Но можно ли говорить здесь о трех, а не о двух частях учения Маркса? Разве коммунистическая теория, о которой идет речь, и Марксово материалистическое понимание истории — не одно и то же?
Нет. Речь идет о двух различных теориях, о теориях двух абсолютно различных типов исторического развития, более того — прямо противоположных его типов. Связь между ними, конечно, существует, но она может быть установлена лишь в рамках более широкого целого, объемлющего обе эти теории и диалектически снимающего противоречие между ними.
Так называемое «материалистическое понимание истории» является, по более точному выражению самого Маркса, лишь материалистическим пониманием «предыстории», теорией возникновения, развития и смены исторически конкретных форм частной собственности вплоть до высшей и последней — капитала.
Коммунистическая же теория, в отличие от этого, имеет совершенно иной характер, который с гениальной краткостью определен в «Манифесте»: «...КОММУНИСТЫ МОГУТ ВЫРАЗИТЬ СВОЮ ТЕОРИЮ ОД НИМ ПОЛОЖЕНИЕМ: УНИЧТОЖЕНИЕ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ».
Именно эта теория, эта важнейшая часть наследия К. Маркса оказалась целиком утеряна современным коммунистическим движением, и подступы к ней наглухо заблокированы предрассудками и некритическими представлениями.
3
Принято считать, что частная собственность в странах реального социализма уже окончательно уничтожена. На самом деле, по Марксу, верно обратное: к ее подлинному уничтожению еще даже не приступали.
Свержение власти буржуазии и ее захват пролетариатом, как разъясняет «Манифест», еще не несет в себе ничего собственно коммунистического. Это лишь упразднение частной собственности в отличие от «действительного коммунистического действия» (К. Маркс), то есть уничтожения частной собственности, «овладения» ею, «обобществления на деле» (Ленин), для которого первое упразднение только создает предпосылку. Частная собственность есть конкретная совокупность всех производственных отношений общества, и ее уничтожение — исторически длительная, позитивная деятельность, имеющая объективную, весьма сложную структуру. Эту структуру невозможно нащупать эмпирически, с самого начала здесь необходима опора на Марксову теорию уничтожения частной собственности.
В отсутствие опоры на указанную теорию коммунистическое строительство как положительная деятельность оказалось начисто лишенным теоретической основы, обреченным развиваться «эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок» (Ю. В. Андропов). Оно понималось не как длительное закономерное развитие, структура и этапы которого целиком обусловлены структурой снимаемой, уничтожаемой частной собственности, а как волюнтаристское движение в светлую пустоту, строительство на ровном месте.
Современные общественные науки, пытающиеся возвести свое здание исключительно на фундаменте «материалистического понимания истории» (то есть теории развития предысторического, докоммунистического типа), так же неприложимы к современным практическим задачам, как палеонтология — к автомобилестроению. По существу, после Ленина в науку о строительстве коммунистического общества не было добавлено ни строчки.
Положения об «уничтожении частной собственности», «уничтожении производственных отношений» имеют простой, осязаемый смысл. Уничтожить то или иное производственное отношение означает заменить отношение между людьми в процессе производства отношением между неодушевленными элементами производительных сил. Такое «погружение» в производительные силы одного слоя производственных отношений за другим означает, с одной стороны, постепенное вытеснение людей из сферы производства, а с другой — качественное преобразование производительных сил, их превращение в своего рода искусственную природу, автономно, без участия человека в производстве обеспечивающую удовлетворение всех его материальных потребностей.
Уничтожение производственных отношений вовсе не означает уничтожения всякой деятельности во имя основания царства бездельников, — напротив, это есть превращение деятельности в подлинно человеческую, поскольку уничтожение производственных отношений только и открывает простор для отношений человеческих. Известная со времен Сократа совместная деятельность по постижению Истины, утверждению Блага, сотворению Прекрасного — это воистину «дьявольски серьезное дело» (Маркс), но это не есть производство.
В этом высокий гуманистический смысл борьбы коммунистов. Коммунизм, по Марксу, есть царство осознанной необходимости, эпоха, опосредующая царство естественной необходимости — человеческую предысторию, и царство свободы — эпоху Гуманизма.
В коммунистической теории речь идет о качественно новом типе, механизме общественного развития, в рамках которого объективные закономерности развития реализуются совсем не так, как в рамках «предыстории», — не сами по себе, через диалектику развития производительных сил и производственных отношений, а только через деятельность познающего эти законы, обладающего самосознанием субъекта. Не для красного словца Ленин писал о главной заслуге Маркса и Энгельса, состоящей в том, что «они научили рабочий класс самопознанию и самосознанию и на место мечтаний поставили науку».
Основы коммунистической теории, то есть теории уничтожения частной собственности, заложили младогегельянцы. Заслуга ее дальнейшего развития в цикле работ 1843—1848 годов принадлежит исключительно Марксу и Энгельсу. Материалистическое понимание предыстории лишь обосновывает неизбежность перехода к новому, коммунистическому типу развития, но на границе двух типов развития оно слагает свои полномочия.
В центре коммунистической теории стоят категории самосознающего субъекта и его общественно-исторической практики.
Правящая партия — субъект нового, коммунистического типа развития — даже имея все необходимые экономические, политические и социальные предпосылки, не сможет двинуть общество по социалистическому пути, не сможет сделать даже самого первого шага, не овладев предварительно коммунистической теорией, теорией уничтожения частной собственности. Это утверждение — не просто риторический оборот, оно имеет статус закона. Таков закон новой исторической эпохи, в которой общественное развитие совершается только через сознательную деятельность субъекта на основе познанной им объективной необходимости.
На первый взгляд кажется непонятным, как могло возникнуть и существовать такое фундаментальное непонимание Марксовой коммунистической теории. На деле можно показать, что это произошло закономерно. Достаточно вспомнить здесь ленинский афоризм из «Философских тетрадей»: «Нельзя вполне понять «Капитала» Маркса и в особенности его 1 главы, не проштудировав и не поняв всей логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!»
4
В отличие от коммунистической теории идеология марксизма содержит систему идеалов и принципов, которые должны быть (но могут и не быть) воплощены в здании нового общества, шаг за шагом возникающем в ходе демонтажа и реконструкции здания частной собственности. В центре этой системы — принцип социальной справедливости и его высшее коммунистическое воплощение: «Каждый — по способностям, каждому — по потребностям» (Маркс).
Современный «научный коммунизм», который многими ошибочно рассматривается как коммунистическая теория, на самом деле (в его части, касающейся деятельности уже победившего пролетариата) целиком относится к сфере идеологии, и слово «научный» в его названии не должно вводить в заблуждение.
Можно показать, что во всей системе современных «общественных наук» нет ничего, имеющего хотя бы отдаленное отношение к Марксовой теории уничтожения частной собственности, то есть подлинной коммунистической теории. Упреки в адрес общественных наук в том, что они плохо выполняют роль коммунистической теории, указующей путь практике, отражают непонимание их природы: они по своей сути вовсе не приспособлены и не могут иметь отношение к выполнению этой функции, хотя, как и всякая идеология, притязают на нее из лучших побуждений.
Идеология, которая подвизается в несвойственной ей роли теории, то есть берется объяснять и предсказывать, неизбежно порождает фантастические представления о современном мире — и что самое опасное и печальное — творит идеологические мифы о нас самих.
5