд был ясным и твердым.
— У меня нет с ним ничего общего.
С этим можно было согласиться. Роган ничуть не походил на Пирса. Адам был подростком в теле мужчины. Роган же был мужчиной — расчетливым, могущественным и упрямым.
Берн влетел на кухню едва не бегом, и остановился. До меня дошло, что я стояла в двух дюймах от полуобнаженного Рогана, который смотрел на меня.
— Мне зайти попозже? — спросил Берн.
— Нет, — возразила я, отступая от Рогана. — Он допрашивал меня, пока я его латала, но мы уже закончили.
Чокнутый Роган глянул на свой бок.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Берн поставил на стол ноутбук.
— Я нашел.
На ноутбуке видеоплеер проигрывал запись с обычной камеры у входной двери. Временной маркер показывал 20:26. Двадцать шесть минут девятого. Прошла всего пара мгновений после нашего приезда.
Двое подростков ехали по улице на скейтах, один в голубой футболке, другой — в черной. Они выглядели, как обычные хьюстонские ребята: темные волосы, загар, четырнадцать — пятнадцать лет. Они проехали мимо Рендж Ровера и укатили. Запись закончилась, когда парень в черной футболке, уезжая, поднес телефон к уху.
Берн застучал по клавишам. Запись перемоталась в замедленной съемке, и я увидела, как парень в голубой футболке слегка пригнулся, словно перепрыгивая бордюр, и бросил небольшой предмет под Рендж Ровер.
— Это…?
— Это бомба, — кивнул Берн. — Он подорвал ее дистанционно.
— Он использовал детей, чтобы подбросить бомбу?
— Да, — подтвердил Берн.
— Детей? — Я не могла в это поверить.
— И один из них позвонил ему отчитаться. — Чокнутый Роган сощурил глаза.
Я осела на стуле.
— Что, если бы она сдетонировала раньше? Кто дает в руки детям бомбу? И ради чего? Ради выпендрежа?
Чокнутый Роган набрал номер на телефоне.
— Диего? Он использовал детей. Да. Нет. Просто дай мне знать.
Он бросил трубку.
Двое парнишек прикатили на скейтах к нашему дому, неся с собой бомбу. Что, если бы один из них упал? Что, если бы кто-то был в машине? А если бы кто-то из нас вышел к почтовому ящику? Тогда у нас было бы еще больше мертвых тел. Количество смертей сегодня было бы больше шести. Шесть было более, чем достаточно, особенно потому, что трое из этих шести смертей случились по моей вине.
На душе у меня скребли кошки. Сегодня я убила людей. Я забрала их жизни. Они могли бы забрать мою, но сейчас это казалось неважным. Моя бабушка едва выжила. Мой дом едва не сгорел дотла, а затем двое детей подбросили бомбу под припаркованную возле него машину. Все это обрушилось на меня, словно лавина.
— Ты в порядке? — обратился ко мне Роган.
— Нет, — призналась я.
Берн посмотрел на меня.
— Я могу сделать чай, — предложил он. — Хочешь чаю?
— Нет, спасибо. — Я повернулась к Рогану. Он был Превосходным, и сейчас мы не могли позволить себе проигнорировать защиту, которую он мог нам дать. — У тебя еще осталась магия или ты полностью на мели?
— Она возвращается, — сказал он. — Я не беспомощен.
— Можешь остаться на ночь? — попросила я.
— Могу.
— И, если объявится Пирс, или что-нибудь случится…
— Я об этом позабочусь, — закончил он.
Правда.
— Спасибо, — сказала я ему. — Увидимся утром.
Я вышла из кухни и пошла к себе в комнату, чуть ли не бегом. Я закрыла дверь, села на кровать и притянула колени к груди. Внутри меня была большая, зияющая дыра. Она становилась все больше, и я не знала, как ее закрыть.