Читать интересную книгу Смех дьявола - Режин Дефорж

Я только что перечитал написанное и говорю себе, что рисую для тебя не очень славную картину 2-й бронетанковой дивизии. Это неверно. После нашего ухода из Парижа мы хорошо сражались. Вероятно, отвратительная погода и эта бездеятельность — причины нашего разочарования.

С угла стола в столовой, где я тебе пишу при свете «летучей мыши», я вижу через «окно» палатки, как льет дождь, подтачивающий самую строгую мораль.

Кончаю эту пошлую болтовню. Когда писал, я надеялся почувствовать солнечный луч твоей красоты, но только ночь меланхолии опустилась на меня и на эти строки. Прости меня. Поцелуй за меня моего любимого сына.

Со всей моей нежностью,

Лоран».

Он был в порядке, несмотря на черную хандру, сквозившую в каждой строке. А Франсуа? Почему он не подает признаков жизни? Она побывала в военном министерстве, но ей не могли ничего сообщить о майоре Тавернье.

20 ноября Леа сдала свой экзамен, несмотря на конфуз при переносе на носилках: с них упал санитар, изображавший раненого. После беседы с мадам де Пейеримоф, Аликсом Обуано и врачом, преподававшим им «оказание первой помощи», она старательно спрятала свой диплом водителя санитарной машины французского Красного Креста.

Через три дня она была направлена в Амьен, в замок мадам де Гийенкур, являвшийся штаб-квартирой Красного Креста. Там ее использовали для спасения гражданских лиц: детей, изуродованных минами, умирающих, доставленных с фронта, французских и бельгийских беженцев, больных от холода, голода и дизентерии. Вначале ей показалось, что она не выдержит этого, но юная девушка, такая маленькая, что ей пришлось сшить форму по особой мерке, Жанина Ивуа взяла ее под свое покровительство и подавала пример стойкости и мужества.

К концу декабря Леа наконец получила почту из Парижа: письма от Франсуазы и Альбертины и по одному от Лорана и Франсуа. Она побежала в комнату, которую делила с Жаниной Ивуа, и распечатала письмо от Франсуа.

«Мое дорогое сердечко, я не знаю, где догонят вас эти строки. Лаура, с которой я сейчас говорил по телефону, сказала, что вы отправились в Амьен, но не знала, там ли вы еще. После первого задания генерал доверил мне другое, а теперь он посылает меня… Я не могу вам сообщить, куда, но вы можете спокойно ждать, я обязательно найду способ отыскать вас в Амьене или в другом месте. Вас мне очень недостает. У меня непреодолимое желание взять вас на руки и уехать с вами подальше от Европы. Когда все это закончится, я увезу вас к друзьям в Бразилию. Мы будем проводить дни на пляже, занимаясь любовью и позабыв эти четыре года. Будьте осторожны и не сердитесь на мое немногословие: меня ждет самолет, чтобы доставить к месту назначения. Говорил я вам, что люблю вас? Если нет, то говорю сейчас. Я вас обнимаю.

Франсуа».

При чтении ее тело вспоминало ласки любовника. Волна нежности окатила ее.

«Я тоже люблю его».

Со счастливой улыбкой она засунула письмо под лиф, чтобы сохранить его на своей груди, этот листок бумаги, которого касалась его рука..

Она открыла письмо Франсуазы.

«Моя дорогая сестричка, мы живем здесь благодаря торговле Лауры, которая поставляет нам немного угля и еды. Она поручила мне поцеловать тебя и сказать, что все идет хорошо. К нам приехала Руфь. Ты не узнала бы ее, теперь это старая женщина, вздрагивающая от малейшего шума. Мы наняли нового нотариуса для ведения наших дел, нашли управляющего для виноградников Монтийяка. Но до лета необходимо принять решение: должны мы продавать имение или нет? Лаура и я склоняемся к продаже, слишком много печальных воспоминаний связано с этим домом и с этим местом. У нас нет денег на восстановление дома, и сознание, что он лежит в руинах, приводит нас в отчаяние. Ума не приложу, что делать.

Пьер чувствует себя хорошо, вовсю бегает. У него еще только шесть зубов, я спрашиваю себя, нормально ли это. Шарль — мальчик, слишком умный и слишком молчаливый для своего возраста. Он часто хочет тебя видеть, особенно ночью. В остальном все идет нормально. Тетушки тоже стареют все больше, но остаются изысканно-вежливыми с нами. Мои волосы отрастают, скоро я смогу ходить без тюрбана. Об Отто ничего неизвестно, но я чувствую, что он жив. Ужасно ничего не знать о том, кого любишь, и не иметь возможности ни с кем поговорить о нем, кроме как изредка с Лаурой.

