Двух своих дочерей король Бреннар выдал замуж в солидные королевские дома, осталась лишь младшая, которую тут отчего-то считали немного тронутой. Но почему? Ничто в её лице и в глазах не выдавало недостатка ума, а придворный маг Бреннара, Лаки Брайк, тоже отчего-то сказал, что принцесса Лилиана глупа.
Во время танца он ловил её взгляд, и в те редкие моменты, когда она поднимала глаза, в них проскальзывал на мгновение острый интерес — она его тоже разглядывала. Но, Дивояр свидетель, не было в них глупости! На его вопросы она отвечала кратко, но точно. На комплименты лишь тонко улыбнулась, отчего он понял: Лилиана не хочет говорить. Может, именно эта сдержанность и считается тут глупостью, потому что дамы при дворе вели себя жеманно и кокетливо — очень похоже на то, что он видел в Дюренвале. Наверно, такое поведение считается здесь подходящим для благородной девушки, а молчаливую и отнюдь не кокетливую Лилиану посчитали глупой. Вот в чем было дело!
"Как жаль, — думал он, глядя на свою партнёршу, пока вёл её в танце (как хорошо, что Ираэ научила его танцевать!), — как жаль, что она не так глупа, как говорят. Ведь ей предназначено скверное будущее".
Бедняжка, она собиралась стать женой короля Дарейна, и была бы при нём настоящей королевой. Знает ли она о том, что готовится ей? Незавидная судьба. Представить невозможно это изумительное лицо в обрамлении монашеской накидки, а эту дивную фигуру запрятанной в бесформенную чёрную хламиду.
"Неужели я влюбился?! — с изумлением спрашивал он себя. — С первого взгляда?"
Да, как тогда — в Ираэ Бланмарк, которой было лишь достаточно взглянуть на него своими необыкновенными глазами, и он затрепетал. О, сердце, ты, оказывается, живо!
А с чего он взял, что страсть теперь вечно будет ходить стороной от него? То воздержание и холодность в отношении женщин, навязанные Дивояром — естественно ли? Или он просто изголодался по красивым женщинам? Признаться, те "матрёшки", с которыми ему приходилось иметь дело в этот год, его всегда оставляли равнодушным — неудивительно, что и они им не восхищались.
Ужасно было бы влюбиться в супругу своего короля! Прощай душевное спокойствие, а он-то думал, что достиг вершин бесстрастия, как настоящий дивоярец!
Роскошный бал ещё продолжался, когда молодых торжественно отправили в опочивальню. Лён знал, что ничего между ними не будет — он скорее руку себе отрубит, чем посягнёт на жену короля — ведь Лилиана теперь жена Пафа, то есть короля Алая! Неделю будет продолжаться свадьба, и семь дней он будет ложиться на соседнее ложе — символически изображая короля.
Отгоняя от себя нелепые и стыдные мысли, Лён позволил облачить себя в одеяние для сна — длинную атласную рубашку и расшитый золотом тяжёлый бархатный халат. Волнение и страх. Три дня, всего три дня. Скорее бы уж освободиться от этого поручения и вручить принцессу Пафу. А ему ещё сопровождать её в пути — ещё три дня!
Когда за ним закрылись двери опочивальни и опустились тяжёлые парчовые портьеры, он в первый миг был ослеплён темнотой — лишь ощущался запах растопленного камина, благовоний, горящих свечей. Потом полутьма рассеялась, и глазам предстало видение роскошного королевского ложа, с одного края которого неподвижно лежала одетая в белое принцесса. Посередине кровати отсвечивал огнём свечей длинный наследственный меч Сильванджи — он символически изображал короля.
Лилиана приподняла голову и с любопытством взглянула на Лёна, а затем перевела взгляд на столик с его стороны — там стоял бокал на высокой ножке. Очевидно, он должен принять это питье — таков обычай.
— Спокойной ночи, господин магистр, — сказала она своим ровным глубоким голосом.
— Спокойной ночи, — пробормотал он, испытывая разнеживающее действие прекрасного вина, которое только что выпил — оно оказалось очень кстати.
Второй день прошёл не менее прекрасно — снова торжество, снова танцы. А ночью опять меч между ними. Лён думал, что не сможет спать, но, очевидно, волнение и усталость брали свое — он засыпал без сновидений.
"Опаивают, что ли?" — подумалось ему утром четвертого дня, когда пробуждение далось ему с трудом. Наверно, причиной этому та чаша вина, выпиваемая перед сном — он всё же не привык напиваться на ночь. И вот перед пятой ночью он взял в руки кубок и незаметно опустил в него палец — точно, в вине сонное зелье. Распознавать эти трюки он научился ещё до прихода Дивояра — однажды это спасло его. Было это в одно из погружений Жребия, когда воры-артисты, называющие себя мутузниками, думали подпоить его и ограбить.
Немного задержал бокал в ладонях, Лён прочитал про себя заклинание метаморфозы — чего-чего, а превращать вино в воду у него получалось ещё лучше, чем воду в вино! Уже лёжа на месте и закрыв глаза, он чувствовал, что принцесса смотрит на него. Наверно, ждёт действия напитка, иначе она не сможет спать спокойно. Всё это было довольно глупо — разве он зверь какой-нибудь, чтобы нарушить клятву? И Лён добросовестно засопел носом, чтобы показать, что он заснул.
Некоторое время всё было тихо, а потом раздалось слабое шуршание — как будто принцесса вставала с места. Потом едва слышный звук шагов, лёгкая возня, шелест ткани. Тонкий сквознячок — и всё стихло.
Что это было такое? Лён открыл глаза и осмотрелся. Место на другой половине кровати пустовало — принцесса покинула его. Что за тайны? И вообще, куда она девалась?!
Массивная входная дверь открывалась вовсе не беззвучно — уж это он точно помнил. Да и звук шагов доносился совсем с другой стороны. Не могла она выйти в дверь! Значит, есть какой-то потайной выход. А зачем? От кого прятаться? Ведь считается. Что господин магистр спит. Или всё же не доверяют?
Всю ночь он пролежал без сна, а наутро незаметно для себя впал в дрёму. Когда же проснулся, рядом, на другой половине кровати лежала и спала принцесса. Или притворялась, что спит.
Лён и не обратил бы на это внимания — да мало ли какие предосторожности тут предпринимаются! — но на следующий день он разговорился с магом Лаки Брайком, жаворонарцем.
— Брайк, скажи, — обратился Лён к собрату с той простотой, какая имела место среди равных по рангу дивоярцев, — нельзя ли обойтись без этой чаши перед сном? Неужели мне не верят — думают, я посягну на честь принцессы?
— Что за чаша? — удивился тот.
Так Лён узнал, что подавать чашу вина перед сном жениху не было тут в обычае. Зачем же подавали ему снотворное? Странно как-то.
В этот раз Лён точно так же сделал вид, что пьёт вино, а сам обратил его в воду. Улегшись спать, он вскоре услышал, что принцесса снова встала, накинула на себя верхнюю одежду и обулась. Сквозь ресницы он проследил, куда она направилась — в тёмном алькове была спрятана потайная дверь! Снова слабая струя сквозняка, и принцесса тихо сбежала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});