«Един Творец, верую я… Он властвует над землей и небом, над тварями видимыми и невидимыми, воистину Он — Господь Всемогущий… Цветение весны сменяется осенним увяданием, на смену зимним холодам приходит теплое лето, солнце изливает свой свет ясными днями, и луна сияет ночью по велению Единого Бога»{159}.
Норвежец Охтхере рассказал своему лорду, королю Альфреду, о многих странных северных обычаях, и среди прочего о том, что в их землях в плуг впрягают коней, а не быков. В Англии на конях ездили, но для сельских работ их никогда не использовали, поскольку они высоко ценились. «Прежде, — говорится в одном из альфредовских законов{160}, — за кражу золота, коня или пчел полагались разные наказания… теперь они будут одинаковые»; другая статья определяет штрафы за кражу коровы с теленком и кобылы с жеребенком{161}. Кони, equæ silvestres, свободно бегали по лесам, и соблазн украсть их был очень велик. Но были и «домашние кони», для которых королевский герефа строил конюшню в бурге{162}; присматривал за ними horsethegn, считавшийся достаточно важным лицом[58]. Источники альфредовского времени часто ссылаются на «поездки верхом»: люди скачут на войну, на «мот» или суд, отправляются в путь с королевскими поручениями; конь также считался богатым даром, достойным упоминания в грамоте.
Знатные люди со своей родней и приближенными, как и король с его двором, постоянно переезжали из усадьбы в усадьбу, и в ситуации, когда властитель и его подданные странствовали по одним дорогам и землям, а правление королевством не сильно отличалось от управления большим поместьем, территориальное и социальное размежевание существенно сглаживалось. Альфред владел землями в Кенте, Суррее и Суссексе, в каждой из старых уэссекцких областей и даже в далеком Корнуолле[59]. Рассказанный в «Жизнеописании» эпизод, когда юный Альфред свернул с дороги, чтобы помолиться в часовне святого Гверира об избавлении от своего постоянного недуга{163}, произошел, по утверждению Ассера, во время охоты в Корнуолле. Королевским герефам, в чьем ведении находились и политические, и экономические вопросы, требовались знания и опыт, не меньшие, чем предписывались в более позднем трактате{164} «мудрым управляющим», которые должны были знать земельные права господина и древние права на фолкленд, подтвержденные уитэнами, и время сева, и все, что имеется в поместье, каждую мышеловку и дверную щеколду: «во дворе и на холме, в лесу и в пруду, в хлеву и в поле, снаружи и внутри».
Как многие люди, наделенные организаторским талантом, Альфред любил вникать в детали и не стремился уйти от повседневных забот. Его живо интересовали мир людей и человеческая природа, и ничто не казалось ему слишком мелким или обыденным. Он любил строить и, если верить Ассеру, помимо укреплений и монастырей, возводил и восстанавливал города. В «Жизнеописании» говорится, что он воздвиг также «королевские палаты» из камня и дерева и повелел перенести некоторые каменные королевские «резиденции» в более удобные места.
В книге Ассера содержится, помимо прочего, любопытное утверждение, что по приказу короля (illo edocente) возводились золотые и серебряные здания (ædificia){165}. Это, вероятно, означает, что некоторые альфредовские «палаты» были отделаны золотом и другими драгоценными металлами. Альфред, подъезжая к своей усадьбе, мог видеть издалека блеск позолоты, как Беовульф видел сияние Хеорота{166}, величественных королевских чертогов, украшенных золотом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
О том, что золото и серебро использовались подобным образом при отделке зданий, говорится в нескольких хрониках IX века, а также во франкских, английских и скандинавских письменных памятниках более раннего и более позднего периодов{167}.
В другом месте Ассер утверждает, что король наставлял не только сокольничих и псарей, «ювелиров и ремесленников», из чего можно заключить, что Альфред знал кузнечное и ювелирное ремесла: постройки, возведенные по его замыслу (как свидетельствует тот же источник), были «величественнее и богаче», чем все творения его предшественников{168}. О том, что король был знаком с ремеслом строителя, свидетельствуют образы, использованные им в иносказаниях и аллегориях. В переводе «Утешения философией»{169} он пишет:
«Тот, кто желает вечного блаженства, должен бежать от обманчивого блеска этого мира и построить дом души своей на несокрушимой скале смирения, ибо Христос живет в долине смирения, где протекает река мудрости».
И в другом месте{170}:
«Как стены дома крепятся к полу и кровле, так любое благо связано с Богом, ибо Бог есть пол и кровля для всего благого».
Собственное альфредовское предисловие к «Монологам» представляет собой прекрасную коротенькую зарисовку того, как строились двор или поселение IX века:
«Я собрал тогда клепки, опоры, балки, рукояти для каждого из орудий, коими я намерен был пользоваться, планки и доски; и для каждого из творений, какие я в силах был создать, я заготовил столько прекрасного дерева, сколько смог увезти. Но я не пришел домой с большой ношей, ибо не хотел унести весь лес, даже если б сумел. Каждое дерево казалось мне нужным. Потому я позвал всех, у кого нашлись бы силы, у кого было много телег, пойти своей дорогой в тот лес, где я рубил мои бревна. Пусть они возьмут больше и нагрузят свои телеги прекрасной древесиной; пусть построят прекрасные стены, и добрые дома, и возведут город [tun]{171}, и живут там зимой и летом в радости, без забот, как мне не довелось еще жить. Но Тот, Кто наставлял меня, Кому угоден весь лес, пусть даст мне жизнь более легкую в придорожном домике, что служит мне прибежищем в этом мире, и в том вечном доме, который Он обещал нам устами блаженного Августина, святого Григория, святого Иеронима и многих других святых Отцов Церкви».
Снаружи дом короля или просто знатного человека украшали росписи, позолота и, возможно, богатая резьба, и внутреннее убранство выглядело столь же великолепно. На стенах висели дорогие ковры; опоры, поддерживавшие крышу, были гладко выструганы и тоже покрыты резьбой или росписью. В доме, правда, не было дымохода, и дым выходил в незастекленные окна; обстановка также не блистала роскошью: «трон» для лорда, скамьи для людей более низкого статуса, сборные столы на козлах; в спальных покоях (burcotes) — ложа для лорда, его семьи и самых именитых гостей. Зато пили хозяева и гости из золотых и серебряных чаш тонкой работы, и хотя на современный взгляд жилище показалось бы не слишком комфортабельным, эстетически оно вполне удовлетворяло самым строгим вкусам. Возможно в повседневной жизни людей IX века красота, запечатленная в цвете и форме, присутствовала в большей мере и более непосредственно, чем в нашем быту.
На больших праздниках, общих и семейных, на Рождество или Пасху, во время свадебных торжеств и празднования побед, или просто зимой, когда в короткие холодные дни не оставалось времени для труда и забав вне дома, как в богатой усадьбе, так и в жилище бедняка царило веселье. Люди пировали и пили в доброй компании, пели, слушали музыку и испытывали свою удачу, мастерство или смекалку в разных состязаниях. Несомненно, веселье часто превращалось в попойку; обвинения в неумеренном пьянстве постоянно звучали в адрес англосаксов, еще в глубокой древности прослывших любителями хорошо поесть и много выпить. Ине издал специальный закон по поводу ссоры на пиру{172}, и Альфред сурово предупреждал против излишеств в еде и чрезмерного пристрастия к разного рода напиткам{173}. Однако по случаю его собственной свадьбы был устроен роскошный пир, и гости — мужчины и женщины — веселились много дней и ночей.