Руфь приняла весть об освобождении Страсбурга с волнением, которое ты поймешь. «Очищение» продолжается по-прежнему. Так повелось, что осужденными оказываются не самые виновные. Все слушают французскую радиостанцию в Баден-Бадене. Однажды во время гала в честь Сопротивления в Комеди Франсез было прочитано стихотворение, посвященное генералу де Голлю. Это был мой первый выход. Я заметила среди собравшихся две или три головы в маленьких тюрбанах… Около меня один журналист говорил своему соседу, что эти стихи были написаны в 1942 году в честь маршала Петена и что теперь автор немного изменил их.

«Господин маршал, вот Франция в ваших руках. У нее остались только вы, и она понемногу оживает.

Франция, слушай этого старца, склонившегося над тобой и говорящего с тобой как отец».

Забавно? Нет? Лаура притащила меня в бар гостиницы «Крийон», где теснится толпа дам в форме английских и американских офицеров разных родов войск, соревнующихся в элегантности. Я узнала шедшую под руку с английским полковником прежнюю любовницу немецкого генерала. Она тоже узнала меня и подмигнула, как бы говоря: «Ну и работенка!»

Доктор Петио арестован. Он оказался лейтенантом или капитаном ФВС!..

Мы готовим Рождество для детей и нам тебя не хватает. Нежно обнимаю тебя.

Твоя любящая сестра Франсуаза».

Франсуаза, по-видимому, справилась с ситуацией. Для ее спокойствия и благополучия было бы лучше, если бы Отто погиб. Она была в состоянии сама воспитать своего сына. Какая важность в том, что будет с Монтийяком… Даже мысль о необходимости размышлять об этом была ей неприятна. Нужно забыть, подвести черту подо всем тем, что раньше составляло смысл ее существования.

Письмо тети Альбертины содержало только разные советы и сообщения о посылке на Рождество шерстяных чулок и теплой нижней одежды. Да, это не было лишним, потому что легкий габардин формы Красного Креста не мог противостоять пронизывающему бризу этих плоских равнин.

Леа долго вертела в руках письмо Лорана. Наконец она решилась его открыть.

«Моя дорогая Леа, надеюсь, что ты меньше страдаешь от холода, чем 2-я бронетанковая. Видя закоченевшие физиономии своих людей, генерал Леклерк велел выдать им куртки на кроличьем меху, чем заслужил нашу всеобщую признательность. После дождей и грязи — снег и лед. Машинам приходится так же тяжело, как и людям. Ты, вероятно, следила по газетам за нашим продвижением. Взяв Баккара, мы пили шампанское из бокалов с изображением кулака в перчатке, предназначавшихся для Геринга. Я познакомился с полковником Фабьеном, коммунистом, бывшим бойцом интернациональных бригад, и адъютантом полковника Роль-Танги, руководителя ФВС Иль-де-Франс во время освобождения Парижа. Это забавный тип, всегда ходящий в галифе и куртке, застегнутой до подбородка. С тремя тысячами человек, почти все из парижских пригородов, он присоединился ко 2-й бронетанковой вместе с бойцами ФВС, собравшимися понемногу отовсюду, особенно из отряда де Сайи. Присоединенная к 3-му армейскому американскому корпусу Паттона парижская бригада получила наименование Лотарингской тактической группировки. Затем они были переданы 1-й армии, которой командует генерал де Латтр. 10 декабря в Везуле генерал устроил смотр этим новобранцам, многим из которых ровно семнадцать лет. Их включение в наши части не всегда проходит легко. Они не хотят получать приказы некоторых офицеров, особенно тех, у кого новенькие мундиры. Они называют их «нафталинщиками» — прозвище, не требующее пояснений.

Фабьен — привлекательный человек. В 17 лет он вступил в интернациональные бригады и был ранен. Именно он убил 21 августа 1941 года немецкого офицера на станции метро «Барбе-Рошешуар». Его арестовали, пытали, он бежал и вернулся к подпольной работе. Его отец был расстрелян немцами, а жена депортирована.

Последние дни перед маршем на Страсбург были для нас ужасными. Бюи говорит, что плохая погода — причина того, что люди ищут ссоры друг с другом по малейшему поводу. Все эти дни генерал Леклерк был в дурном настроении. Рано утром 23 ноября генерал шагал по комнатам, машинально постукивая по полу своей палкой, нахмурив брови и с тем резким подергиванием правой скулы, которое означает у него сильнейшее волнение. Только в десять тридцать в комнату, где собрались все офицеры командного пункта, вошел мотоциклист. Застывшими пальцами он протянул лист желтой бумаги. Это был код: «ткань в йоде», что означало его вступление в Страсбург. Генерал Леклерк громко рассмеялся. «Пошли, мы выступаем» — воскликнул он.