жидкость уже пузырится белоснежной пеной, переливаясь через горлышко. Бокалов в общаге нет, поэтому разливаю игристый напиток в подставленные чашки, не забывая немного плеснуть и себе.
Поднимаюсь. Девушки замолкают и заинтересованно смотрят на меня.
— Девчонки, я желаю поднять эту кружку за очаровательную хозяйку и ее не менее прелестных подружек. Наш мир не может существовать без ласкового солнца, прохладной воды, голубого неба. Так и любой мужчина не может представить свою жизнь без привлекательных, обаятельных и нежных женщин. Девушки, вы подобны ярким звездам, указывающим нам путь сквозь ночную мглу. Именно вам посвящали свои шедевры томящиеся от любви великие поэты. За прекрасных дам рыцари шли на смерть, презрев страх и боль. Вы служите источником вдохновения для великолепных книг, поэм и музыкальных произведений. Хочу выпить за девушек, присутствующих здесь, и пожелать им надолго оставаться такими же свежими и красивыми, как эти нежные лепестки роз, — указываю на принесенный букет, поставленный заботливой хозяйкой в банку с водой на подоконнике, — чистыми и свежими, как родниковая вода, струящаяся с горных вершин, а также сладкими и игривыми, как это отличное шампанское в наших кружках. За вас, девчонки, — вы наполняете нашу жизнь смыслом и украшаете яркими красками этот мир!
Поднимаю кружку, оглядывая сидящих вокруг девиц.
Студентки смущенно опускают глазки и тихонько хихикают, посматривая друг на друга. Покрасневшая Света уставилась в тарелку, стараясь не встречаться со мной взглядом. Только рыжая, иронично изогнув бровку, рассматривает меня с плохо скрываемым интересом.
Чокаюсь кружками с девушками и залпом выпиваю шампанское.
Застолье продолжается. Сижу между Светой и Аленой, задумчиво ковыряю вилкой кусок мяса, периодически прислушиваясь к щебетанию студенток. Девчонки обсуждают подружек, своих преподавателей, делятся своими жизненными планами.
— А ты чего замолк? — толкает меня локтем рыжая. — Может, что-то нам расскажешь? Хотя бы анекдот какой-то?
— Анекдот? — отрываюсь от своих мыслей. — Да запросто.
Шум за столом замолкает. Студентки замирают в предвкушении.
— Разговаривает учительница с учеником. Вовочка, у тебя хорошее сочинение получилось. Но вот скажи, ты в нем написал, что тебе нравится мальчик из нашего класса, и вы с ним целовались за школой. Это правда? И тут Вовочка осознал, как опасно списывать у Верочки.
Света и Алена заливисто хохочут. Маша тихонько хихикает. Рая падает на кровать, закатываясь от смеха.
Воодушевленный реакцией девушек, продолжаю:
— Преподаватель разговаривает со студентом, — старательно копирую старческий голос: — Ну что, милейший, если сможете меня удивить, поставлю вам зачет. — Я знаю, как вас удивляют студентки. — Удивительно, давайте вашу зачетку!
Новый взрыв смеха. Все-таки как неискушенны и нетребовательны к юмору были советские люди. В 90-е годы эти анекдоты вызвали бы у большинства людей максимум улыбку. А здесь такая бурная реакция.
Девчонки пьют наливку, весело болтают, обсуждая какую-то Кристину со второго курса, преподавателей, наглых парней из другого блока общежития, а я рассматриваю комнату. Неожиданно мой взгляд цепляется за знакомые округлые формы под покрывалом наверху шкафа.
— Свет, а что это у вас на шкафу лежит? — спрашиваю у шатенки.
Девушка следует глазами за моим взглядом.
— А, это гитара. Санька на прошлой неделе к Алене приходил, на следующий день к старикам своим смотался, а инструмент здесь забыл.
— Можно взять?
— А ты умеешь играть? — вступает в разговор рыжая.
— Да, — лаконично отвечаю ей.
— Тогда бери, конечно. Думаю, Сашка не обидится, — великодушно разрешает Алена.
Я встаю, откидываю старое одеяло, закрывающее инструмент, и сажусь, уже с гитарой на руках.
Мои пальцы перебирают струны. Комнату заполняют тихие мелодичные звуки. Девушки за столом замолкают, прислушиваясь. Подкручиваю пару рычажков, настраивая инструмент.
— Леша нам сейчас что-нибудь сыграет и споет, — заявляет Алена. — Правда, Леша?
— Правда, — улыбаюсь рыжей и поворачиваюсь к шатенке.
— Свет, какую песню ты хочешь услышать? Веселую, нежную, грустную?
— Сможешь исполнить что-то красивое и романтичное? Такое, чтобы за душу брало? — спрашивает у меня Светлана.
— Без проблем.
Мои пальцы бегают по струнам. Пронзительная, щемящая мелодия разрезает тишину. Начинаю, тихо, но постепенно голос набирает силу.
О, поговори хоть ты со мной, Подруга семиструнная! Душа полна такой тоской, А ночь такая лунная!
Звонко плачет гитара, звенят в тишине упоительные аккорды, наполняющие душу светлой трагической грустью. Девчонки притихли и жадно ловят каждое слово романса.
Вон там звезда одна горит Так ярко и мучительно, Лучами сердце шевелит, Дразня его язвительно.
Каждой клеточкой души ощущаю невероятную тоску поэта, сопереживая ему. И поэтому мой голос звучит проникновенно и чувственно, заставляя слушательниц замереть.
Песня заканчивается. Наступившая тишина оглушает, наваливаясь на плечи неподъемным грузом. Впечатленные студентки потрясенно молчат.
— Очень красиво, — тихо произносит Света, нарушая молчание. — Спасибо.
— Я старался, — улыбаюсь уголками губ и смотрю на девушку, — можешь считать это серенадой, спетой под твоим окном.
Шатенка краснеет и смущенно отводит взгляд.
— А кто написал? Пушкин? — неуверенно спрашивает Алена.
— Нет, конечно. Автор стихов — Аполлон Григорьев. Был такой театральный и литературный критик, а по совместительству прекрасный поэт. Человек трагической, непростой судьбы. Жил в девятнадцатом веке и умер в 42 года. Спился после развода с любимой. У него много хороших стихов, а некоторые, я считаю, даже не уступают произведениям Александра Сергеевича.
— Печально, — вздыхает рыжая, — может, почитаешь нам еще что-то из его стихотворений?
— Запросто, — откладываю гитару и встаю, картинно расправляя плечи, засовывая одну руку в воображаемый отворот пиджака, а вторую в красивом жесте выбрасывая вперед.
Моя дурашливая поза вызывает улыбки у студенток.
Я вас люблю… что делать — виноват! Я в тридцать лет так глупо сердцем молод, Что каждый ваш случайный, беглый взгляд