Визит главы Верхушки мог означать одно: досадный промах карателей и смехотворное поведение Эдички стало известно наверху, и разразился приличный скандал. Старик, чтоб ему пусто стало, никогда не ходил кругами. Женщина прекрасно знала, что сейчас в три секунды он обольет ее грязью и уйдет вполне успокоенный.
Ее губы едва скривились в чуть заметной усмешке.
– Владилена? – Мужчина проковылял в центр кабинета и ткнул в ее сторону трясущимся пальцем. – Над нами хохочет весь Истинный мир! Что твой братец устроил сегодня на проспекте? – Мужчина рокотал от возмущения. – Мне звонили из Питера, они плачут над «успехами» в работе столичной Зачистки! Я пришел сказать, что Верхушка решила назначить нового человека на должность главы Зачистки!
Он сказал последние слова специально громко и четко, чтобы притихший коридор смог расслышать каждую фразу и слово, а потом обсосать, как сладкую конфетку, перевернув и извратив смысл. Все свидетели выговора легко прочувствовали изящное и виртуозное по своему исполнению унижение, которому глава Верхушки подверг подопечную, но на ее лице не дрогнул ни единый мускул. Только тонкие пальцы с длинными красными ногтями впились в крышку стола, костяшки побелели от напряжения, а потом женщина хищно недобро улыбнулась.
Похоже, на этот раз семерка выживших из ума стариков настроилась весьма решительно.
– Леночка, – певуче позвала она, и ее голос прозвенел в наступившей тишине, – прикрой дверь, деточка.
Секретарь опрометью бросилась выполнять приказание, а когда дверь была закрыта, оставив главу Верхушки и главу Зачистки наедине, Владилена сузила глаза и жестом указала на кожаное кресло:
– Присядь, Владимир. Кажется, нам надо обсудить один вопрос, прежде чем ты продолжишь свою обличительную речь.
– Не вижу смысла задерживаться здесь дольше, ты должна сдать дела… – Рявкнул Владимир, и на морщинистой худой шее подпрыгнул кадык.
– Поделись, как себя чувствует маленькая Дашенька, твоя внучка-сирота? – мягко перебила его Владилена, выходя из-за стола.
Ах, как ей не хотелось доставать из кубышки этот последний козырной туз, но ничего не оставалось, как только выложить все карты на стол. В работе, как на войне, любое оружие сгодится.
Владимир стал белее простыни и упал без сил в кресло, не отводя от лица женщины затравленного взгляда. Слишком быстро они поменялись местами: палач и жертва. У них у обоих было слишком много общих тайн.
Я не знала, что хотела найти в доме у Данилы Покровского и о чем спросить. В сущности его не было, для меня он представлялся смутным призраком прошлого. Он умер вместе с воспоминанием о его предательстве. Но забыть, значит ли простить? Совсем не значит.
И все равно рядом с указанной дядей Ваней дверью меня охватило волнение. Я нажала на звонок, внутри квартиры весело заквакало. Потом раздались быстрые шаги, и на пороге, широко распахнув дверь, появилась высокая полная женщина. На меня пахнуло жареным луком и куриным бульоном. Длинные с проседью волосы незнакомки были собраны на затылке в пучок, простое платье прикрывал красный фартук с изображением Деда Мороза. Рано постаревшее лицо женщины с неестественно синими глазами раскраснелось от кухонного жара, на ее руке светились зеленые квадраты.
Узнавание произошло не сразу. Женщине понадобилось несколько секунд, чтобы с уст сползла мимолетная улыбка, а глаза сузились до тонких щелочек. В следующее мгновение она с такой яростью захлопнула перед моим носом дверь, что я отшатнулась, и сверху с паутины свалился трудяга, подъездный паук.
Я кашлянула и снова нажала на звонок, женщина никуда не отходила и, скорее всего, стояла, прислонив ухо к двери.
– Убирайся! – услышала я. – Ты достаточно принесла ему горя! Убирайся!
– Послушайте, как вас там? – Я настойчиво подергала дверь. – Мне нужно увидеть Данилу! Это очень важно!
Женщина на другой стороне затаилась, молчала.
– Я ничего не помню! – почти в отчаянии крикнула я. – Всего пару дней назад я вернула себе цвет!
Через короткую паузу щелкнул замок, и женщина распахнула дверь, пропуская меня внутрь. Мы стояли в узком коридорчике так близко, что я могла разглядеть каждую морщинку у глаз. Мы неловко молчали, отчего очень хотелось провалиться под пол, но мне нужно было проверить Данилу. Ведь я так и не вспомнила, чем закончилась наша с ним встреча.
– Даниле тоже стерли цвет, – в голосе матери послышались слезы, – он тоже ничего не помнит.
Я согласно кивнула. Прекрасно понимаю, что ощущала женщина, когда драгоценное чадо не могло узнать ее.
– Он в комнате. – Она кивнула на закрытую дверь.
Молодой человек, смотревший в окно бессмысленным взором, показался мне чужим. Он был высок, кудряв, и совершенно бесцветен. Услышав шорох, Данила обернулся. Я никогда не видела такого убийственно пустого лица. Мы глядели друг на друга, двое незнакомых людей, так и не вспомнивших, что связывало их прежде.
– Привет… – От вставшего поперек горла комка сел голос.
– Ты кто? – просто спросил он и нахмурился.
Я будто зачарованная села на диван, застеленный клетчатым шерстяным пледом. На противоположной стене висела фотография широко улыбавшегося Данилы, но его ярко-синие глаза таили в себе невеселый холодок. Лицо той, что была рядом с ним, кто-то вырезал, и в кружке виднелась картонка подложки. Сейчас я точно знала, что никогда прежде не приходила в эту маленькую темную комнатку.
– Я Маша, – слова отчего-то давались со страшным трудом. – Маша Комарова.
– Маша Комарова? – Переспросил он и сделал в мою сторону неловкий шажок, споткнувшись о стопку книг, лежавших прямо на полу. Томик «Ромео и Джульетты» в замызганном перелете отлетел к моим ногам, раскрывшись. Внутри стояла синяя размазанная печать детской библиотеки. Я вскочила, стараясь поддержать Данилу, и он буквально упал в мои объятия. С изумлением, граничившим с ужасом, я поняла, что руки привычно обнимают его плечи. Голова забыла навсегда, зато тело напомнило. Неприятное чувство.
В смятении я отодвинулась и неловко упала на диван, не сводя взгляда с его лишенного ярких красок сосредоточенного лица. Перед глазами все время крутилась другая картинка, как он вожделенно и жадно тянет руку к болтающемуся на моем пальце мешочку.
Зря я сюда прискакала, как наскипидаренная. Никаких ответов, никаких вопросов, только неясный страх и обида.
– Я пойду, – я неловко потопталась у порога комнаты, а потом быстро вышла, не попрощавшись с хозяйкой.
Мне вслед только донесся удивленный окрик:
– Куда ты, Маша?
Я хлопнула дверью, чувствуя изнеможение, и прислонилась спиной к стене. Как будто отработала цирковой номер в клетке с голодными львами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});